Сиделка (СИ) - Ши Катерина - Страница 3

Папа Миланы ничего не ответил, лишь еще раз посмотрел на меня своими темными бездонными глазами и попросил всех выйти из палаты.

Попрощавшись с девочкой, я выскользнула первой, стараясь как можно быстрее пройти мимо неприятного человека, который своей аурой и силой подавлял и заставлял неосознанно трястись.

Только в коридоре, когда за спиной закрылась дверь, Федор Михайлович улыбнулся, да так открыто и радостно, что в уголках глаз собрались лучики морщин.

— Вот теперь дело пойдет! — потер руки между собой и, насвистывая тихую и незамысловатую мелодию, двинулся по одному ему известному пути. Я же, не придумала ничего лучше, чем пойти в свой маленький, но очень уютный кабинет, думая о том, что такие встречи просто так не происходят, за ними обязательно последует череда событий, как приятных, так и не очень.

Пока я оставалась на неполной ставке, мой рабочий день значительно отличался от других, в день я принимала всего несколько пациентов. Сегодня их как раз было мало, так что успела заполнить журнал и даже несколько раз заглянуть к Милане, которая не только успела покушать, но даже перестала хмурить свои маленькие бровки и смешной носик. Девочка больше не выглядела опечаленной или злой, больше воодушевленной, той, что что-то для себя решила. Уж не знаю, о чем с ней успел поговорить папа, но, как стало известно, истерики довольно быстро сошли на нет.

Вообще Милана была довольно бойкой девочкой. Я таких детей еще никогда не видела, слишком самостоятельных, что ли? Не могу точно сказать, но Мила не боялась оставаться одна в незнакомом месте, свободно общалась с медперсоналом. Или же это от того, что у нее просто нет выхода? Судить тяжело, так как в подобных ситуациях никогда не была.

Кстати, после того, как нас с врачом выгнали из палаты, отец и десяти минут не продержался у кровати дочери. Таким же широким и уверенным шагом покинул здание, быстро добрался к припаркованной во дворе машине и опять стал ходить взад вперед, разговаривая по телефону.

Я за ним наблюдала, стоя за прикрытыми жалюзями, и думала о том, что такому властному человеку нужно воспитывать сына, а не кроху дочку. Хотя, мальчик бы точно так же оставался без внимания отца. Слишком занятой и холодный, детям нужно общение и объятья, нужны посиделки, чтение книг на ночь или хотя бы совместные прогулки, какие-то ритуалы, которые покажут, что они нужны своей семье.

А Дамир Игнатьевич явно далек от всего этого, ему бы командовать, угрожать, держать в узде несколько организаций, которые под его началом обязательно поднимутся выше головы, но заниматься воспитанием ребенком ему явно не стоит.

Мужчина, что расхаживал вдоль своей огромной черной машины, резко остановился и безошибочно нашел взглядом окно моего кабинета. От неожиданности даже отпрянула назад, хотя точно знала, меня заметить было невозможно! Но, когда все же, осмелилась вновь сделать шаг к стеклу, то, ни машины, ни папы Миланы уже не было.

Но тот строгий взгляд еще долго меня преследовал. Казалось, что мужчина за мной наблюдал из-за каждого угла. Куда бы ни пошла, везде он, везде его надменное и недовольное лицо, обещающее все кары небесные.

До конца смены было еще долго, а меня уже отправили домой отдыхать, так как никакой работы на сегодняшний день не предвидится. Странные люди, в другом бы месте меня заставили сидеть до победного конца, а здесь понимают, что это пустая трата времени…. Но, как тут уйдешь? Я еще раз зашла к девочке, потому что знала, что в палате она осталась одна. Няня или сиделка, которая с самого утра с ней возилась, отказалась работать и уже после обеда со спокойной совестью покинула ребенка. Этой информацией как всегда ненавязчиво со мной поделился Федор Михайлович, а я весь день потом переживала и думала, как так девочка, не нужна ли ей помощь? На свой страх и риск решила взять на себя некоторую ответственность по уходу за малышкой. Так мы вместе и в туалет сходили, и поужинали. Конечно, приходилось Милану таскать на руках, пересаживать в кресло, а еще, набравшись наглости, я таки помассировала ей спину, совсем немного, лишь показывая, что хочу помочь. Но девочка была не против, иногда даже, как котенок, подставляла голову, напрашиваясь на ласку.

Сейчас же, когда до отбоя было много времени, а к пациентам приходили посетители, Мила со скучающим видом смотрела в окно, но, заприметив меня, улыбнулась.

— Пойдем гулять во двор? — неожиданно сама для себя предложила.

А что? Дома меня никто не ждет, торопиться туда не нужно. Да и не хочется в те стены возвращаться. С каждым днем моего одиночества они давили все сильнее и сильнее. Все чаще бессонные ночи проводила на балконе, просто сидя и смотря в одну точку.

— А можно? — девчонка удивленно распахнула свои глазки и открыла ротик.

— Даже нужно, — ответила и догадалась, — ты еще ни разу не выходила гулять?

Милана отрицательно помотала головой, прижимая к себе зайца с длинными ушами и лапками. А я поняла, насколько ей плохо, ведь даже когда с ней кто-то был, она чувствовала себя не нужной. Да, женщины и девушки выполняли свою работу, но человеческого тепла от них не шло, просто роботы, с записанной программой в голове, не более.

Ох, я понимала, что без разрешения отца девочки заниматься самоуправством тоже нельзя, но не оставлять же ее одну, на и как-то забирать свои слова обратно тоже не по-человечески. Предупредив девочек, дежуривших сегодня на этаже, что мы с Миланой уйдем гулять на чуть-чуть, я быстро вернулась в палату, чтобы открыть окно и проветрить комнату в наше отсутствие.

Осенние дни радовали солнцем и теплой погодой. И хоть ночами было прохладно, к вечеру воздух замечательно прогревался. Значит, можно ножки Миланы просто накрыть пледом, а на тело надеть кофту, все равно мы недолго будем. Буквально полчаса, может чуть меньше, но и это пойдет ей на пользу.

Подхватив девочку на руки и усадив в кресло, я невольно улыбнулась, когда она обхватила меня одной рукой, словно боясь свалиться. Сразу помогла облачиться в кофту, застегнув ту на все пуговицы, накрыла ножки пледом, как и думала до этого. И мы неспешно покинули палату.

Смотрели на нас, строго, некоторые даже осуждающе, но персонал молчал, а вот Федор Михайлович, которого заприметила в самом конце коридора, лишь одобряюще кивнул. Так мы с Миланой, разговаривая об осени, добрались до лифта и совсем скоро спустились на первый этаж. Аккуратно, чтобы не трясти ребенка, выкатила коляску на крыльцо и спустила с пандуса.

— Ух, ты! — восторженно сказала девочка, когда мы доехали до лавочки недалеко от входа и устроились под ярко-желтым кленом, — как красиво!

Я, недолго думая, собрала самый красивые листочки в букет и передала их девочке. Милана сразу же стала рассказывать, как она любила гулять по осеннему лесу, когда стояла солнечная погода, ведь в эти дни она была с папой и Лордом, их огромным псом, который защищал девочку с самого рождения и всегда везде сопровождал.

Я в этот момент распустила два косых хвостика, которые делались криворуким человеком и медленно, наслаждаясь каждой секундой, перебирала тонкие рыжие пряди волос, заплетая их в косы. Так, совсем скоро первая худенькая косичка с колечком на конце была готова. Я успела приступить к оставшимся волосикам, как перед нами, словно из-под земли, вырос папа Миланы. Девочка счастливо улыбнулась, во все глаза, смотря на отца, который приехал на этот раз с коробкой конфет.

Да, чтобы я ни говорила, он свою красавицу любит. Вон, какими глазами смотрит, словно ничего дороже вокруг него и нет, как на сокровище, как на редкий цветок небывалой красоты. На меня так отец никогда не смотрел. Да какой отец — отчим, как оказалось со временем, человек, который разрушил мою жизнь, поделив ее на две, совершенно не похожих друг на друга части, и вторая, в которой я сейчас нахожусь, наполнена страхами, горечью и отчаянием.

Пока я думала о своем, смотрела исключительно на макушку Миланы и сама, как кукла, перебирала пальцами, завершая прическу. Почему-то резинка, которую держала, никак не хотела красиво надеваться, то ли из-за того, что тряслись руки, то ли по какой-то другой причине. Но когда широкая ладонь накрыла мою кисть, дернулась всем телом и затравленно уставилась на мужчину, который медленно, не сводя с меня пристального взгляда, разжал свои пальцы и миролюбиво поднял руку вверх.