Сердце медведя (СИ) - "Мурзель" - Страница 55

Виола безмолвно смотрела на то, что осталось от дома ее возлюбленного. Слова ярла доносились до нее будто сквозь толщу воды, и вместе с дымом улетучивалась надежда. Сердце отбивало медленные тяжелые удары, в ушах оглушительно грохотал колокольный звон.

Все померкло перед глазами, Виола видела лишь траурное черное пятно среди светлых крыш. Колени ослабли, ноги подкосились, и она бы полетела вниз, если бы ярл не схватил ее за шиворот.

— Тихо! — буркнул он. — Ты мне пока еще нужна живой. Думаешь, я поверил, что твой папаша не признает наследником твоего сына? За дурака меня держишь? Ладно, налюбовалась, и хватит с тебя. Пошли назад!

Он отвел ее обратно в комнату, швырнул на кровать и изнасиловал. Виола не сопротивлялась. Она лежала неподвижно, как сломанная кукла, только из-под закрытых век безудержно катились жгучие слезы.

Когда ярл ушел, она так и осталась лежать на кровати, даже не одернув сорочку. Ей было уже все равно. Душа выгорела дотла, и в груди вместо сердца чернело дымящееся пепелище. Единственное, чего ей хотелось — это умереть, чтобы в посмертии воссоединиться с возлюбленным. Ну, или хотя бы обрести покой.

***

К полудню в комнату заглянула рабыня Диса, та, что была с ярлом в купальне. Она поставила на стол миску с едой и кувшин, но Виола лишь безучастно отвернулась к стене.

Связных мыслей в голове не было, в памяти крутились только обрывки воспоминаний. Вот они с Бьорном умываются в реке, и капли воды блестят на его широкой груди… Вот он нашел ее, заблудившуюся в лесу, и несет к горящему в ночи лагерному костру… Вот он убивает медведя, и поворачивается к ней весь в крови, с топором в руках…

Воспоминания — это все, что у нее осталось. Все, что еще наполняло смыслом ее бренную оболочку. Все, чем она будет жить… доживать… ведь ей осталось совсем недолго.

Вечером снова заявился Сигизмунд. Виола даже не подняла головы от подушки, но, учуяв перегар, догадалась, что он пьян. Сердце тревожно сжалось, впрочем, в следующий момент тупое равнодушие вновь окутало ее непроницаемым коконом.

Сигизмунд вцепился в ее плечо.

— Вставай, сука! — заплетающимся языком приказал он.

Виола не шелохнулась, и тогда он дернул ее за руку, стаскивая с постели. Она упала на четвереньки. Ярл схватил ее за волосы, вынуждая запрокинуть голову.

— В глаза мне смотри, тварь! — прорычал он.

Виола подняла на него безразличный взгляд. Его зрачки лихорадочно блестели, губы гневно кривились в седеющей бороде.

— Чего тебе от меня нужно? — Хриплые слова процарапали саднящее горло.

Сигизмунд потянул ее за косу, заставляя подняться на ноги.

— Вставай! Пошла! — Он грубо пнул ее в спину, выталкивая за дверь.

Виола не знала, куда он ее ведет, да и не хотела знать. Ей было все равно. Она словно погрузилась на дно болота, и толстый слой вязкой жижи не пропускал ни чувств, ни эмоций. Ничего, кроме тупой и ноющей боли в груди.

Пройдя по узкому коридору, они оказались в главном зале. В мерцающем свете пламени Виола увидела, что за столом полным полно народу. Смех, гомон, пьяные вопли — кажется, пир в самом разгаре. Зачем Сигизмунд притащил ее сюда?

При виде Виолы толпа взбудоражено загудела, а ярл подвел ее к узкой высокой клетке с открытой дверцей.

— Прошу, леди, — насмешливо произнес он. — Здесь вам самое место.

Грянул хохот, и со всех сторон раздались глумливые выкрики разгоряченных мужиков.

— Что это за пташка, а, Сигизмунд?

— Пускай она нам споет!

— И споет, и спляшет, — пробормотал ярл и в следующий момент рванул на Виоле рубаху. — Это лишнее.

Ткань с треском поддалась. Виола, оставшись полностью обнаженной, кое-как прикрылась руками. Под возбужденный галдеж толпы Сигизмунд втолкнул ее внутрь, захлопнул решетчатую дверцу и защелкнул замок.

— Поднимайте! — велел он, и слуги, потянув за перекинутую через балку цепь, подняли клетку так, что она повисла прямо над серединой стола.

Мужики засвистели, заулюлюкали. Виола скорчилась на полу, дрожа от холода и унижения. Железные прутья больно вдавились в нежное тело. Хотелось заткнуть уши и завизжать, чтобы не слышать гнусных выкриков обезумевшей толпы.

— За что ты ее так? — спросил кто-то.

— Так у нас в Рюккене наказывают шлюх, — лениво бросил ярл и, усевшись за стол, подозвал рабыню, чтобы та наполнила ему питейный рог.

Пир продолжался до глубокой ночи, и все это время Виола просидела голая в тесной клетке, выставленная напоказ, словно какая-то вещь. Она безучастно прислонилась лбом к решетке и ни на что не реагировала. Захмелевшие хейды отпускали в ее адрес омерзительные шутки и швыряли в нее объедками, но она отрешилась от действительности и впала в тупое оцепенение, как будто все это происходило не с ней.

В конце концов Сигизмунду надоело, что она не обращает на издевательства никакого внимания, и он приказал опустить клетку прямо на стол. Прутья задребезжали от удара о столешницу, и к Виоле тут же потянулся десяток похотливых рук.

Она сжалась в комок, ощущая себя куском мяса, брошенным на растерзание своре голодных псов. Чья-то рука грубо сдавила грудь. Виола отпрянула, но тут заскорузлые ладони схватили ее за ягодицы. Кто-то ущипнул сосок, да так больно, что на глазах выступили слезы. Она дернулась, но ее схватили за волосы и притянули к решетке.

Чей-то толстый палец попытался протиснуться между ног. Виола отпихнула от себя кисть наглеца, отчаянно сжимая бедра, но жадные руки тянулись со всех сторон, и скрыться от них не было никакой возможности. Сердце бешено колотилось, спина взмокла от пота, а воздух словно загустел и раскалился от похоти захмелевших мужиков.

Уже через пару минут Виола почувствовала себя сломленной и опустошенной. Она больше не пыталась сопротивляться, а скорчилась в углу, тяжело дыша, пока грубые, липкие, смердящие жареным мясом ладони ненасытно лапали и ощупывали ее.

— Эй, девка, хочешь пивка? — Кто-то просунул сквозь прутья питейный рог и ткнул Виоле в лицо. Горькое пойло плеснулось в нос, потекло по подбородку, закапало на грудь. Хейды загоготали, глядя, как Виола отфыркивается от попавших в ноздри капель.

— Ты б еще ей свой хрен в клетку засунул, — хохотнул один из них.

— А что, и засуну, — осклабился второй и поднялся, расстегивая штаны.

— Довольно! — оборвал их Сигизмунд. — Хватит с нее… на первый раз.

— Да брось, мы только начали развлекаться.

Ярл, пропустив эти слова мимо ушей, подозвал слугу.

— Уведи ее!

В следующий момент клетку подняли со стола и опустили на пол. Дверца с лязгом распахнулась, но Виола продолжала, скукожившись, сидеть на дне. Слуга набросил ей на плечи разорванную сорочку и помог подняться.

С трудом волоча ноги, она сделала пару шагов и застыла, наткнувшись на жесткий взгляд Сигизмунда.

— Твое счастье, леди, что ты мне еще нужна, — надменно бросил он. — Иначе ты была бы здесь голая, но не в клетке, а распятая на столе. Даже не представляешь, что бы они с тобой сделали.

Сквозь падающие на глаза слипшиеся пряди Виола посмотрела на окружающих. Багровые отблески очага зловеще плясали на скалящихся бородатых лицах. По коже пробежал мороз. Попасть в их лапы — участь страшнее смерти.

Оказавшись в комнате, Виола рухнула на кровать и, завернувшись в одеяло, забилась в угол. Она твердо вознамерилась покончить с собой. Утром она придумает какой-нибудь способ самоубийства. Но не сейчас. Сейчас нет на это сил.

Среди ночи в темницу снова вошли, потревожив ее мучительное забытье. Виола открыла глаза. Над ней стояла женщина со свечой в руке. В зыбком мерцании виднелись желтые змеиные глаза, тонкие поджатые губы… Фастрид. Виола сомкнула веки. Что ж, если жена ярла хочет ее убить, то пускай сделает это сейчас.

Чтобы облегчить ей задачу, Виола запрокинула голову, выставляя напоказ беззащитное горло. Однако Фастрид, еще немного постояв в раздумьях, ушла.

Наутро Виола проснулась совершенно разбитой, ощущая сильную жажду, слабость и головную боль. На столе по-прежнему стоял кувшин, но она решила не притрагиваться к воде: ведь если не пить, то смерть наступит довольно быстро.