За Веру, Царя и Отечество - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 228
- Предыдущая
- 228/298
- Следующая
М. И. Драгомиров
Весной 16-го кризис снабжения русской армии был преодолен. Не хватало только тяжелой артиллерии, ее производство отечественные заводы еще не освоили. Но трехдюймовок выпускалось достаточно, на всех фронтах изношенные орудия заменили новыми. А снаряды шли сплошным потоком, на ящиках рабочие писали: "Бей, не жалей!" Для повышения темпа огня батареи обучались стрельбе не по отмашкам офицеров, а "по огню" - наводчики держатся за шнуры, глядя друг на друга, и бьют дружной очередью вслед за правофланговым орудием. Пулеметов стало в 2 - 3 раза больше, чем в начале войны. В массовых количествах поступали гранаты, в полках стали формировать отряды гренадеров, мастерски владеющих этим оружием. Появились на фронте 90-мм бомбометы, ранцевые огнеметы, ружейные гранатометы, броневики, дымовые шашки, химические снаряды. Об успехах русской науки и промышленности говорит хотя бы тот факт, что всего через год после первых немецких газовых атак весьма эффективным угольным противогазом профессора Зелинского были уже снабжены не только все бойцы на передовой, но даже все лошади. (Французы вплоть до 1917 г. пользовались подручными средствами ватно-марлевыми повязками, кострами перед окопами.) В апреле 16-го британский атташе Нокс с удивлением писал: "Русское военное положение улучшилось так, как того не смел бы предсказать ни один иностранный наблюдатель в дни отступлений прошлого года". И солдаты повеселели дескать, в таких условиях воевать можно!
Произошли изменения и в командном составе. В марте был наконец-то снят главнокомандующий Юго-Западным фронтом Иванов. Убрали его деликатно, придумав почетную и бездельную должность "советника" при Ставке (где он оказался востребованным лишь единожды - в марте 17-го ему поручили подавление революции в Петрограде. И конечно же, не справился). А на его место был назначен Брусилов. Начальником штаба фронта стал ген. Клембовский, а 8-ю армию принял Каледин. К апрелю на Востоке противник имел 90 дивизий (48 германских и 42 австрийских) против 141 русской. Силы каждой из сторон были объединены в 3 группировки. Петроградское направление прикрывал Северный фронт Куропаткина (466 тыс. бойцов), против него действовала группа Гинденбурга из 3 армий (200 тыс.). Путь на Москву защищал Западный фронт Эверта (754 тыс.) - против группы принца Леопольда Баварского (420 тыс.), а Юго-Западному фронту (512 тыс.) противостояли 4 австрийских и германская армии, подчиненные австрийскому командованию (441 тыс.). Численное неравенство противник везде старался компенсировать мощью фортификационных сооружений и обилием техники.
14.4 в Ставке собралось совещание для обсуждения планов летней кампании. Как уже отмечалось, сперва Алексеев был сторонником главного удара против Австро-Венгрии, что отвергли западные союзники, а настоять на своем он не сумел. И поскольку союзники планировали наступать против Германии, то и русская Ставка подстроилась к их планам для согласованности действий. Основной удар предполагался силами Западного фронта из района Молодечно на Вильно. Эверту передавалась большая часть резервов и тяжелой артиллерии. Еще часть выделялась Северному фронту для вспомогательного удара от Двинска - тоже на Вильно. Юго-Западному фронту предписывалось готовить наступление на Луцк и 2 вспомогательных участка, но подключиться к наступлению лишь после прорыва на Западном фронте - в помощь ему. Однако план вызвал возражения. Куропаткин заявил: "Прорвать фронт совершенно невероятно, ибо их укрепленные полосы настолько развиты и сильно укреплены, что трудно предположить удачу". С ним согласился Эверт, указывая, что для прорыва нужно гораздо больше тяжелой артиллерии, а пока ее нет, лучше держаться оборонительных действий.
Многими исследователями их позиция преподносится чуть ли не в качестве трусости, но на самом деле ее вполне можно понять. Оба военачальника уже обожглись на мартовском наступлении, находились под впечатлением больших потерь. Которые на Западе сочли бы "обычными" - но психология русских полководцев существенно отличалась от понятий фалькенгайнов и петэнов, упрямо и хладнокровно гнавших в пекло своих солдат. Решения "позиционной проблемы" Эверт и Куропаткин не видели, а раз так, то и потери оказались бы неоправданными. И брать на себя ответственность за тысячи жизней они не хотели. А идея о сдерживании врага в обороне, учитывая экономические и продовольственные трудности немцев, была вполне резонной - но со многими "если бы". Если бы между державами Антанты действительно существовало "Сердечное согласие". И если бы внутреннее положение самой России не ухудшалось с затягиванием войны. Поэтому предложение, логичное с военной точки зрения, "осада" вместо "штурма", было все же неприемлемо с политической.
Однако Брусилов уже видел выход из "позиционного тупика". И попросил, чтобы его фронту тоже разрешили наступать - если и не добиться успеха, то отвлечь противника с главного направления. И Алексеев согласился, хотя и предупредил, что дополнительных средств усиления выделить не сумеет. Эверт с Куропаткиным смотрели на человека, который сам напрашивается на активные действия как на сумасшедшего - сочли, что новый главком просто легкомысленно хочет отличиться. Но и сами поправились - дескать, вообще-то наступать они могут, но за успех ручаться нельзя. И директива была изменена. Главный удар наносился Западным фронтом, а вспомогательные Северным и Юго-Западным. Ему предписывалось "тревожа противника на всем протяжении своего расположения, главную атаку производить войсками 8-й армии на Луцк". Кстати, характерно, что на самом Юго-Западном фронте план вызвал возражения у Щербачева - который со своей 7-й армией тоже успел испробовать, что такое прорыв позиционной обороны. Но Брусилов, в отличие от чрезмерно мягкого Алексеева, был человеком, с которым особо не поспоришь. Указал, что довел свое решение не для обсуждения, а для уяснения и исполнения,- и точка.
А задача была и впрямь тяжелейшая. Укрепления на Украине противник совершенствовал 9 месяцев. Когда кайзер посетил участок Южной армии (против русских 7-й и 11-й), он пришел в восторг и объявил, что таких позиций не видел даже на Западе. А австрийцы были настолько уверены в неприступности своих рубежей, что даже устроили в Вене выставку, где демонстрировались макеты и снимки оборонительных сооружений как высшие достижения фортификации. За неделю до русского наступления Фалькенгайн и Конрад обсуждали, не опасно ли будет снять еще несколько дивизий в Италию для развития успеха. И решили - не опасно, такую оборону русским не прорвать. Она состояла из 3 полос, отстоящих друг от друга на 5 и более км. Самой сильной была первая из 2-3 линий окопов, общей глубиной 1,5-2 км. Основу ее составляли опорные узлы, в промежутках - сплошные траншеи, подступы к которым простреливались с флангов, на всех высотах - доты. От некоторых узлов шли вглубь отсечные позиции, так что и в случае прорыва атакующие попадали в "мешок". Окопы были с козырьками, блиндажами, убежищами, врытыми глубоко в землю, с железобетонными сводами или перекрытиями из бревен и земли толщиной до 2 м, способными выдержать любые снаряды. Для пулеметчиков устанавливались бетонные колпаки. Перед окопами тянулись проволочные заграждения (2-3 полосы по 4-16 рядов), на некоторых участках через них пропускался ток, подвешивались бомбы, ставились мины. Две тыловых полосы были оборудованы послабее (1-2 линии траншей). А между полосами и линиями окопов устраивались искусственные препятствия - засеки, волчьи ямы, рогатки. Решающим численным превосходством Юго-Западный фронт не обладал, а по тяжелой артиллерии даже уступал противнику. Правда, в апреле-мае он получал некоторые пополнения и в итоге его силы составили 40,5 пехотных и 15 кавалерийских дивизий (534 тыс. штыков и 60 тыс. сабель), 1770 легких и 168 тяжелых орудий. Но против них у немцев и австрийцев было 39 пехотных и 10 кавалерийских дивизий (448 тыс. штыков и 38 тыс. сабель), 1301 легких и 545 тяжелых орудий.
- Предыдущая
- 228/298
- Следующая
