Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил - Страница 7

Первый раз харвенов попытался завоевать ещё величайший из правителей Тайлара — Эдо Ардиш, прозванный Великолепным. Когда после двадцатилетней войны с вулграми он полностью покорил их царство, его взгляд обернулся на север, за реку Севегрею — туда, где жили союзники поверженных. Харвены. Собрав войска, он выступил в поход и без особого труда разбил объединенные дружины племен, заняв все южные городища и крепости. Но боги тогда видно решили, что на одного человека и так пришлось слишком много побед и славы: зимой, во время перехода через одну из рек, Эдо Ардиш его лошадь провалилась под лед. На следующий день уже старый правитель тяжело заболел и мучился лихорадкой, но, не желая показывать слабость, отказался прекращать поход и покидать войска, хотя лекари, советники и полководцы хором умоляли его остановиться и поправиться. Но царь был непреклонен — несмотря на усиливающиеся морозы, он продолжил ездить на лошади во главе войск, отказавшись даже от повозки. Это решение и стало для него роковым. Через два шестидневья великий правитель, покоритель Вулгрии, Западного и Восточного Джасурских царств, Кэридана и Хутадира, основатель Кадифа и многих других городов, умер.

Когда эта весть разлетелась по стране, собранные величайшим из царей земли залихорадило. Вулгры сразу же подняли восстание, а Кэридан и арлингские города-государства объявил о независимости. Новому царю, Рего, которого прозвали Удержителем, оказалось совсем не до дальних походов — все двенадцать лет своего правления он усмирял и приучал к покорности завоевания своего отца, огнем и мечом выплавляя из них единое государство. Уже потом, когда страна вновь окрепла, были присоединены Мефетра, Арлингские государства и Сэфтиэна, царственные Ардиши вспомнили и о беспокойном северо-западе. Дважды они пытались покорить харвенов, но всякий раз терпели неудачу. Особенно горькую — во времена царя Шето Воителя, чей сын Ирло и лучший полководец Рего Артариш, завели пятнадцать тагм в засаду, из которой вырвалось лишь восемь. В итоге предпоследний царь Патар Крепкий и вовсе объявил реку Севигрею вечной границей, приказав снести все мосты и построив цепь фортов и крепостей по всей ее протяженности. Вот только вскоре его отправил к богам кровавый кашель, а его внук, Убар Алое Солнце, ставший последним в династии, свернул планы деда, бросив все силы на перестройку Кадифа.

Так что молодому полководцу удалось немного немало то, что не смогли даже сами Ардиши.

— Вам, наверное, интересно, как я оказался один посреди леса, — неожиданно проговорил Лико Тайвиш. — Великий стратиг похода и сын Первого старейшины, наверное, последний человек которого ожидаешь встретить в такой глуши.

— Да, хозяин, уж расскажите им. Расскажите, как именно мы здесь очутились, — с явным недовольством проговорил идущий впереди раб.

— Если коротко — то мне стало скучно. Вот уже как два шестидневья я объезжаю лагеря разбитые по течению Мисчеи. Перед тем как отправляться домой, мне хотелось лично осмотреть эти места, ведь скоро тут будет наша новая граница, а значит, нужно будет строить крепости, прокладывать дороги, создавать поселения и колонии, которые будут кормить наши гарнизоны. А это слишком важная работа, чтобы поручать ее столичному бездарю, купившему должность в Синклите. Поэтому, я и решил заняться ей сам. Увы, но путешествовать мне приходилось в окружении слишком большой свиты: телохранителей, увязавшихся командиров и сановников, их многочисленных рабов, помощников, писцов и картографов. А чем больше с тобой людей, особенно людей считающих себя важными, тем медленнее и утомительнее выходит путешествие.

— Но безопаснее! — буркнул Сэги.

— Вот я и решил немного развеется. Вчера вечером, когда мы остановились на стоянку, я сверился с картами и понял, что дорога, если это, конечно, вообще можно назвать дорогой, делает сильный крюк, огибая лесной массив, а по руслу реки до ближнего лагеря можно добраться всего за пару часов. И этим утром, пока все ещё спали, я оседлал коня и пустился в путь, навстречу ветру и солнцу… вот только солнце так и не пожелало показываться, а быстрее ветра оказался мой верный раб Сэги, ещё раз доказавший, что мне от него никогда не отделаться. Когда он меня догнал, то походил на взмыленную курицу. Да-да, именно на нее, Сэги. Вот и пришлось остановиться, чтобы он напился воды и умылся… Ну дальше… дальше твое копье спасло меня от быка, за что я тебе очень признателен.

— Любой на моем месте сделал бы тоже самое, — растерянно проговорил солдат, не привыкший слышать похвалу от столь высоких командиров. — Вам не за что меня благодарить, господин.

— Есть за что, Скофа. И раз так, я хочу, чтобы ты рассказал мне о себе.

Воин чуть было не остановился от неожиданности. Раньше командиры, да и вообще благородные, никогда им не интересовались. Да и с чего бы им было этого делать? Он был простым солдатом. Таким же, как и десятки тысяч других. К тому же блисом, за которым точно не водилось геройских подвигов.

— Да что вам рассказать господин… боюсь, что особо и нечего. Я же простой солдат из блисов.

— Не надо мяться Скофа. Мне правда интересно, что за человек спас мою жизнь. У тебя же есть прошлое? Вот и расскажи мне о нем.

— Ну, сам я родом из Кэндары, это такой городок немного севернее от Кадифа.

— Это если ехать по Прибрежному тракту? — уточнил полководец. — Я, кажется, останавливался в вашем городе. Если не ошибаюсь, он был чуть на отшибе и со всех сторон окружен оливковыми рощами.

— Все верно господин. Оливок у нас и вправду много. В Кэндаре почти все с ними связано. Город только ими и живет: люди либо растят оливки, либо продают оливки, либо засаливают оливки, либо изготавливают амфоры для оливок, либо жмут из оливок масло. Причем самое разное — у нас и для лампад и ламп сорта есть, и для рабов, и для простолюдинов. А есть и изысканные — с чесноком, тимьяном, розмарином и специями. В Кадифе на такое масло спрос всегда хороший.

— Да, я определенно бывал в вашем городе, — улыбнулся Лико. — Хорошо помню улицы города, словно пропитанные ароматами масла с розмарином и чесноком. Этот запах просто преследовал меня, куда бы я ни шел. От него постоянно хотелось есть. Я все время заходил в таверны, или покупал кефетты у уличных торговцев…

У Скофы заурчал живот при воспоминаниях о главной уличной еде всех тайларских городов. Кефетта — поджаренная на углях пшеничная лепешка, в которую складывали политые маслом и сметаной с чесноком овощи, брынзу, а порою и мясо. Она всегда была большой слабостью всех граждан. На каждой достаточно людной улице в городе, обязательно стояли небольшие жаровни и бочонки торговцев кефеттой, у которых можно было поесть, да ещё и выпить вина, всего за пару авлиев. Вино, правда, приходилось пить прямо у них, так как наливали его в маленькие деревянные чаши прикованные цепочкой к жаровне, но вот кефетту можно было есть и на ходу. Или свернуть в ближайший сад и там насладиться ей сидя в теньке и слушая журчание фонтана.

Жаль, что в походе такое удовольствие было недоступным.

— Кефетты у нас всегда хорошо готовили, это правда. Все потому, что масло мы настаиваем на травах и чесноке, а потом выдерживаем в нем мясо. Вы же, наверное, в «Купеческих дворах» останавливались? Там как раз готовят лучшие кефетты.

— Нет, я гостил усадьбе Рэйтевишей. Но на площади рядом с этой гостиницей бывал.

— Это очень известный и уважаемый род в нашем городе, господин. В Кэндаре им принадлежит почти половина маслобоен, и почти половину мест в колегии, по милости богов, занимают их представители.

— По милости богов? Ты удивляешь меня Скофа. Обычно вы, блисы, предпочитаете поругаться на зажравшихся ларгесов.

— Так-то оно так, господин. Но Рэйтевишей и вправду есть за что любить. Понимаете, они не покупают рабов, а нанимают блисов. Вам-то это трудно понять, но для нас это важно. Раньше, ещё при царях, в нашем городе всем заправляли две семьи крупных рабовладельцев. Не помню, правда, как их звали, но принадлежало им почти все — и рощи, и маслобойни, и гончарные мастерские. А для работы на них привозили рабов. Ну, те растили оливки, давили их, лепили сосуды и горшки, готовили масло. В общем, в городе почти не было работы и блисы его покидали, перебираясь кто куда. Но во времена Убара Алого Солнца эти две семьи чем-то прогневали царя, и он забрал у них все, что они имели. Ну а там что-то купили наши, местные торговцы, что-то богатые палины из столицы, но большая часть досталась Рэйтевишам. Не помню, откуда точно они происходили, но имение свое перенесли к нам и вопреки всем традициям, начали нанимать местных для работ. Ну а потом они ещё и для других владельцев рощ и маслобоен добились рабских квот и поэтому уже пару десятилетий у нас горожане всегда при работе, а Рэйтевишей уважают и поддерживают. Вот и члены моей семьи уже как пару поколений у них работают. Но мне наш фамильный промысел не по душе пришелся — каждый день с ног валишься, зарабатываешь мало, да ещё и бьют, если масло прольешь или работаешь медленно. Так что как только мне пятнадцать лет стукнуло — записался в Первую походную. Ну а там почти сразу оказался в боях под Керой…