Ведьмина кровь - Рис Селия - Страница 13

Сначала он велел нам склонить головы и прочитал благодарственную молитву.

— Смиренно уповая на Господа, мы пересекли океан, дабы присоединиться к нашим братьям в Новом Свете и вместе начать чистую жизнь, не омраченную вмешательством извне. И вот мы прибыли, в целости и сохранности! Вознесем хвалу Господу нашему.

Люди пробормотали «аминь», но тут же посыпались вопросы:

— А где наши братья? Что-нибудь известно?

— Где они?

— Почему они не пришли?

Люди перебивали друг друга. Элаяс Корнуэлл поднял руки, чтобы все замолчали.

— Преподобного Джонсона и его паствы здесь нет.

Гомон превратился в нарастающий ропот. Корнуэлл был вынужден повысить голос, чтобы перекричать толпу:

— Слушайте, братья и сестры, слушайте! Преподобный увел паству в необжитые земли, как Моисей.

Ропот стал еще громче.

— А нам что теперь делать?

— Будем молить Господа направить наши стопы на путь истинный! А пока жители Сейлема как добрые христиане примут нас в своих домах, за что мы безмерно им благодарны. На завтра назначена встреча в доме собраний. До тех пор прошу всех провести время в посте.

Он опустил руки и наклонил голову, что означало призыв к молчаливой молитве. Тени вытягивались в последних лучах солнца, под ногами золотилась пыль. Я поймала себя на том, что раскачиваюсь: тело помнило ритм корабельной качки. Мы плыли так долго и приплыли в страну, где нас никто не ждет. Пыль на носках моих туфель хоть и была похожа на ту, что дома, но все равно она другая. И, хотя на борту я не страдала от морской болезни, сейчас я почувствовала тошноту.

28.

Следующим вечером мы с Ребеккой и Тобиасом гуляли по городу, а мне все казалось, что это происходит не на самом деле, а во сне или в зачарованной стране: вроде бы все как в привычном мире, но если присмотреться, то мелочи выдают разницу.

Здесь жарче, чем летом в Англии, и воздух гораздо влажнее. Жара не уходит с закатом, а лишь нарастает, пока не становится трудно дышать. Сижу у окна и пишу в дневник: не могу заснуть. Столом мне служит полка, врезанная в стену. Ночь выдалась ясная, пишу при свете луны. Она огромная и висит низко, как серебряный фонарь, а над ней по необъятной дуге рассыпаны звезды. Я не смыслю в астрономии, но заметила, что созвездия здесь выглядят иначе, словно некий великан развернул небо под другим углом.

Светлячки отбрасывают на землю крохотные блики, где-то стрекочут сверчки и квакают лягушки. Повсюду запах свежей древесины. Здесь нет ничего старого и почти нет построек из кирпича или камня. Большинство домов — из деревянных каркасов и обшиты досками, а крутые вытянутые крыши выложены деревянной черепицей. Отовсюду веет новизной. Самые старые здания в городе не успели даже толком обветриться. Здесь нет ни слишком больших, ни слишком роскошных домов, в основном они маленькие или среднего размера. Судя по всему, тут нет ни очень богатых, ни очень бедных: я не видела нищеты или излишеств. Хотя по платью судить трудно, поскольку все одеваются похоже, в грустные невзрачные цвета: черный, коричневый, серый, бурый и темно-зеленый, и одежда не украшена лентами или шелком. То, что можно и нельзя носить, диктует закон. А закон здесь строгий — и не только насчет одежды. Уже есть и тюрьма, и позорный столб, и колодки на площади.

Глядя на жителей Сейлема, мы начинаем понимать, что нас ждет. Тут не текут молочные реки с кисельными берегами. Люди выстроили быт с нуля, используя только то, что может дать лес. Вещи, привезенные из дома, всегда выделяются среди самодельной мебели. Оловянной посудой не пользуются, а выставляют ее напоказ для красоты. Даже тарелки, чашки и ложки здесь делают из дерева.

Местные гостеприимны, но довольно замкнуты. Разговаривают тоже по-другому — чуть гнусавя. Они кормят нас кашей, а также мясом с овощами, которые варят вместе. Вся еда свежая и кажется манной небесной после сухарей, пораженных личинками, и полусгнившей солонины из бочки. В Англии мы готовили похожие блюда, только каша здесь ярко-желтого цвета: ее варят из кукурузы, которая растет в полях и в огородах вокруг Сейлема. Еще здесь собирают бобовые и странный плод, напоминающий по вкусу кабачок, только оранжевый, круглый и слегка сплюснутый сверху и снизу. Что ж, по крайней мере почва здесь плодородная. Первое, что сделала Марта, — встала на колени и взяла пригоршню земли.

— Хорошая, — произнесла она, кроша землю между пальцев и показывая Джонасу. Тот довольно улыбнулся и кивнул. Они собираются вместе выращивать овощи, а еще хотят разбить аптекарский огород с целебными травами, чтобы делать лекарства.

Мы живем в одном доме с Джонасом, Тобиасом, Ребеккой и ее семьей. Всех нас приютила вдова Хескет, она же нас и кормит. Это добрая, но неулыбчивая женщина. Как-то Джонас шепотом заметил, что природа ее обидела, и, надо сказать, она правда не красавица: худая, долговязая и угловатая, на лице отразились все тяготы жизни, а руки красные и крупные, как у мужчины. Она живет со своим сыном Эзрой, где-то в городе они держат постоялый двор.

Вдова рассказала нам свою историю сразу, как мы у нее поселились. Оказывается, ее муж умер вскоре после переезда.

Она кивнула за окно:

— Он там, на кладбище, с остальными. Мы добрались сюда слишком поздно, уже ничего нельзя было сажать…

Мы закончили ужинать и сидели у очага. Джон Риверс тяжело вздохнул: мы тоже не успели к посеву. Вдова Хескет продолжала:

— Тяжелое нам выдалось плавание. Постоянные бури, болезни… Когда мы прибыли, съестные запасы подошли к концу, а многие за время пути так ослабли, что их было уже не спасти. Пришла зима и Господь забрал болящих, вот и моего Айзека. — Она посмотрела на платок, который вертела в руках, и помолчала. — Мы голодали, но это было не самое страшное испытание… Впрочем, с тех пор все изменилось. Сейчас всем еды хватает. — Она привстала, чтобы поворошить угли. — А что ждет вас — даже не знаю. Там глушь. Не берите с собой лишнего. Мой совет — запаситесь едой, купите побольше, сколько сможете. Надо протянуть до будущего года, когда вы заведете огороды. Зимы здесь безжалостные. — Вдова Хескет потерла опухшие веки. — Слышите, Джон? Позаботьтесь о детях и о жене, им не перезимовать без припасов.

29.

Мистер Риверс послушал совета вдовы и начал вместе с Тобиасом и Джонасом перебирать припасы из Англии. Все, что испортилось за время пути, следует заменить, а все, чего не хватает, купить до того, как мы отправимся в глушь.

Сегодня был базарный день, поэтому город кишел людьми: и местными, и теми, кто только приехал. Марта осталась помогать вдове Хескет по хозяйству, а мы с Ребеккой пошли на рынок. Кажется, там были все с нашего корабля. В воздухе стояло праздничное возбуждение: морские бури позади, под ногами твердая земля, и можно наконец-то помыться, постирать старую одежду, нарядиться в новую. Почти на каждом шагу кто-нибудь справлялся у Ребекки о здоровье младенца Ноя и миссис Риверс.

— Маме гораздо лучше, спасибо, — отвечала Ребекка, как всегда спокойно и серьезно. — И Ной тоже здоров.

Со мной почти никто не заговаривал. На меня смотрели мельком и тут же отводили глаза. Даже после долгих недель, проведенных вместе на корабле, я не стала своей. Но это неважно. У меня есть Марта, Джонас и Тобиас, и мне не нужна другая семья. А еще с рождения Ноя мы с Ребеккой стали близки как сестры. Когда-то она казалась мне недружелюбной, но с тех пор я поняла, что принимала за враждебность обычную застенчивость. Она и сейчас довольно сдержанна: говорит, только когда ей есть что сказать, а еще очень старается никого не обидеть, поэтому почти не задает вопросов. Ребекка не спрашивала о моем прошлом, и я тоже не стала расспрашивать ее.

Вообще-то здесь все так себя ведут. Люди пересекли океан, чтобы оставить былое позади.

Среди торговцев далеко не все пуритане. Здесь много коробейников и торгующих вразнос. У одного из их прилавков мы увидели Дебору Вейн с сестрой Ханной и подружками — Элизабет Деннинг и Леей Гарнер.