Последние часы. Книга II. Железная цепь - Клэр Кассандра - Страница 13

Она немедленно пожалела о своих словах. Джесс приходил к ней каждую ночь и лишь несколько раз пропустил встречу. Ей не следовало давить на него.

На губах Джесса появилась печальная улыбка.

– Мне бы очень хотелось появиться на завтрашней свадьбе, но, к несчастью, это невозможно. Жаль, что я не увижу тебя в платье поверенной. Оно похоже на крылья бабочки.

В свое время Люси показывала ему ткань – переливчатый шелк-шанжан, меняющий цвет с персикового на лавандовый; и все же ее удивило то, что Джесс запомнил такие детали. В окне вестибюля мелькнула зажженная лампа, и Люси поняла, что сейчас родители выйдут встречать ее. Она отстранилась от Джесса, взяла с сиденья брошенную перчатку; в этот момент парадные двери Института распахнулись, и желтый свет хлынул во двор, вымощенный каменными плитами.

– Может быть, завтра вечером… – начала Люси, но Джесс уже исчез.

Когда-то она была другим человеком – это она еще помнила. Другой девочкой, хотя и с такими же хрупкими запястьями и белыми волосами. Как-то раз, когда она была совсем маленькой, родители усадили ее за стол и рассказали, что она, ее мать и отец, и все их знакомые – не обычные люди, а потомки ангелов. Их народ называют «нефилимами», их долг – охранять и защищать Землю от чудовищ. На тыльной стороне кисти правой руки у девочки был изображен глаз, но она не помнила, когда ей нанесли этот рисунок. Родители сказали, что глаз является знаком ее принадлежности к расе Сумеречных охотников и позволит ей когда-нибудь сражаться с демонами, невидимыми для простых людей.

Она должна была помнить лица родителей, дом, в котором они жили. Ей было тогда семь лет, она должна была помнить, как все произошло. Кажется, она сидела в какой-то комнате с каменными стенами, в Аликанте, когда появилась целая толпа незнакомых взрослых. Эти люди сказали девочке, что ее отца и матери больше нет.

В этот момент все ее чувства умерли. Той девочки, которая жила с родителями, той, которая вошла в эту каменную комнату, тоже не стало.

Сначала девочка подумала, что ее отошлют к родственникам, хотя родители давно порвали со своей родней. Но вместо этого ее отдали жить к совершенно незнакомой, чужой женщине. Внезапно она превратилась в члена семьи Блэкторн. За ней приехала карета из черного дерева, блестящая, как фортепиано; карета проехала по залитым летним солнцем полям Идриса, миновала лес Брослин и остановилась у железных ворот, украшенных завитушками и гербами искусной работы. Это был Блэкторн-Мэнор, ее новое жилище.

Должно быть, для девочки это было потрясением – покинуть скромный дом в бедном квартале Аликанте и переселиться в родовое имение одной из старейших семей Сумеречных охотников. Но воспоминания об этом потрясении, как и о доме в Аликанте, давно канули в небытие.

Ее новая мать оказалась странной. Сначала она была добра к девочке, даже слишком добра. Она имела обыкновение неожиданно хватать малышку костлявыми руками и крепко прижимать к себе.

– Никогда не думала, что у меня появится дочь, – бормотала она каким-то изумленным тоном, как будто обращалась к кому-то третьему, невидимому для девочки. – Да еще с таким восхитительным именем. Грейс.

Грейс.

В поведении Татьяны Блэкторн были и другие странности, которые пугали девочку. Татьяна не прикладывала ни малейших усилий для того, чтобы поддерживать порядок в своем особняке и поместье, равнодушно смотрела на то, как гниют и рушатся постройки. Единственной прислугой в доме была угрюмая горничная с неприятным лицом, которую Грейс видела редко. Иногда Татьяна была ласкова с приемной дочерью, но с ней все чаще случались припадки, во время которых она пускалась в перечисление своих бесконечных несчастий. В несчастьях она обвиняла всех: своих братьев, другие семьи Сумеречных охотников, да и Сумеречных охотников в целом. Они все якобы виновны в смерти ее мужа. Вскоре Грейс поняла, что ее мать желает своим родственникам и заодно всем обитателям Идриса провалиться к дьяволу в преисподнюю.

Несмотря на странные выходки Татьяны, Грейс была благодарна судьбе за то, что эта женщина удочерила ее; она радовалась тому, что у нее, круглой сироты, все-таки есть семья и дом. Но Блэкторн-Мэнор был довольно мрачным местом. Кроме того, Грейс никак не могла понять свою приемную мать, которая вечно скрывалась в темных уголках особняка и занималась чем-то сомнительным, сильно смахивавшим на колдовство. Жизнь девочки была бы очень одинокой, если бы не Джесс.

Он был на семь лет старше нее и очень обрадовался, когда у него появилась сестра. Тихий, добрый мальчик читал Грейс вслух и помогал ей плести венки из цветов, собранных в заброшенном саду. Она замечала, что его лицо становилось каменным, когда мать начинала разглагольствовать о своих врагах и о том, как жестоко она им однажды отомстит.

Во всем мире у Татьяны была только одна привязанность – Джесс. Грейс она часто ругала, не стеснялась давать ей пощечины и щипать ее в наказание за воображаемые проступки; но она никогда не поднимала руку на Джесса. Наверное, это потому, что он мальчик, размышляла Грейс; а может быть, потому, что он родной сын Татьяны, а Грейс – всего лишь нищая сирота, взятая в дом из милости?

Однако на самом деле это не имело значения. Грейс не нуждалась в любви приемной матери, ведь у нее был Джесс. Он утешал ее, когда она нуждалась в утешении и обществе, он был намного старше ее и представлялся ей совсем взрослым.

Для них обоих эта дружба оказалась большим счастьем, потому что они почти не покидали поместье и лишь изредка сопровождали мать во время коротких визитов в Англию, в Чизвик-хаус. Это был огромный каменный дом, окруженный парком, который Татьяна с большим трудом отвоевала у своих братьев пятнадцать лет назад и с тех пор ревниво охраняла. Несмотря на то что Чизвик-хаус находился в пригороде Лондона и поэтому представлял немалую ценность, Татьяна совершенно забросила его и, казалось, даже радовалась тому, что он постепенно приходит в упадок.

Грейс всякий раз испытывала облегчение, возвращаясь в Идрис, но вовсе не потому, что пребывание в окрестностях Лондона вызывало у нее воспоминания о прошлой жизни – эти воспоминания давно превратились в нечто зыбкое и нереальное. Посещение большого города почему-то наводило ее на мысли о том, что у нее все-таки была другая жизнь до Джесса, Татьяны и Блэкторн-Мэнора. А эти размышления были бессмысленными и ненужными.

Однажды вечером Грейс, сидя у себя в комнате, услышала над головой странные звуки – топот, грохот. Она не испугалась, но ей стало любопытно; она поднялась наверх и сильно удивилась, обнаружив, что шум производит не кто иной, как Джесс. В одном из залов верхнего этажа, просторном помещении с высоким потолком, он устроил нечто вроде тира с мишенями из тюков соломы, обмотанных дерюгой. Скорее всего, эти помещения тоже использовались предыдущими обитателями особняка для тренировок, но мать неизменно называла их «бальными залами».

– Что ты делаешь? – воскликнула потрясенная Грейс. – Ты же знаешь, что нам не следует притворяться Сумеречными охотниками.

Джесс подошел к соломенному чучелу и вытащил брошенный нож. Грейс заметила, что нож попал в самый центр мишени.

– Это не притворство, Грейс. Мы и есть Сумеречные охотники.

– Только по рождению, так говорит мама, – осторожно ответила она. – Но не по собственному выбору. Она говорит, что Сумеречные охотники – жестокие вандалы и убийцы. Нам запрещено обучаться обращению с оружием.

Брат приготовился снова бросить нож.

– Но почему-то она живет в Идрисе, тайной стране, которая создана для Сумеречных охотников и известна только им. Ты носишь Метку. А я… я тоже должен ее получить.

– Джесс, – медленно произнесла Грейс. – Тебе действительно так хочется стать Сумеречным охотником? Драться с демонами, размахивая какими-то палками, и все такое?

– Я для этого появился на свет, – мрачно ответил он. – Я тренировался самостоятельно с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. На чердаке этого дома полно старого оружия и учебников. И ты тоже рождена, чтобы сражаться с демонами.