Выбери любимый жанр

За Веру, Царя и Отечество - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 85

Изменить размер шрифта:
85

Весьма красноречивой выглядит и история с ген. Мартосом. Ему в плену было предъявлено обвинение, будто по его приказу русская артиллерия бомбардировала мирный Найденбург. Людендорф лично третировал старого полководца, обещая ему суд и расстрел. Пошла травля Мартоса в германской прессе, было начато следствие по обвинению в "обстреле населенных пунктов", а также "грабежах и насилиях над жителями, осуществлявшихся подчиненными ему войсками". Хотя главной причиной для раздувания "дела Мартоса" стало другое обстоятельство. В начале ХХ в. в практике международного права считался общепризнанным принцип "to quoque" - "как и другой". Если одна сторона допускала те или иные нарушения принятых норм и конвенций, то и ее противники могли делать то же самое, и преступлением это уже не считалось. Поэтому для немцев было крайне важно устроить показательное судилище над Мартосом - тогда факты типа Лувэна и Калиша получали правовое оправдание. А нигде, кроме Восточной Пруссии, противники Германии на ее территорию не вторгались. Так что дело было "заказным" и заведомо политическим. Но даже при всей предвзятости, диктуемой этими требованиями, никаких доказательств, которые можно было бы употребить против Мартоса, следствие найти не смогло! Выяснилось, что упомянутого обстрела вообще не было. Да еще вдобавок пастор Найденбурга оказался то ли слишком честным, то ли непонятливым, и опубликовал в "Берлинер Тагеблатт" статью "Пребывание русских в Найденбурге", где подчеркивал порядок и дисциплину в войсках противника и сообщил, что "никому из жителей не было причинено никаких обид и имущественного ущерба". И в марте 1915 г. следствие над Мартосом было прекращено "по недоказанности обвинения".

Тем не менее, Людендорф и Франсуа повторили уже опровергнутую их собственным следствием клевету насчет Мартоса в своих мемуарах. А потом эти "факты" так и перешли без проверки в зарубежную литературу Да и вообще легенда о "русских зверствах" оказалась очень живучей, она же вполне ложилась в русло западных представлений о "варварской" России. Хотя в описаниях этих зверств германская пропаганда порой доходила до абсурда. Так, утверждалось, будто "дикие" казаки не только разбивают головы младенцам, но и любят полакомиться их мясом. И верили! Очевидцем зафиксирован случай в Омулефоффене, когда некая фрау с ребенком, встретив на улице чубатых оренбуржских казаков, упала перед ними на землю и стала биться в истерике. Те не могли понять, в чем дело, пока подошедший офицер не перевел, что она умоляет их не кушать ее киндера, а если уж им очень хочется человечинки, то лучше пусть употребят в пищу ее саму, она на это готова.

Вовсю распространялись и истории о том, будто русские поголовно насилуют всех женщин, включая старух. И добродетельные немки на митингах приносили публичные клятвы удавиться или отравиться, но не даваться в лапы этим чудовищам. Между прочим, и эта байка оказалась чрезвычайно живучей, возродившись и во Вторую мировую. Причем тоже в степени, доведенной до абсурда. Почитаешь работы западных авторов или наших перестроечных и постперестроечных "разоблачителей", и получается, что нашим солдатам вообще больше делать было нечего, а воевать, пожалуй, и некогда, главное - немок перенасиловать. И вот ведь что любопытно, ни у американских, ни у английских, ни у французских, ни даже у германских военных такого не отмечается, только у русских. И ни в одной другой стране, а только в Германии - стоит границу перейти, и поехали! Прямо какая-то патологическая страсть именно к немкам! Что тут можно сказать? Что какие-то подобные случаи наверняка были. В такой массе мужиков, как армия, как не найтись нескольким разыгравшимся кобелям? Опять же, в семье не без урода. Но если от домыслов перейти к фактам, то снова картина переворачивается с точностью до наоборот. И снова легко увидеть не только "количественную", но и принципиальную разницу. Мы уже приводили цитату из доклада Гурко насчет переодетых разведчиков - "нельзя же было задирать юбки всем женщинам в Восточной Пруссии". Это - типичное отношение русского офицера. А солдата-насильника, если попадется, как в русской, так и в советской армии ждал суд и расстрел.

А вот в германской армии именно офицеры в августе 14-го совершенно достали оказавшихся в их власти русских дам постоянными "обысками" с раздеваниями и ощупываниями. Но если эти дамы, выезжавшие из Германии, подвергались лишь "моральному" изнасилованию - требовалось соблюдать декорум "порядка", то многочисленные батрачки-сезонницы, арестованные в приграничных районах, претерпели и физические надругательства, отдаваемые на забаву солдатам и жандармам под угрозой расстрела за непокорность. Через "обыски" офицерами пришлось пройти и медсестрам, захваченным вместе с ранеными при поражении Самсонова, некоторые были изнасилованы. На оккупированных территориях германские войска в сексуальном плане также не церемонились. Так, иностранные корреспонденты и дипломаты в Лувэне обратили внимание, что многие трупы женщин и совсем маленьких девочек валялись обнаженные или в растерзанной одежде, со следами того, что делали с ними перед убийством. И германский МИД, пытаясь оправдать эти факты, заявил в своем коммюнике, будто "женщины и девушки принимали участие в стрельбе и ослепляли наших раненых, выкалывая им глаза". Были зафиксированы изнасилования в Завислянском крае. А на француженок большинство немцев вообще смотрело как на публичных женщин, обязанных выполнять их прихоти, и отказавшая рисковала попасть в число заложников.

Ну а поскольку мы косвенно затронули и поведение войск во Второй мировой, нетрудно показать, что и тогда вытворялось то же самое, но в больших масштабах. Скажем, когда в 41-м в Великих Луках по приказу коменданта расстреляли группу девушек "за неподчинение требованиям военных властей" - они отказались идти в солдатский бордель. Известно, что подобным образом создавались публичные дома для немцев в Твери, Киеве, Харькове, Крыму. Свой публичный дом имелся в каждом концлагере. Можно почитать и многочисленные сохранившиеся письма германских фронтовиков, чуть ли не через одно - о "девочках" или о предвкушении "московских девочек" (кстати, вкусы у немцев тогда отличались от нынешних, они обычно смаковали достоинства "полненьких" и "сдобненьких" русских "девочек"). Таким образом, в вопросе о "русских изнасилованиях" можно еще раз обнаружить известную и уже упоминавшуюся психологическую особенность - приписывать врагу свои собственные пороки.

85
Перейти на страницу:
Мир литературы
Наши партнеры