Ц-5 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 1

Московская область, Комаровка.

Пятница, 2 января 1976 года. Утро

— Э-ге-гей! — разнесся глуховатый голос Колмогорова, плутая среди распушившихся елочек и унылых, продрогших берез. — Догоняйте!

Ученики и редкие ученицы физматшколы загомонили, весело и звонко откликаясь. Наддали, шелестя лыжами. Радостные взвизги и ломкий отроческий хохот загуляли по лесу, множа таявшие эхо.

Я не спешил догонять и перегонять. Скользил по лыжне последним, наслаждаясь легчайшей стужей и отборно-чистым воздухом. Впереди мелькала оранжевая куртка «ежихи» — так в ФМШИ звали учениц, постигавших вышмат в классах «Е» и «Ж».

«Ежиха» постоянно ойкала и теряла равновесие, хохоча над собственной неуклюжестью, а я методично работал палками, выдерживая дистанцию — потакал своей тяге к одиночеству.

Хотелось обдумать житие, расставить вехи на будущее. Ведь столько важных — важнейших! — вопросов толклось в голове, а мне всё некогда было сесть да рассудить. Целый год суету наводил, в прятки с Андроповым играл. Всё норовил сломать естественный ход исторического процесса. А стоило ли?

Нет, я прекрасно помню, как крайний генсек подался в изменники Родины, и не забуду разруху в «святые девяностые». Но разве распад СССР был случаен? Ведь наверняка в грозном крушении государства наблюдались и закономерности. А какие? А в чем?

Конечно, куда проще напрягать мышцы, чем извилины. Бегать от чекистов, слать подметные письма мешками, снимая исторические случайности, вроде Афгана… А хватит ли твоих усилий, «бла-ародный дон Румата»?

Хорошо улитке на склоне Фудзи — ползи, да ползи вверх, до самых высот! А остановит ли улитка неудержимый ход дорожного катка? Тормознет ли хоть на миг?

Лыжи ширкнули, вписываясь в поворот. Заиндевевшие елочки переливались на солнце, блестя и сверкая белой морозной опушью, как будто искусственные. «Ежиха» впереди пискнула, задевая ветку сосны, и снег осыпался, клубясь серебрящейся пыльцой.

«Всё-то ты знаешь, как не надо, — нудные мысли потянулись заново. — А как надо? Куда дальше двинет история, ты в курсе?»

Нет, в самом деле, на что полагаться? Ведь прогресс удалось-таки подпихнуть — запустилась цепная реакция перемен! Настоящее делается иным, хоть это и заметно лишь одному мне, а будущее заволакивается непроглядным туманом. Еще года два, от силы, и всё мое послезнание уподобится гаданьям цыганки.

Сделает товарищ Брежнев втык Гереку, раскрутится Восточный Общий рынок — и никуда Польша от нас не денется. Вразумит мой двойник Джеральда Форда — и тот пропишется в Белом доме на второй срок, послав Джимми Картера лесом. Раскинется Израиль от Суэцкого канала до самых, до окраин — и притянет арабов, как Штаты — мексиканцев…

«Нормально, Григорий? Отлично, Константин!»

Не слыша ойканья «ежихи», я поднажал. Заснеженные ели и сосны живей промахивали за спину, качая колючими лапами, словно болельщики вдоль лыжной трассы.

«А может, я просто выдохся? — думалось рывочками. — Притомился убегать, таиться, изворачиваться… Ну, и правильно. Сколько можно? Ты бы лучше не ванговал, а товарища Староса радовал!»

Улыбка тронула губы, стоило вспомнить о Зеленограде, о тамошнем головастом народце, кудесах и диковинах.

«Вот «Турбо Паскаль» — это мое, — кивнул я своим мыслям. — Управлюсь за полгода. Хм. Если хорошенько постараюсь. И сервер доведу до ума, и редакторы…»

Впереди опять заголосили. Выехав на опушку, я увидал юных математиков, разлаписто штурмовавших пригорок. Они шумно карабкались наверх, вминая лыжами «елочки» на снегу, падали и хохотали, изнемогая от простейшего счастья жить, двигаться, ловить блеск девчоночьих глаз. И краснеть ничуть не стыдно, ведь все румяные!

Академик и сам заливался с «перевала», как царь горы. В синем спортивном костюме и шапочке с помпоном, он выглядел свежо и молодо. Гикнув, я скатился под уклон и погнал по хрусткой снежной целине в обход истоптанной и заезженной возвышенности.

Стоило мне отринуть «взрослые» рефлексии, как тут же в глубине моего естества затрепетал незатейливый восторг. Солнце выбивало искры из шуршащего снега, и лыжи будто сами несли меня, послушные гибкому телу.

— Догоняйте! — натужно вытолкнул я, оставляя галдеж за спиной.

Снова один, но никого впереди, ни «ежа», ни «ежихи», и только лыжня укатывается в чащобу, виляя между стволов. Хорошо!

— Догнать! — азартно гаркает Колмогоров. — И перегнать!

«Ага… Щаз-з!»

Запорошенный снежной пылью, я бежал, наращивая темп, уворачиваясь от веток, рассекая солнечные лучи, как финишные ленточки…

— Привал!

Воткнув лыжи в пухлый снег, Колмогоров жадно дышал, вбирая льдистый воздух. Отстегнув крепления, я пристроил свои «Телеханы» у чахлой сосенки, поглядывая на академика. Андрей Николаевич перехватил мой взгляд, и подмигнул:

— А ты еще идти не хотел! Тут всю гарь московскую выдохнешь, всю кабинетную пыль в лесу оставишь…

— А чай будет? — пропищала «ежиха» в оранжевой куртке, вся, с ботинок до шапочки облепленная снегом.

— А как же! Котелок у кого?

— У меня! — вскинул руку худущий, нескладный парень с отсутствующим выражением на узком лице.

— Во-он там родничок бьет! Говорят, даже в холода не замерзает… Не поскользнись только, а то наледь!

— Я осторожно…

— Ага… Заготавливаем дрова!

Наломав сухих веток, математики и математички разожгли костер. Время вышло — и над котелком запарило, бульки пошли. Академик щедро сыпанул чаю в бьющую ключом воду.

— По-походному! — ухмыльнулся он, и плотоядно потер ладоши: — Накрываем стол, девчата!

«Накрыли» плоский валун, сметя с него снежный намет и постелив пару газет. Из тощих рюкзачков выгребали угощенье — вареные яйца, смачно пахнувшую колбаску, мятые пирожки, тонко нарезанное сальце, крохотные кунцевские булочки, плавленые сырки… Я открыл пару консервов — «Сельдь в желе» и «Кильку в томате».

— Налетай!

Если вы бывали когда-нибудь в лыжном походе, то знаете, какой разыгрывается аппетит. Съестное поглощалось чуть ли не с урчанием, а уж крепкий, терпкий чай «с дымком», да вприкуску с карамельками… Амброзия! Нектар!

Благодушествуя, я уселся на поваленный ствол, стряхнув снег с трухлявой коры. Рядом пристроился Колмогоров, спросил тихонько:

— Как там с… с графеном?

— Никак, — вздохнулось мне. — Голая идея. Со сверхпроводниками просто повезло — с ходу занялся купратами, угадал как бы. А графен… Тут с налету не взять. Я примерно представляю себе, как показать моноатомный слой, но надо ведь доказать, что он таков, детально изучить свойства графена, строение! А тут нужна лаборатория, нужно… Да много чего нужно! Ну, физфак мне в помощь… Хочу закончить его экстерном.

— Понимаю, — серьезно кивнул академик. — Очень жаль времени.

— Да, — вздохнул я.

В принципе, и по математике можно пойти — там лаборатории и оборудование ни к чему. Все, что требуется — бумага, карандаш и мозг. А «вкусных» задач хоть отбавляй — алгоритм Кармакара, кривые Безье, базисы Грёбнера, фракталы…

Но «технарское» прошлое дает себя знать — мне ближе нечто материальное. Мощные белые светодиоды, например, или арсенид галлия. Или полупроводниковый термоэлемент Пельтье. Ну, или графен. Его будущие первооткрыватели свалят на Запад, и Нобелевку свою получат как исследователи из Манчестерского университета. А вот мне ее вручат, как советскому ученому…

— Знаете, Миша, — деловитый голос Колмогорова перебил восходящие мечты. — Везение или не везение, а приоритет в области высокотемпературных сверхпроводников — за советской наукой. И за вами лично. В общем… — он щедро улыбнулся. — Буду краток. От вас требуется интересная, занимательная статья о ВТСП в «Нейчур». Напишете?

— Да куда ж тут денешься? — мне только и оставалось, что ухмыльнуться. — Цитируемость студенту не помеха!