Уравнение длиною в жизнь (СИ) - Медунова Мира "Клоденестра" - Страница 10

- Ты пьяный, да?

- Нет.

Но у Мирослава уже не было ни малейших сомнений.

- Ты там один или с кем-то?

- Да пока один.

- Сейчас же звони отцу или матери, и пусть тебя забирают оттуда. Какого хрена вообще отпустили?.. Слышишь меня?

- Ты что, волнуешься обо мне? – в трубке раздался какой-то непонятный звук, словно что-то тяжелое ударилось о большой, металлический предмет.

- Ты что, упал? – изумленно спросил Мирослав.

- Хм… Походу, да. Но уже точно не стою.

- Ну ты и придурок…

- Так волнуешься или нет?

- Да ни черта! Я просто не хочу, чтобы ты сдох, а я оказался последним, с кем ты говорил перед этим!

- Тогда не буду никому звонить. Если не хочешь, чтоб я сдох, сам забери меня. Ты уже знаешь, где я. Моя жизнь в твоих руках, сука.

И он нажал на сброс. Этот гад нажал на сброс! Несколько мгновений Мирослав тупо смотрел на погасший экран, потом неторопливо подошел к дивану и лег, изо всех сил пытаясь выбросить из головы только что состоявшийся разговор. Он абсолютно точно не собирался никуда ехать, ему была противна и унизительна одна мысль об этом. Но уже через пять минут он несся в прихожую, матеря Аксенова так, как не материл, наверно, еще ни разу с самого первого дня их знакомства.

И как он мог подумать, будто перестал ненавидеть это мерзкое ничтожество! Да сейчас его просто разрывало от бешенства!

А разве мог он, черт возьми, поступить иначе? Будь у него возможность связаться с родителями Аксенова, он бы, конечно, так и сделал, но у него не было ни их номеров, ни каких-либо других контактов. А этот бестолковый идиот был в стельку пьян, находился непонятно где и мог выкинуть все что угодно. Мирослав совершенно не хотел нести ответственность ни за его проблемы, ни тем более за его жизнь. И он поехал за ним, злой до такой степени, что его почти трясло.

Мост на Сходне казался пустым и безжизненным, словно эпизод из какой-нибудь леденящей душу антиутопии. Было очень темно, дул промозглый, нестерпимо холодный ветер и в лицо то и дело попадали острые ледяные капли: то ли дождя, то ли мелкого града. Сходня бушевала, прямо как кровь в жилах Мирослава. Волны были до того высокие, что казалось – вот-вот захлестнут поверхность моста.

Брюнет торопливо шел по дрожащему, деревянному настилу, придерживая возле горла воротник куртки (шарф он взять не успел), и пристально смотрел по сторонам. Это был, скорее всего, не единственный мост на Сходне, но никаких других Мирослав не знал, и ему очень хотелось верить, что данное направление было верным.

Трудно выразить в полной мере, насколько жутким, холодным и пугающим было сейчас это место, казавшееся при свете дня таким мирным и спокойным. Честно говоря, Мирославу с трудом верилось, что здесь мог быть кто-то еще, помимо его заблудшей персоны, но именно так оно и было.

Внезапно он увидел впереди смутный силуэт человека, сидевшего прямо на ледяной поверхности моста и тяжело привалившегося к его дрожащим, шатким перилам. Подойдя ближе, Мирослав убедился в том, что это был Аксенов. У парня были закрыты глаза, и вообще весь его вид говорил о том, что он едва ли понимал, где находится и что вообще с ним происходит. Мирослав с силой толкнул его по плечу:

- Вставай сейчас же, идиота кусок! Если еще не примерз задницей, конечно…

Аксенов, похоже, даже не услышал его, во всяком случае, реакции не было ни малейшей. Тогда Мирослав, рыча от злости, закинул его руку себе на плечо и кое-как водрузил на ноги.

- Сволочь! Я его еще и тащить должен…

К счастью, машина была припаркована не слишком далеко, но все равно – пока Мирослав доволок Аксенова до цели, его несколько раз чуть не вырубило от слабости. Повезло еще, что Илья хоть немного передвигал ногами, а то бы точно пришлось звать кого-нибудь на помощь.

Кое-как усадив ничего не соображающего парня на переднее сиденье, Мирослав попытался найти его телефон. Но, увы, его поиски не привели ни к какому результату. Телефона не было ни в дубленке, ни в джинсах Аксенова, он точно сквозь землю провалился. Правда, оставались его задние карманы джинсов, но их Мирослав проверить не смог.

Напряжение, которое он употребил на то, чтобы дотащить Илью до машины, вымотало его до такой степени, что теперь даже самое незначительное физическое усилие было для него непосильной задачей. Все-таки болезнь давала знать о себе, ведь он только-только начал выздоравливать.

В конце концов, за неимением другого выхода, Мирослав сел за руль и поехал обратно домой. Он страшно устал, ломота в теле после всех предпринятых усилий была просто убийственной, не хотелось больше ни злиться, ни ломать себе голову, что делать дальше.

Аксенов сейчас был практически в отключке, Мирослав решил, что худа не будет, если тот переночует у него, а утром скушает славную дозу крепчайших матов, в которых на этот раз брюнет уж точно не собирался себе отказывать, и плевать, что он учитель и не должен так выражаться. Да, перспектива представлялась не самой приятной, но ничего более умного он сейчас просто не мог придумать. Он слишком устал. Он устал так, что почти не хотел жить.

Какое счастье, что его квартира находилась на втором этаже! В первый раз он этому так искренне обрадовался. Будь она на пятом, он бы точно испустил дух, пока волок Аксенова по лестнице.

Впрочем, поездка в прогретой машине, похоже, оказала благотворное действие на проклятого мажора. Хоть он и по-прежнему находился в полубессознательном состоянии, движения его теперь были гораздо активнее, чем в промозглой атмосфере моста, и по ступенькам он поднимался хоть и с помощью Мирослава, но и не без собственных усилий.

Войдя в квартиру, Мирослав первым делом включил свет и решил сразу затащить Аксенова в комнату (сам он решил продремать как-нибудь до утра на кухне), как вдруг случилось нечто неожиданное. Аксенов вдруг вполне уверенно схватил его за руки чуть выше локтей и с силой прижал к единственной свободной стене в прихожей. Это было так неожиданно, что Мирослав даже не успел толком ничего понять. А потом он увидел лицо Аксенова, и внутри у него все похолодело.

Глаза Ильи были широко открыты, и такого странного безумного блеска Мирослав никогда еще в них не видел. Казалось, будто Аксенов не осознает, где находится и кого видит, но вскоре его лицо прояснилось, и он взглянул на Мирослава с выражением, которое было последнему хорошо знакомо: с выражением дикой, первобытной похоти, в которой на этот раз не было ни малейшей разумности или адекватности.

- Это сон? – хрипло спросил Аксенов, крепче сжимая руки Мирослава. – Я сплю, да?

- Нет, - с едким, мертвенным чувством в душе проговорил Мирослав. – Ты не спишь, Аксенов. Отпусти меня и проваливай домой, раз уж пришел в себя.

Но сдуревший под действием алкоголя и беззащитного вида Мирослава Илья как будто и не услышал его.

- Ты здесь, - пробормотал он с какой-то отчаянно-радостной улыбкой и стал медленно наклоняться к Мирославу. – Наконец-то…

- Прекрати! – Мирослав изо всех сил дернулся в его руках, попытался толкнуть, но не смог даже на миллиметр отстраниться. – Возьми себя в руки, придурок! Ты не спишь, я тебе, блин, не игрушка!

Если бы его кто-то услышал…

Губы Аксенова скользнули по его губам, Мирослав в ярости отвернулся и почувствовал жадные, горячие поцелуи на своей левой щеке, скулах, подбородке… Собственное бессилие просто сводило его с ума. Тело Аксенова казалось ему непреодолимой стеной, которая могла раздавить его в любую секунду. Внезапно он почувствовал острую боль в области шеи. Аксенов больше не мог быть плавным и неспешным, он, наконец, добрался до конфеты, о которой мечтал так долго, и теперь хотел съесть ее быстро и жадно, не смакуя и не затягивая долгожданной минуты.

Таких засосов Мирославу никогда в жизни не ставили. Он вздрогнул, вскинул голову, и его глаза оказались прямо напротив глаз Аксенова. В ту же секунду он со всей ясностью понял, что сопротивление совершенно бесполезно. Что бы он ни сказал, как бы ни уговаривал, Аксенов все равно сделает с ним это, и он не сможет остановить его, как бы ни пытался.