Лекарство от любви (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович - Страница 37

В тот же день Армия Любви пополнилась первыми перебежчиками. Первые из них были, впрочем, не перебежчиками в точном смысле — хотя имперские власти, несомненно, назвали бы их именно так; это были всего лишь мирные жители, которым удалось-таки спрятаться от принудительной эвакуации. После того, как имперские солдаты ушли, они не могли вернуться в свои дома — отчасти из страха, что имперцы еще нагрянут с контрольным рейдом, отчасти потому, что в их городах и селах не осталось съестных припасов, а то и домов с уцелевшими окнами и дверями — и скрывались по лесам или бродили по опустошенным землям в поисках еды. Некоторые рылись в огородах выселенных деревень в поисках уцелевших съедобных кореньев или собирали грибы и ягоды, другие рыбачили или даже охотились с луком и стрелами на дичь; кому-то удавалось поймать разбежавшихся во время торопливого избиения домашних животных. Теперь, когда Армия Любви целый день стояла на одном месте, эти люди (уже, конечно же, накрытые влиянием Изольды) стягивались к ней с разных сторон, словно влекомые магнитом. Кай удовлетворенно отметил про себя, что они не столь уж безнадежны, раз, во-первых, нашли в себе смелость не подчиниться приказу даже с риском для жизни, а во-вторых, не только сумели спрятаться от солдат, но и не растерялись потом, вырванные из привычного многим поколениям уклада. Окончательно погрязнуть в несвойственном Каю оптимизме мешали два факта: во-первых, таких людей были все-таки считанные единицы (из многих тысяч безропотно подчинившихся эвакуации), а во-вторых и в-главных, они сделали это не ради идеалов свободы и разума, а для того, чтобы стать рабами любви. Впрочем, кое-кто из них, очевидно, остался не ради Изольды, а просто из чувства протеста и злости по отношению к тем, кто выгонял их из родных домов и уничтожал все плоды их нелегкого крестьянского труда…

Но вечером, когда шаткие плавучие мостки из бревен и досок дотянулись, наконец, до другого берега, переправившиеся первыми разведчики столкнулись с настоящими перебежчиками — солдатами, дезертировавшими из имперской армии. Те прибыли не поодиночке и не разрозненной толпой, а организованным конным отрядом численностью в две дюжины (до полноценного взвода не хватало третьей) под командованием совсем юного корнета и старого капрала. Как корнет вскоре рассказал Изольде (краснея и слегка заикаясь от волнения), он был направлен со своим взводом обеспечивать эвакуацию одной из деревень к северу от дороги; это была его первая «боевая» миссия, от которой он, впрочем, никаких боевых действий не ожидал, полагая, что его задача — всего лишь помочь местным жителям. Однако жители категорически не желали бросать свои дома и имущество, а также мириться с уничтожением провианта и скота. В солдат полетели камни и комья земли, кто-то бросился на кавалеристов с вилами и ранил одну из лошадей. Тогда ротмистр, командовавший всей операцией, приказал рубить бунтовщиков без пощады и жечь дома — причем под бунтовщиками при этом понимались все селяне от мала до велика. Возмущенный жестокостью этого приказа, корнет отказался его выполнять. Тогда ротмистр велел солдатам арестовать изменника; возникла стычка, в которой часть взвода корнета, включая старого капрала (выходца из такой же деревни), встала на сторону своего командира, но силы были неравны, неполным двум дюжинам противостояло втрое больше солдат, и предотвратить экзекуцию крестьян не было никакой возможности. Корнет, пожалуй, и сложил бы голову в неравной схватке, но капрал, оценив расклад и наплевав на субординацию, велел ему и его людям скакать на запад. Схватка вышла короткой и не особенно кровавой, бунтовщики потеряли троих, но к ним примкнули еще трое из других взводов; часть крестьян успела разбежаться, пока солдаты выясняли отношения друг с другом, и ротмистр велел прекратить преследование перебежчиков и вернуться к главной задачи — уничтожению деревни. С тех пор — прошло неполных два дня — мятежный отряд ехал навстречу Изольде по опустошенной стране. Точнее говоря, сперва они выехали к реке выше по течению — мосты там тоже были разрушены — а затем повернули к югу. Пару раз они замечали вдали других людей, также оставшихся вопреки приказам, но те, завидя солдат, убегали и прятались, не слушая призывов «мы — свои!» — в чем их, конечно, трудно было упрекнуть.

Арьергард Армии Любви переправлялся уже в темноте, под непрекращающимся дождем. Ждать до утра было опасно — продолжающая прибывать вода могла снести хлипкие плавучие мостки. Переправа прошла, в общем, успешно. В воду свалились двое солдат и одна навьюченная лошадь. Одного солдата успели вытащить, второй утонул, увлеченный на дно тяжестью кирасы (очевидно ненужной в этом походе, но если армия не только не встречает противника, но и совершает марш не в полном вооружении, разве она будет чувствовать себя армией?)

На следующий день движущееся под дождем войско столкнулось с новым сюрпризом — настолько неожиданным, что Изольда рассмеялась, услышав доклад головного дозора. Хотя на самом деле смеяться было не над чем.

Дорога впереди исчезла. Прекрасная мощеная имперская дорога обрывалась в сотне ярдов впереди, превращаясь в заполненную жидкой грязью канаву. Все ее камни — и обычные, и зачарованные, хранившие путников от опасности — были выкорчеваны и, очевидно, увезены на телегах. Сколько миль дороги было разобрано таким образом? Десятки? Может, сотни? Сколько телег и работников понадобилось, чтобы сделать это за считанные дни?

При всем при этом остановить Армию Любви, даже в условиях непрекращающегося дождя, такая мера, конечно, не могла. Замедлить ее продвижение — да, но не более чем.

Впрочем, замедлить действительно получилось. Искать другую дорогу смысла не было — судя по карте, вокруг лежали лишь грунтовые проселки, пребывавшие в такую погоду в таком же состоянии. Теперь войско тащилось в грязи, налипавшей тяжелыми комьями на сапоги и копыта лошадей; колеса обозных телег периодически вязли в ней чуть ли не по ступицы, и солдаты, навалившись, выталкивали их вручную. От людей, перемазанных грязью, со слипшимися в капающие сосульки волосами и бородами, валил пар. Изольда, все такая же холодно-прекрасная в своих золоченых доспехах (особенно, конечно, для тех, кто не видел, как на самом деле выглядит половина ее лица), спокойно заметила по этому поводу, что физические нагрузки пойдут солдатам на пользу, помогая им уберечься от простуды.

— Почему ты не прекратишь этот дождь? — не выдержал Кай, которому — хотя он, конечно, тоже ехал верхом, облаченный в плащ с капюшоном, а не ковылял в грязи — льющаяся с неба холодная вода успела преизрядно остовольдемарить.

— Пустая трата сил, — покачала головой Изольда. — Уровень грунтовых вод все равно поднялся. Эту грязь питает множество ручьев, текущих отовсюду. Слабое осеннее солнце непосредственно над нами эту дорогу не высушит. Даже если я добавлю тепла… на небольшой территории на короткое время. Это они просчитали. Возможно, даже специально закладывались на то, что я истощу свои силы в борьбе с погодой.

— Что будет, если ты полностью выложишься? Твоя магия перестанет действовать?

— Основная — нет, я ведь уже объясняла тебе. Только другие сферы… то, что мне пришлось изучать дополнительно.

— А как скоро полностью выложатся они?

— Их больше, не забывай. Они могут колдовать по очереди. И главное, среди них есть те, для кого именно погодная магия является врожденной. В этом они всегда будут сильнее меня.

— Но ведь это им не поможет? — спросил Кай, и в его голосе прозвучало беспокойство.

— Нет, разумеется, — фыркнула Изольда.

Практика пока что как будто не очень согласовывалась с ее словами. До конца дня им пришлось дважды форсировать реки — точнее говоря, мелкие речушки, где обычно воды было не выше чем по колено. Теперь они разлились, но пока еще оставались преодолимы вброд. Солдатам, однако, приходилось переходить их по грудь в ледяной воде, борясь с уже вполне ощутимым течением. Изольда и ее старшие офицеры (к коим были приравнены и Кай с Арсениусом) переправились на лодке. Кай понимал, почему Изольда не тратит времени на строительство полноценной переправы — теперь она уже не склонна была давать противнику фору, иронически наблюдая, что он еще придумает, теперь она действительно спешила. Впереди их ждал Обберн — сама большая в этой части континента река, ширина которой и в ясную летнюю погоду превышала милю. Впрочем, эта ширина практически не менялась и в другие времена года — серьезных наводнений на Обберне не случалось уже триста лет, благодаря понятно кому. За это время на прежних заливных лугах выросло множество деревень и даже несколько крупных городов. Но теперь все изменилось…