Босиком по стеклам - "Алекс Д" - Страница 9

– Ерунда, Никки. Результат того стоит, – прерываю поток благодарных поцелуев. – К тому же, я должен…

– Не ты, а твой папаша, гореть ему в аду, – перебивает Вероника. – Вернусь в Бруклин и станцую на его могиле.

– Я бы присоединился, но пока не планирую возвращаться в Штаты, – отзываюсь, не испытывая ни малейшего раздражения от нелицеприятных слов в адрес моего горе-отца.

Когда Нике было всего десять, Даррен Мердер сбил ее прямо на тротуаре. Наверное, не стоит говорить о том, что ублюдок сел за руль обдолбанный вусмерть и тупо не заметил бегущую в магазин соседскую девочку. Даррен сел в тюрьму, а Ника осталась инвалидом на попечении мамаши-наркоманки, сбагрившей больного ребенка в приют. Я знаю, что таких историй миллион, и они давно никого не трогают. Особенно таких, как я, обладающих низким эмоциональным порогом. Жалеть, сопереживать, заботиться о людях – это не про меня. В большинстве своем человеческая раса представляется мне кучкующимися в стадные сборища безмозглыми паразитами. Я бы тоже благополучно забил на то, что произошло, так как арест отца стал лучшим событием за четырнадцать лет, прожитых в одной квартире с моральным уродом, но вышло иначе.

Я хорошо знал Веронику до аварии, мы росли в соседних квартирах в семьях с низкой социальной ответственностью, как это теперь принято называть. Она была полноватой латиноамериканкой, а я тощим ботаном-очкариком, и нас обоих изводили придурки с улицы. Наверное, это и стало сближающим фактором. Ника – единственный человек, с которым я нормально общался в тот период. В трущобах не особо жалуют заикающихся вундеркиндов, и когда в пятнадцать лет я оказался в престижном университете, то наивно полагал, что в обществе отпрысков успешных родителей меня наконец оценят по достоинству. Но чуда не случилось. Я остался изгоем, пока Амиран аль-Мактум не обратил на меня свое царственное внимание. Те, кто не видели в жизни ничего кроме дерьма, как никто другой умеют ценить хорошее отношение. Но всему есть предел. Я не долгосрочная инвестиция короля Анмара и пахал на него не для того, чтобы он, как и десятки ублюдков до него, ткнул меня носом в грязь, указав мое настоящее место.

– Еще бы, – понимающе фыркает Гарсия. – Ты тут неплохо устроился. В своей стихии. Толпа шлюх, роскошь, бурная деятельность, и моги набекрень. Кто так постарался?

– Ты о чем?

– О мозгах. Меня не на*бешь, Кол. Я тебя таким давно не видела.

– Надо чаще встречаться, – уклоняюсь от ответа. – У меня пожизненный диагноз. Это временная поломка. Скоро буду в норме.

– Ага, рассказывай, – запрокинув голову, она скептически смотрит мне в лицо, а я – на фонтан, в который ныряют перебравшие коктейлей русалки. – Здесь всегда так шумно? Не устаешь?

– Неа. Сама сказала: я в своей стихии.

– Аль-Мактум – самый лояльный правитель арабского мира, – протягивает Ника.

– Он мудак, возомнивший себя королем мира, – раздраженно огрызаюсь.

– И как зовут эту драную кошку, что между вами пробежала?

– Анджелина Саадат, – отвечаю я. Не вижу смысла увиливать. Между мной и Вероникой никогда не возникало недопонимания.

– И что с ней не так? – сдвинув брови, Ника игриво проводит ладонью по моему торсу.

– Все так, – хмуро отзываюсь, и проворные пальчики Никки застывают на ремне моих джинсов. Кажется, она по-настоящему заинтересовалась личностью «драной кошки». – Энджи – младшая сестра жены Аль-Мактума. Королевская кровь, знаешь ли, а я сын наркомана-уголовника и проститутки, еще в придачу с психическим расстройством и дерьмовыми генами.

– Его можно понять, – пожимает плечами Ника. – И что дальше? Ты любишь ее, или у тебя гонор включился. Украсть, так миллион, трахать, так королеву. Это все комплексы из херового детства, – как всегда прямолинейно заявляет Гарсия. – Понимаешь? Хочешь доказать всему миру, что ты чего-то стоишь? Так это не так делается.

– Да пошла ты, Ник, – вспылив, бросаю я. – Говоришь, как мой психотерапевт.

– Это тот, что огромными сиськами? – проницательно ухмыляется Гарсия. – Я серьёзно, Кол. Ты же гребанный гений, правая рука короля, успешен, богат, своя копания, любая женщина по свистку. Не искушай судьбу. Ты же не жениться собрался?

Вопрос повисает в воздухе, мышцы каменеют, а внутри становится настолько мерзко, что к горлу подкатывает тошнота, которую я запиваю мятным чаем.

– Мда, не думала, что доживу до этого дня, – по-своему истолковав затянувшееся молчание, бормочет Вероника. Испытывающий взгляд шарит по моему лицу в поиске ответов. Она даже отстраняется, чтобы не упустить ни одной эмоции. – Что ты собираешься делать?

– Еще не решил, – неопределённо отвечаю я и на этот раз осознанно лукавлю. – Иди лучше сюда и покажи, как сильно ты ненавидишь своего жадного Йосефа.

– Я не трахаться к тебе приехала, – оскорблённо восклицает Никки, оседлав мои колени. Ее слова и действия не состыкуются, как и у большинства женщин.

– Ну, мы вроде как уже поговорили, теперь можно перейти к следующему этапу, – смеюсь я, задирая ее юбку до талии. Приподняв бедра, бесцеремонно толкаюсь натянувшей джинсы эрекцией в прикрытую кружевом промежность. – Хочу посмотреть, как ты прыгаешь на своей бриллиантовой ноге.

– Ладно, уговорил, – вздохнув, Никки тянется за поцелуем, просовывая руку в задний карман моих джинсов и непроизвольно потираясь о внушительный бугор, недвусмысленно упирающийся между ее ног. – Надеюсь, это не весь запас, – комментирует девушка, достав пакетик с презервативом.

– Неа, даже не надейся, – тряхнув головой, указываю взглядом на засыпанный горой контрацептивов и тюбиков со смазкой туалетный столик.

Процесс моего побега на «Саботаж» давно отработан до автоматизма. Тем не менее каждый раз, когда я собираюсь на вечеринку в пустыню, в венах закипает обжигающий адреналин. Удары сердца становятся настолько частыми, что грудная клетка ноет от боли и томительного предвкушения.

Без Коулмана я бы никогда не решилась на регулярные побеги. Вечеринки в пустыне, которые ее участники коротко называют «Саботаж», существовали в Анмаре давно, просто в разных формах, под разными названиями и с новыми организаторами. Пару лет назад, в одной из наших первых переписок, Коул предложил мне встретиться именно там, а на мои возражения и откровенный протест ответил: «Я все организую так, что никто и никогда не узнает. Или ты не доверяешь мне?»

И я доверилась. А разве у семнадцатилетней влюбленной дурочки был выбор? Мне казалось, лучше умереть, чем довольствоваться лишь короткими встречами и многозначительными переглядками в королевском саду, что случались довольно редко.

А потом мои побеги встали на регулярный поток. С помощью специальной удаленной системы Мердер отключает камеры в нужное время, отвлекает внимание охраны резиденции Саадат фальшивыми вбросами о реальной опасности. Я убегаю до ближайшей точки, где меня встречает один из водителей Коулмана и в целости и сохранности доставляет в эпицентр Махруса.

«Саботаж» – это не просто тусовка, где дети «золотых семей» Анмара могут скинуть свои национальные наряды и оторваться на всю катушку. Это про свободу. Это про жизнь без навязанных ограничений. Про то, чтобы быть собой… Мы устали от лицемерия старшего поколения, устали от борьбы между внутренними потребностями и традициями религии, поэтому создали свой потерянный рай.

И если завтра нас расстреляют за все грехи, то сегодня мы нагрешим по полной – девиз каждого, кто является постоянным резидентом закрытых вечеринок.

Примерно через час огромный внедорожник останавливается, замыкая круг из подобных ему. «Саботаж» всегда проходит в центре этого забора из джипов, создающих иллюзию безопасности и того, что свет нашей тусовки не прорвется до ближайшей дороги. Не позаботься о нашей безопасности сам Коулман, нас бы давно могли обнаружить с вертолета. За столько лет работы на Амирана он знает все о маскировке «грязных пятен» и манипуляциях, способных скрыть неприглядную правду от самого правителя, а значит и от всех остальных, включая службу безопасности во главе с вездесущим Каттаном.