Упал. Очнулся. Папа! (СИ) - Логвин Янина - Страница 16

— Так я же это наоборот говорю, Дарья! Не чтобы обидеть! Не мешало бы Воронову перышки-то и пообщипать! Так что забирайте и перевоспитывайте! А мы с напарником дальше расследование продолжим. Постараемся обезвредить преступников! А телефончик мой все-таки запишите, на всякий случай. Но только на самый крайний! А то у меня служба, сами понимаете…

— Да. Понимаю… Стойте! — остановила я Лешенко, когда он уже повернул к лестнице. — Мы не подумали! У меня же нет никаких мужских вещей — совсем! Андрей Игоревич нас сразу раскусит! Знали бы вы, какой он внимательный… Педант до зубовного скрежета!

Сержант задумался и всерьез покусал губы. Почесал лоб под фуражкой.

— Хм… а вот это проблема, — согласился.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Так я и говорю — еще какая!

— Ладно, мы сейчас с напарником попробуем к Андрею в гостиничный номер попасть… Инкогнито! — предупредил он мой вопрос. — Никто не узнает, не беспокойтесь! А вы идите и говорите с детьми! Я завтра буду!

Ну, я и пошла. И поговорила. Даже Сонечку в заговор вовлекла. Думала, дети удивятся и не поймут, а они, как только про злодеев и шпионов услышали, так и закивали головками все, как один: сделаем, мам, не переживай! Ни за что не признаемся! Никому! Честное-пречестное!

А на следующий день поздно ночью Лешенко вернулся и принес сумку вещей — весьма приличную. Поставил баул передо мной на пол и развел руками.

— Вот, все, что есть! Только самое необходимое. Уж извините, Дарья, костюмы брать не стал — не унести. Хватит с него и того, что был на нем. А машину я пока спрячу подальше от людских глаз. Ну, бывайте! Ни пуха вам, ни пера! — пожелал и ушел. Только сверкнул желтый глаз из-за угла, да черный хвост мелькнул следом за сержантом на лестнице.

Или вновь показалось?»

На самом деле не так уж и важно, потому что сейчас я сидела на кухне с лучшими подругами и обдумывала, как быть дальше. И если и мог кто-то меня понять, то это они.

Своих девчонок я знала давно. С Тамаркой мы учились в одном классе и дружили сколько себя помню. И с мужем ее, когда-то старшеклассником Костей Мелешко, игравшим в школьной рок-группе на гитаре, была знакома с незапамятных времен. После того, как умерла Оля, и мы со Стёпкой вернулась к матери в поселок, именно Тамарка снова вытащила нас всех в город. А потом и в новый дом вместе с друзьями въехали — в один подъезд, но на разные этажи.

А вот с Лизой Синичкиной мы познакомились и подружились уже позже, в университете, где ее папа, грозный и бородатый профессор Андрон Георгиевич, преподавал философию. И я до сих пор удивляюсь тому, как легко нас притянуло друг к другу, потому что с людьми Лиза сходилась сложно. Не потому, что вредная, а скорее наоборот — потому что оказалась такой пугливой Ромашкой, что всякий раз, когда к ней обращались — смущалась и заикалась. А когда к красивой девчонке подкатывали парни, чуть ли не в обморок падала от страха.

Были мои подруги такие же разные, как соль и сахар. И если темноволосая, бойкая Тамарка всегда была невысокой и полненькой, а сейчас, в положении, и вовсе стала кругленькой пышкой с острым языком и пухлыми щечками (как и ее Костик, хоть и без положения), то Лиза оставалась хрупкой, как тростинка, высокой голубоглазой блондинкой. Натуральной и, что немаловажно, очень красивой.

Сначала ревнивая и уже успевшая выскочить замуж за Костика Тамарка косо смотрела на Лизку (когда та оказалась у меня свидетельницей на свадьбе), а потом поняла, что Синичкина сама ее боится, и оттаяла. А после и вовсе полюбила, потому что была Лиза девушкой очень доброй, чувствительной и щедрой. И в свои неполные двадцать семь все еще оставалась девственницей, что нас с подругой очень огорчало, а Синичкина только плечами пожимала.

«Ей бы хорошего парня найти, смелого и наглого, чтобы взял в охапку, в юрту утащил и сделал своей! — вздыхала Томка. — Только где сейчас нормального мужика-то найти, да еще и с приличной юртой? Эх, завянет наша Ромашка без любви, а сама на отношения так никогда и не решится!»

Так что при всей своей модельной внешности и обеспеченных родителях работала Лиза Синичкина в детском саду бухгалтером, иногда вела уроки рисования, и само собой обожала детей.



А я в свою очередь обожала своих подруг. Вот и сейчас, когда они по первому зову пришли меня морально поддержать, посмотрела на них и вздохнула:

— Девочки, не ссорьтесь! Лучше помогите не умереть от страха! Ну, как я за Вороновым в больницу пойду? Что скажу? Он знаете, какой вредный, когда злой? Вышвырнет вон и не постесняется!.. Эх, и почему я не уволилась сразу? — посетовала. — Скольких проблем удалось бы избежать!

— Ну, не знаю, — не согласилась со мной Лиза. — Может, и удалось бы. Но, Даш, неужели было бы лучше, если бы его… убили? — распахнула глаза Синичкина, и я даже вздрогнула от такого предположения.

— Типун тебе на язык! Конечно, нет!

— А если нет, Петушок, то одевайся и пошли! — решительно встала из-за стола Тамарка. — Подумаешь, заносчивый сноб. Ничего, справимся!

Идти в больницу за Вороновым решили все вместе, благо Лиза недавно с третьего раза сдала вождение, получила права и вот уже целую неделю самостоятельно водила подаренную ей родителями машину. Как она ее водила — вопрос второй, но опоздать к «ненаглядному шефу» я точно не боялась и черепашью езду подруги восприняла нормально. Заодно и поболтали с девчонками по дороге о разном, так что к больнице подъехали бодро.

Но уже на стоянке Синичкина сдулась и нырнула обратно за руль.

— Девочки, вы идите, я вас лучше тут подожду. Знаю я себя, только все испорчу. Я эти больницы ужас до чего не люблю!

— А кто же их любит? — фыркнула Томка, выбираясь из небольшой «Лады» — сначала ноги, потом живот, а потом уже и сама, как пробка из бутылки вылезла. Пока попу в полушубке от сидения оторвала, чуть шапку не потеряла. — Лучше скажи, что парней боишься!

— Я не боюсь, Томочка, просто не знаю этого Воронова. А вдруг он меня о чем-нибудь спросит? О прошлом, например? Что я ему скажу? Нет, девочки, не хочу вас подвести.

Здесь подруга была права. Мужчины всегда Синичкину замечали первой и при ее появлении распускали хвосты, чем вгоняли последнюю в транс. Если Воронов к ней пристанет с вопросами и вниманием — считай, пропала тайная операция. Изображать ревнивую жену я точно не смогу, а нам еще назад возвращаться.

Как поведет себя шеф с моими подругами, предположить было трудно, но то, что он умеет себя вести с женщинами (когда хочет) — знала не понаслышке. Сама видела его шашни с Пригожевой.

— Хорошо, Лиза, жди тут. Мы постараемся быстро! — кивнула девушке, подхватывая сумочку.

— Ты главное, Лизок, когда мы нашего касатика приведем и в машину посадим, — захлопнула дверь «Лады» Мелешко, — сразу же газуй с места! Чтобы не сбежал! А дома нам Костик поможет, я его уже предупредила. Не переживай, Дашка, — обратилась уже ко мне, цепляясь за мой локоть и заговорщицки улыбаясь, — сделаем все в лучшем виде!

Но я переживала, еще как! Переглянувшись с Тамаркой, выдохнула и пошла вперед — все равно назад дороги нет!

— Дарья Николаевна Петушок?

— Да, это я.

— Здравствуйте, Дарья! А я — Морозова Алена Ивановна, врач вашего мужа. Это со мной вы сегодня разговаривали о выписке.

Доктор, встретившая нас в коридоре отделения, оказалась совсем молоденькой и ясноглазой девушкой, в белом халате, белых сапожках на каблуках, с длинной косой и румяными щечками. Увидев, как важно она держит папку под мышкой, я удивилась, а вот она, похоже, вовсе нет — тому, что ее пациента в течении двух дней никто не навещал. Когда я оплачивала пребывание здесь Андрея Игоревича, то отвалила все деньги, что нашлись в бардачке его дорогой машины и, похоже, это закрыло много вопросов и никого не смутило.