Остров сокровищ (СИ) - "zlyuka" - Страница 44

— Где он сейчас? — моментально собравшись, напряглась она.

Джинни поджала губы, явно не желая отвечать.

— Говорю тебе, не волнуйся об этом. Он больше…

— Что с ним, Джинни?! — резче, чем хотела, прервала ту будущая невестка.

— Его тоже расщепило, но не так сильно, как тебя. На днях его выписали. Говорю тебе, этот костлявый фестрал живучей, чем Самзнаешькто.

— Перестань, Джин, — поморщилась Гермиона. Слушать обычные обидные замечания о бывшем профессоре теперь оказалось крайне неприятно.

«Выписали. Это хорошо. Значит, жив и относительно здоров».

Размышления подруги снова прервала Уизли:

— Герм, ты не переживай, он здесь не появится. Этот гад больше пальцем тебя не тронет. Он теперь из Азкабана вообще никогда свой длинный нос не высунет!

«Аз-ка-бан…

Аз-ка-бан…

Аз-ка-бан…»

Название самой ужасной магической тюрьмы набатом стучало в висках школьной умницы.

«Северус знал, что так и будет.

Он еще на острове рассказал ей весь «сценарий», в случае их совместного возвращения.

…Азкабан…

На него теперь всех собак спустят. Повесят все глухари, которые только смогут правдоподобно приплести».

Обхватив голову руками, Гермиона болезненно скрючилась, едва держась, чтобы не закричать в голос и не выдрать пару торчащих во все стороны кудрей из собственной шевелюры.

«Идиотка!

Что же ты натворила?!

Обрекла этого искалеченного во всех отношениях человека на новые мучения и издевательства.

Он знал, понимал и сделал выбор. Он хотел остаться там, чтобы всё закончилось, и больше не было больно…

А ты, тупая гриффиндорская выскочка, свалилась ему на голову даже там, на необитаемом острове! Ему снова пришлось защищать, спасать и подставляться под опасности. Из-за тебя он пошёл к тому проклятому стержню, выжигающему его самого изнутри. Ему было до смерти больно! Но он всё равно сделал это — он тебя спас.

А ты всё это время думала только о себе и своих розовых соплях!

Притащила его с собой.

Собственноручно подписала… нет, даже не смертный приговор, а продление предсмертной агонии на неопределённый срок».

В памяти чётко всплыл момент, когда Снейп, с силой крутанувшись, метнул её в магический поток, который должен был вернуть глупую девчонку домой. И то, как она сама крепко вцепилась пальцами в раскалившийся антимагический браслет, а отросшие ногти безжалостно впились в обожженную кожу его запястья. Она потащила его за собой…

Всё, что она смогла сделать сейчас, это отчаянно заскулить.

Всё рыжее семейство встретило её после выписки с распростёртыми объятиями. Все они радовались её возвращению так, будто она действительно была для них самой родной. Обнимались, смеялись и плакали все, даже мистер Уизли и мальчишки. Возвращение вновь обретённой «дочери» в Нору не обсуждалось изначально, и Гермиона как-то незаметно для себя самой опять поселилась в этом радушном доме. Миссис Уизли кудахтала вокруг неё едва ли не каждую минуту, как только та попадала в поле зрения своей «второй матери». Молли то и дело старалась «девочку» подкормить, обогреть и пожалеть. Временами это безумно напрягало, но решиться пресечь болезненную заботу у Гермионы не поворачивался язык. Она, как, впрочем, и все обитатели дома небеспочвенно предполагала, что подобное поведение мамы Молли обусловлено психологической травмой, полученной ею, после гибели Фреда. Сына уже не вернуть, и бедная женщина направила весь свой страдающий материнский инстинкт на так внезапно воскресшую «дочу».

Впрочем, жизнь так или иначе налаживалась и постепенно возвращалась в привычное русло, если бы не одно и очень важное «но» — сердце Гермионы томилось всё это время в холодных стенах Азкабана рядом с тем, кто стал ей так дорог, и кому она никак не могла помочь.

В одну из очередных длинных и бессонных ночей девушка для себя приняла ставшее очевидным решение — она просто не имеет морального права дальше вот так жестоко обманывать Рона. Он был замечательным парнем и чудесным другом, но с некоторых пор представить его рядом с собой в качестве мужа не удавалось никаким образом. Удивительно, но разговор с несостоявшимся женихом случился как-то вечером сам собой и был не так сложен и болезненен, как она опасалась. Парень, некрасиво краснея и, кажется, чувствуя жуткую вину, опередил подругу и первый признался в том, что пока искал её, наконец, осознал, что его любовь к ней — это любовь брата к сестре. И, надо сказать, даже немного обиделся, когда обнаружил, что отвергнутая невеста его откровению больше обрадовалась, нежели опечалилась.

Вот так.

И пусть.

Прекрасно… Хотя Гермиона и отметила для себя привычную «тактичность» Рональда, ведь если бы она сама действительно ещё любила его и нуждалась после всего случившегося в поддержке любимого человека… Впрочем, ей подобные условности казались теперь удивительно неважными, а парень, кажется, даже этого не понял.

«Эх, Рон…»

Более важным оставался тот факт, что другом и братом он по-прежнему оставался замечательным, а большего Гермионе сейчас и не требовалось.

====== Часть 26 ======

Четыре месяца спустя.

Холодный воздух резко ударил в лицо. По коже пробежал табун неприятных мурашек. Гермиона поёжилась, и на негнущихся ногах двинулась прочь от министерства и от зала суда. Мир вокруг будто скукожился, обволакивая её противным коконом, сквозь который даже звуки долетали издалека и через раз. Совершенно опустошённая, она шла вперёд, не в силах даже заплакать.

«Всё кончено»

Долгие четыре месяца изматывающих разбирательств, судебных заседаний, унизительных допросов и публичной травли для Северуса, в конечном счёте, закончились вполне ожидаемым приговором «Поцелуй дементора». А вечная школьная умница и всезнайка в реальной жизни оказалась не в состоянии ни понять, почему всё это происходит, ни сделать что-либо, чтобы это изменить. Как Снейп сам и предрекал, судьи вменили ему в вину всё, что последние пять лет пылилось на полках в аврорате с пометкой «не раскрыто». Естественно, крушение корабля, покушение на жизни дипломатов, министров и международных отношений в целом тоже легли в копилку прегрешений осужденного. Ах да, и конечно похищение сотрудника министерства… Гермиона хваталась за голову, со слезами и пеной у рта доказывая, что никаких «аморальных действий, посягающих на её честь и здоровье» подсудимый не предпринимал. Носясь, как заведённая, и обращаясь за помощью ко всем, к кому только сумела пробиться, она таки докопалась, что их корабль действительно потерпел крушение не случайно. Проклятая политика и делёжка денег! А все шишки списали на так удачно подвернувшегося «бывшего Пожирателя Смерти».

Казалось бы, вот оно решение! Однако доказать что-либо не представлялось возможным, слишком большие деньги крутились в этом деле. Одни пузатые лжецы ничего не желали говорить, другие такие же ничего не желали слушать. Впрочем, все судебное разбирательство было лишь сущей формальностью, потому как исход этого фарса был предрешён ещё задолго до его начала. Публика ликовала: «Наконец-то справедливость восторжествовала, и кара таки настигла самого опасного Пожирателя, исхитрившегося ранее улизнуть от заслуженного наказания!». А сам Пожиратель, тем временем, уже даже не пытался защищаться. И это было самым ужасным! Гермиона просто не могла без слез смотреть на этого сильного человека в кресле для подсудимых, закованного в цепи и безучастно глядящего перед собой. Они доламали его… Он не сказал ни слова в свою защиту: «Зачем? Это же пустое сотрясание воздуха». Впрочем, спину он так же по-прежнему держал ровной. И завтра на казнь, без сомнения, отправится с привычно поднятым подбородком…

Морщась от обжигающих слёз, девушка с силой зажала уши, но этот ужасный приговор всё равно то и дело звенел в пульсирующем болью мозгу. В ушах раз за разом гремел резкий звук последнего удара судейского молотка… Приговор… Радость толпы… И бледное безучастное лицо… Мир будто скрутился вокруг неё затягивающей в пустоту воронкой. Гермиона словно выпала за кадр какого-то нелепого колдофото: вокруг привычно суетились люди, кто-то о чем-то говорил, другие весело хохотали, на улице шел дождь, мимо торопились прохожие, а она просто шла вперёд, вдруг в полной мере ощутив себя такой же инородной и неподходящей, каким все и всегда видели его, Северуса Снейпа.