Моя лучшая роль (СИ) - Ли Стеффи - Страница 53

Надо думать, о еде, убеждаю себя на кухне и открываю пакеты. Лизи права, нам троим этого хватит сполна. И не только на завтрак. Круасаны, различная выпечка с кремом, печенья, сэндвичи, слойки, пончики, капкейки… Не знаю, чем он руководствовался при выборе…

— Думаю, он решил скупить пару магазинов. — читает мои мысли подруга, практически проталкивая своего брата на кухню. — Если бы не эти его остановки у нескольких кондитерских, мы бы раньше к тебе приехали.

— Элизабет! — желваки на скулах Райана идут в пляс.

— И главное не дал мне ничего попробовать, представляешь? — они усаживаются за столом, и девушка с аппетитом тянется к малиновой слойке.

Телефон Райана звонит, и он выходит из кухни обратно в комнату. Проводив его взглядом, подруга поворачивается ко мне:

— Ты же не против, если я у тебя останусь?

— Конечно, нет! Я же сама тебе предлагала остаться, если приедешь.

— Помню, поэтому и уговорила его везти меня сразу к тебе. А-то он собирался отвезти меня к себе, а потом к тебе заехать, представляешь? — она с аппетитом жует и смотрит на меня любопытными глазами, словно пытается понять начинку. Молчание быстро перестает быть ей интересным, и она тише добавляет. — И часто он к тебе по утрам заезжает с провизией?

— Да это первый раз! — возмущенно отвечаю, поперхнувшись чаем.

— Ах это ваш первый раз! ах вот почему ты в полотенце вышла…

— Лизи!

— Девушки, — в дверях появляется Райан. — Мне нужно будет уехать, извините не смогу остаться.

— Нам больше достанется. — пожимает плечами его сестра.

Когда дверь за ним закрывается, подруга радостно восклицает:

— Ура, он перестал быть Волан-де-Мортом!

— Что? — кусаю круассан. Вкус, конечно, не сравнится с теми, которые делают во Франции, но тоже неплохо.

— Райан был тем, о ком нельзя говорить. А сейчас можно! Ой, даже не отрицай, по глазам все вижу! И ты мне все расскажешь, — азартно блеснув глазами произносит подруга. — Иначе я отберу у тебя всю эту еду. — бессердечно грозится она.

Райан

— Вот дерьмо. — произнёс Сэм Тойлон, когда мы первый раз столкнулись с ним на съёмочной площадке, нервно обвел глазами павильон и только убедившись в отсутствии своей подопечной в зоне видимости, протянул мне руку для приветствия.

— Тоже рад видеть. — усмехнулся я в ответ. Мне уже давно нечего было терять, а вот он боялся, и страх отчетливо читался в его глазах. Значит, правильно думал, агент ничего не рассказал ей о наших встречах. И почему это расстраивает, разве не я его об этом просил? Я.

— Пошёл в жопу! — а это его первая фраза при нашем знакомстве в Париже. — Я тебя к своей девочке и близко не подпущу! — напоминая разъярённого медведя, защищающего своего детеныша, грозно говорил мне здоровяк. — А попробуешь выкинуть чего, натравлю на тебя лягушачью полицию, сказав что к моей широкой заднице пытался лезть!

— Но я…

— Вали я сказал! Она тебя не желает видеть, понял?

В первый мой приезд город любви встретил меня серостью и дождем. Холодом, умножающим одиночество. Не понимаю тех, кто обожает его. Я точно не в их числе. Для меня Париж стал главным разлучником, забравшим и спрятавшим от меня русалочку.

Подобраться к актеру во время плотного графика съёмок сложно, а при наличии такого опекуна, как Тойлон, коршуном охраняющего своих подопечных…

— Почти невозможно. — вынесла вердикт Хелен, сделав большой глоток вина за столиком нового модного ресторана Sunset, куда ей удалось затащить меня руганью и старыми клятвами. — Если только ты его там не пристрелишь, а я надеюсь, мой мальчик, ты влюблён, но не настолько не в себе.

— Не настолько. — подавленно подтвердил я.

— Очаруй его. Твоей харизме поддаются все, независимо от пола и возраста. — она кинула многозначительный взгляд на соседний столик и ехидно добавила. — Вон та женщина за соседними стоиком, кажется, забыла, что пришла с мужем и ребенком и все время смотрит на тебя, как на луч надежды.

Аура недружелюбного города-разлучника очевидно сбоила мою харизму, открывая Тойлону истинную паршивую натуру Райана Лива, отчего первые два раза моего приезда я был словесно отправлен им в самые сказочные направления.

На третий раз погода смилостивилась, подарив лучи не теплого, но все же солнца. Перестала неисправно засорять эфир, и какая-то искра, в которую я уже сам перестал верить, видя в зеркале лишь убогое подобие себя, попала на старика, разжалобив его послать меня в новое путешествие только после короткой встречи в кафе.

Интерес к моей пламенной речи был демонстративно изображен сразу и бесцеремонно. Стоило нам сесть за столиком небольшого кафе и мне открыть рот, как Тойлон в свою очередь достал книгу, которую всю дорогу нёс подмышкой, раскрыл ее и, сосредоточенно сдвинув брови, начал читать. Это был «Источник» Айн Рэнд. Увесистый, толстый, потёртый. Уставившись на каменного человека, изображённого на красной обложке, я закрыл рот обратно и выжидательно замолчал. Через минуту Сэм недовольно буркнул:

— Ты молчать пришёл? Клялся же, что нам надо встретиться? Или поесть за мой счёт захотел? Времени у меня мало, если это все, я тогда пойду. — досадливо перелистнул страницу.

И тогда я начал говорить. Совершенно не то, что собирался. Не то, что готовился сказать все те часы, что летел сюда, прорабатывая интонацию каждого слова.

Заготовленный сценарий слетел с меня пожухшей листовой, давая выход откровенной и чистосердечной исповеди. Нельзя было юлить или выкручиваться — я это понимал, поэтому рассказал все, как есть. Только вместо священника передо мной сидел Сэм Тойлон, уткнувшись в Источник. Говорил я дольше десяти минут, которые он щедро выделил. Но мужчина ни разу не стал меня останавливать, добавляя меткие тихие ругательства в некоторые части истории. Когда последнее слово вылетело из меня, я замолчал и почувствовал себя полностью опустошенным.

Он не простил мои грехи, только небрежно подтолкнул стакан с водой и кинул:

— Пей.

Повинуясь, взял стакан и выпил всё до капли. И тогда он, наконец, закрыл свою книгу и хмуро посмотрел на меня:

— Ты редкостный кретин, раз не поверил Бэмби. Но я такой же идиот, когда ревную. Поэтому поступим так…

Как я понял, русалочка превосходно вжилась в роль своего персонажа, и Сэм боялся, как бы наша встреча не помешала игре его подопечной. Первая роль, к тому же главная, требует определённой концентрации. А наводить в девушке смуту из-за оказавшегося придурком бойфренда, агент не хотел. Но через три месяца все самые напряженные моменты будут отсняты, и он не видит причин снова гнать меня в шею, обещая организовать встречу.

Возможно мое согласие показывало новые грани идиотизма, но на тот момент я считал, что поступаю правильно. Не эгоистично. Не отвлекаю ее от съёмок. А для себя договорился приезжать раз в месяц и наблюдать за ней со стороны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мы не виделись уже три месяца, и оставшиеся три шли долго. Но не мучительно. Ведь я грел себя мыслью о встрече. Столько слов копилось в голове. Написать или позвонить, сказав простое — извини означало бы многоуровневую и трусливую Хрень. Высказал женщине тонну необоснованного дерьма, будь добр, подтяни яйца и явись лично. Конечно словами нельзя ничего исправить, но я готов был сделать все, чего она захочет.

За пару дней до моего прилета, Тойлон обещал лично организовать нашу с русалочкой встречу. Но по итогу его планы изменились, и он укатил куда-то на виллу режиссера, оставив мне координаты бара, в котором вечером будет праздновать остальная съемочная группа. Найти место не составило труда. Признаться, я был рад, что старика не будет рядом и ждал, прислонившись к стене соседнего здания, откуда открывался обзор на черный вход. Что-то подсказывало мне, она выйдет оттуда.