Последние часы. Книга II. Железная цепь - Клэр Кассандра - Страница 31

Однако «Веселые Разбойники» почти каждый вечер приходили, чтобы выпить и отведать стряпню Райзы. Уилл, Тесса и Люси тоже довольно часто навещали молодоженов. Анна заглядывала по вечерам; однажды они с Джеймсом на протяжении четырех часов обсуждали шторы, так что Корделия успела задремать на диване.

К немалому удивлению Корделии, находиться наедине с Джеймсом тоже было легко.

Разумеется, так произошло не сразу. Они привыкали друг к другу постепенно: часто читали вместе, сидя друг напротив друга у камина в гостиной. Иногда ужинали в кабинете и играли в шашки, шахматы или нарды. Корделия не умела играть в карты, и Джеймс предложил научить ее, но она отказалась, потому что предпочитала настольные игры с реальными фигурами, которых можно касаться. Ей нравилось, как они с Джеймсом сражаются, словно на поле боя.

Каждый вечер, после того как один из них выигрывал, победитель задавал свой вопрос. Так Корделия узнала, что Джеймс не любит пастернак, что иногда ему хочется быть выше ростом (несмотря на то, что, как она ему напомнила, рост его составлял вполне приличные шесть футов) и что он всегда мечтал увидеть Константинополь. А она в свою очередь рассказала ему о том, что боится змей, хотя и знает, что это глупо, мечтает научиться играть на виолончели и считает своим главным достоинством длинные волосы. (Джеймс, услышав это, лишь улыбнулся, и когда она попыталась выяснить, о чем же он думает, он заговорил о другом). Потом они смеялись и дразнили друг друга, и это были, наверное, лучшие минуты за день. Она ждала их с самого утра. Ведь прежде, чем полюбить Джеймса как мужчину, Корделия полюбила его как друга. В такие вечера она вспоминала, что он прежде всего ее друг.

Ей нравилось то, как постепенно смех стихал, реплики становились короткими, как они оба начинали клевать носом, но в то же время не хотели расставаться, им хотелось сидеть всю ночь, говорить о чем угодно. Она рассказывала Джеймсу о своих путешествиях, о том, что ей довелось увидеть: описывала ручных берберских обезьян, которых показывали на базаре в Марракеше, лимонные рощи Ментоны, Неаполитанский залив после шторма, процессию слонов у Красного форта в Дели. Джеймс говорил о путешествиях с тоской: в детстве у него в комнате на стене висела карта мира, и на ней он булавками отмечал места, которые однажды надеялся посетить. Поскольку Корделия тоже никогда не бывала в Константинополе, они однажды провели целый вечер за книгами и картами, читая друг другу рассказы путешественников. Потом они обсуждали, какие достопримечательности им хотелось бы увидеть – минареты, подсвеченные фонарями, собор Святой Софии, древний порт города, стоящего на двух континентах. Джеймс лежал на ковре, закинув руки за голову, а Корделия вслух читала отрывок из старой книги, принадлежавшей перу известной британской путешественницы:

– «Царь всех городов раскинулся передо мной; он восседал, словно на троне, на холмах, застроенных многочисленными домами, и серебряная лента Босфора, украшенная роскошными дворцами, простиралась у его ног»[20].

Джеймс хмыкнул, и она заметила, как под темными ресницами блеснули золотые радужные оболочки.

– Слушать тебя интереснее, чем читать путеводитель, – сказал он. – Что ж, продолжай.

И Корделия продолжала читать до тех пор, пока огонь в камине не догорел; стало холодно, и ей пришлось настоять, чтобы Джеймс поднялся с пола, а потом они на ощупь поднялись на третий этаж и расстались у двери ее спальни. Он пожелал ей доброй ночи и целомудренно поцеловал в щеку. Иногда в такие моменты ей казалось, что ему не хочется отнимать руку от ее плеча.

Когда-то она мечтала обо всем этом, почему-то чувствуя себя виноватой, – о том, как будет жить с ним в одном доме, видеться с ним ежедневно, о том, как между ними возникнет близость. Но она только сейчас до конца поняла, что такое близость между двумя людьми, дружба, нежность, взаимопонимание, возникающие между любящими мужем и женой. Раньше она не представляла, что такое возможно между ними: что он будет за завтраком объяснять ей некоторые фразы, предположительно, неизвестные дамам (оказалось, что словосочетание «завтрак осла» означает соломенную шляпку, а «залить за воротник» – значит сильно напиться). И что, слушая его, она будет смущенно хихикать. Что она случайно зайдет в ванную, пока он будет бриться, без рубашки, с полотенцем на плечах. Однажды так и случилось, и она поспешно отступила к двери, но он лишь дружелюбно махнул рукой и завел разговор о том, следует ли им идти на бал по случаю помолвки Розамунды Уэнтворт.

– О, думаю, можно и пойти, – сказала она. – Люси там будет, да и Мэтью тоже.

Он начал смывать пену с лица, и она смотрела, как мышцы ходят под кожей его спины, плеч, рук. Она никогда не видела обнаженного мужчину – пусть даже лишь до пояса, – и у нее закружилась голова от странного, незнакомого чувства. Она быстро подняла взгляд и заметила светлые веснушки на плечах Джеймса; они выделялись на бледной коже, подобно золотым звездам. До сих пор она не видела в его внешности ничего, что не казалось бы ей прекрасным, совершенным. Это было почти… несправедливо.

В конце концов Корделия решила, что он прекраснее всего в движении. Она пришла к такому выводу, когда они тренировались вместе – еще одна часть супружеской жизни, о которой она не подумала раньше, но которая ей очень нравилась. Джеймс устроил комнату для тренировок на верхнем этаже; она была небольшой, но удобной, с достаточно высоким потолком, чтобы свободно действовать мечом, с канатом и платформами для сооружения препятствий. Здесь они с Джеймсом сражались и повторяли движения и выпады, и она видела его, настоящего, видела красоту его движений, его стройное, длинное тело, вытянутое в броске, видела, как изящно он выполняет самые сложные упражнения. Ей так хотелось верить, что он тайком смотрит на нее, когда она не видит, – так же, как она тайком любовалась им. Но она никогда не замечала ничего подобного с его стороны и строго приказывала себе прекратить выдумывать глупости.

Иногда Корделия представляла себе, что неразделенная любовь стала чем-то вроде третьего члена их маленькой семьи, она присутствует в доме даже тогда, когда там нет ее самой, Корделии. Что она следует за Джеймсом по пятам, обнимает его невидимыми призрачными руками, когда он завязывает галстук перед зеркалом, прижимается к нему бесплотным телом, когда он спит. Но если он и чувствовал нечто подобное, то, естественно, не подавал вида.

– Маргаритка, – окликнул Джеймс жену.

Он стоял в коридоре, за приоткрытой дверью спальни Корделии. Райза заканчивала помогать молодой хозяйке с одеванием.

– Можно войти?

– Минутку, – крикнула в ответ Корделия. Райза как раз застегивала последние пуговицы на ее платье.

– Bebin ke mesle maah mimooni, – произнесла Райза, отступая назад, и Корделия бросила быстрый взгляд в зеркало. «Взгляни на себя, ты прекрасна, как луна».

Корделия с неприятным чувством подумала, что Райза, возможно, намекала на смелое декольте, открывавшее верхнюю часть груди – соблазнительные белые полумесяцы над темно-зеленым шелком. Она, конечно, знала, что замужняя женщина вправе одеваться более откровенно, чем юная девушка из хорошей семьи. Это платье было скроено таким образом, чтобы подчеркнуть все изгибы ее фигуры; искусно вшитые в нужных местах кружевные вставки словно предлагали полюбоваться обнаженным телом, хотя это была всего лишь иллюзия. Когда Анна выбирала материал, она объяснила, зачем это делается: даже самые придирчивые матроны не смогут найти ничего непристойного в покрое ее платья, но тайный обожатель без труда вообразит себе то, что скрывается под ним.

«Но возникнут ли подобные мысли у Джеймса? – услышала Корделия тоненький лукавый голосок, не оставлявший ее в покое. – Заметит ли он твое платье? Сделает ли тебе комплимент?»

Она не знала. Прошло две недели после свадьбы, но иногда Джеймс казался Корделии совершенно чужим человеком; она не могла понять, о чем он думает, что чувствует. Но, несмотря ни на что, в течение этих двух недель она сама испытывала безграничное счастье и иногда поражалась самой себе. Может быть, она не зря затеяла это безумие? Нет, не зря. Все пройдет, но у нее останутся воспоминания; она будет лелеять их, когда станет старой, костлявой, скрюченной, как древнее иссохшее дерево. Воспоминания о двенадцати месяцах счастливой замужней жизни с мальчишкой, которого она боготворила. Некоторые люди лишены даже этого, думала она.