Белые львы (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 66

XII

веке на месте античной крепости, переходила из рук в руки, ее не раз брали штурмом, в ней было и прибежище пиратов, и родовое гнездо сицилийских аристократов, в ней долго жили представители свергнутой и изгнанной неаполитанской династии, а во время второй мировой войны в ней размещалась военная школа, где тренировали «чернорубашечников» – боевиков Муссолини.

В крепости царили тишина и покой, и Саша старался ступать неслышно, чтобы не нарушить древнее безмолвие. Крепость была для него огромным живым существом, он чувствовал, что у нее есть душа: древняя, мудрая, способная о многом поведать тому, кого она сочтет достойным доверия. И Саша старался подружиться с этой таинственной душой. Он всматривался и вслушивался. Он ждал. Чего? Вряд ли он сам смог бы ответить на этот вопрос. Это было нечто иррациональное. У Саши было ощущение, что душа древней крепости неведомым образом проникает в его тайный мир серых озер, туда, куда он не позволял входить никому. И эта душа вовсе не была агрессором, захватчиком, она тоже выжидала, изучала, пытаясь понять тайный мир пришельца.

Поэтому Саша ничуть не удивился, когда старый Гор задал ему вопрос: – Ты почувствовал, что крепость тебя приняла? Они сидели на веранде, залитой солнечным светом. Гор в инвалидном кресле, шелковом халате и с неизменным шейным платком жмурился на солнце. Саша сидел на стуле, одетый в светлую рубашку и узкие светлые брюки. Носить в этом благородном замке футболку и джинсы ему казалось совершенно неуместным. – Да, – коротко ответил он. И это было правдой. Он не смог бы сказать, откуда, но он знал. Гор понимающе улыбнулся. – Я тоже это почувствовал. Смотри-ка, всего неделя прошла с твоего приезда. А меня крепость не принимала почти год… Да, представь себе, я жил здесь, я был хозяином, но чувствовал себя незваным гостем, которого просто терпят. И лишь год спустя крепость решила, что я заслуживаю ее доверия. А тебе она стала доверять практически сразу. Интересно, почему? Что она в тебе почувствовала, мой юный друг? – выцветшие светлые глаза устремили цепкий взгляд на Сашу. – Она приняла мой мир, – просто ответил Саша. – Твой мир, – задумчиво повторил Гор. – Твой мир слишком печален, мой мальчик. Для юноши это, конечно, нормально, уходить в грезы, в пессимизм. Но, боюсь, что в случае с тобой все гораздо серьезнее. Саша с удивлением и даже опаской посмотрел на старика. – Откуда вы… знаете? – спросил он. – Я умею читать чужие мысли, – изрек Гор. – Что, не веришь? Правильно делаешь. Старик рассмеялся. – Я просто читал твои стихи. И главы из романа. Саша улыбнулся. Но снова на его лице появилось удивление. – Простите… – сказал он. – Но ведь я пишу на русском… – Да, но мне присылают подстрочные переводы. Они, конечно, не дают полного представления, но все же позволяют заглянуть в твой мир. Так что я знаю о тебе не так уж мало. И, мне кажется, немало понимаю, мой юный друг. – Но откуда у вас подстрочные переводы? Кто их делает? – Один известный тебе человек нанял переводчиков. Догадываешься, кто? Саша вздрогнул. – Ты угадал, – с понимающей улыбкой произнес Гор. – Йен Хейден. – Он знает, что я здесь? – тут же спросил Саша. – Нет, – покачал головой старик. – Во всяком случае, я ему ничего не говорил. – Тогда… почему? Как? Зачем он вам присылает мои… то, что я пишу? – старик увидел, как по поверхности серых глаз-озер пошла рябь. – И давно он это делает? – Наверное, месяца два или три уже… Еще до твоего приезда – Но зачем? – Зачем? Чтобы понять тебя, мой мальчик, – с ироничной улыбкой заметил старик. – Ибо ты для бедного Йена остаешься загадкой. Вот он и пытается проникнуть в твой мир. И спрашивает моих советов. – Так вы знакомы… – Да, представь себе. Какое совпадение. Я знаю двух твоих… Ах, не обижайся. Да, я хотел сказать двух твоих любовников, но понимаю, мой мальчик, что всё слишком непросто… С Геннадием я познакомился очень давно… Впрочем, уверен, он тебе рассказал, где именно, – хихикнул старик. – Сначала это были скорее деловые отношения. Геннадий как раз тот человек, который может без лишнего шума решить проблемы такого человека как я. Думаю, ты не будешь у меня спрашивать, какого рода проблемы, да я тебе и не расскажу. А я в ответ свел его с представителями самых высоких финансовых кругов Европы и США. Без меня он еще долго искал бы эти двери. А потом долгие годы безуспешно в них стучался бы. Эти двери не откроют чужаку. Нужно быть своим. Или иметь рекомендацию от своего. А я был своим. По происхождению, по связям моей семьи… и моих любовников, кстати, тоже. И я помог Геннадию. Мы с ним очень разные. Не просто люди с разных континентов, но и из разных миров. Я – американский «яйцеголовый» с замашками европейского аристократа. Он – советский офицер, где только ни воевавший. Но оказалось, что у нас больше общего, чем мы могли вообразить. Нет, у нас никогда не было любви… Я уже был развалиной, да и в сексуальном смысле меня всегда интересовали другие. Мне хотелось сделать Геннадия персонажем своего романа. Но не вышло. Так бывает. Ты сам писатель, пусть и начинающий. Тебе знакомо это: задумываешь героя одним, а выходит совсем другой? – Знакомо, – с интересом сказал Саша. – Это был тот самый случай. – А Йен? – Йен? – старик рассмеялся. – С Йеном я познакомился сравнительно недавно. Кстати, по своей инициативе. Он как раз получил известность благодаря своим амбициозным проектам, пламенным речам в защиту свободы… И мне он показался ужасно… неинтересным. – Неинтересным? – повторил Саша, думая, что не понял собеседника из-за своего не самого лучшего английского. – Да-да, неинтересным, – четко произнес Итан. – Трафаретным. Стандартно мыслящим. Да, именно так, несмотря на его потрясающие бизнес-успехи, дерзкие проекты, бурную общественную деятельность. Просто он был воплощением, если угодно, того, что именуют американской мечтой. Человек, выросший в белой среде в Южной Африке и отстаивающий свободу черных, открытый гей, пошедший против общественного мнения, против своей семьи, ставший сначала изгоем, а потом добившийся успеха и славы. Не просто 30-летний миллиардер, но борец за свободу, щедро финансирующий социальные проекты, думающий о будущем человечества… Всё просто прекрасно, но… слишком уж трафаретно. Ты не находишь? – Да, – не задумываясь, сказал Саша. – Он очень хочет быть трафаретным. Правильным. Безупречным. А на самом деле он другой. – Вот! – поднял сухой, длинный палец старик. – Именно. Молодец, мальчик. А какой он на самом деле? Уверен, что ты знаешь. Но нет, не говори. Я понимаю, это личное… Я просто хотел сказать, что меня очень заинтересовала эта его неинтересность. Мы с тобой писатели, а значит, нас не может не интересовать, что скрывается там, внутри… в голове. В сердце. Почему человек так хочет казаться кем-то, вместо того, чтобы быть самим собой? Это объяснимо, когда человек пытается сделать карьеру, сколотить состояние и так далее. Да, тогда он подлаживается под других, старается нравиться так далее. Это естественно, осуждать тут нечего. Но у Хейдена уже все было. Деньги, влияние, власть. А он все отчаянно пытался казаться кем-то. И, кстати, у него это отлично получалось и получается до сих пор, ты не находишь? – Потому что он считает себя воплощением свободы, а на самом деле раб, – серые глаза вдруг заледенели. – Раб того, что ему кажется свободой. И я ему это говорил. – Вот как? – старик посмотрел на Сашу с каким-то восторгом. – Мальчик, я начинаю тебя бояться. Хотя мне вроде бы бояться нечего, я все равно скоро превращусь в труху. Да. Когда я познакомился с Йеном, то понял, что более несвободного человека я не встречал. Ты знаешь, когда он дал мне твои стихи, то жаловался, что не понимает, как можно бесконечно писать о каких-то призраках, которых не существует, жить в закрытом ото всех мире, страдать от одиночества и даже не стремиться не то, что выйти на свободу, но посмотреть в окно! Это он говорил о тебе, мой мальчик, да-да, о тебе. – Я не удивлен, – на пухлых губах Саши появилась горькая улыбка. – Он считает, что если я взгляну в окно, то увижу его. А я его и так вижу. И вижу, что на самом деле он сам живет в мире призраков. Только я смотрю своим призракам в лицо, а он… – Да, – сказал старик, – именно так. – Знаете, мистер Итан, – заговорил Саша… – Гор. Зови меня просто Гор, мой мальчик. Сделай приятное старику. – Как вам будет угодно… Гор. Так вот, я тоже многого не понимаю. Я люблю Йена, именно Йена. Я хочу именно его. Старшего… Геннадия я… тоже люблю, но иначе. Скорее так любят отца. Я запутался. И не знаю как быть. И еще. Геннадий… очень жестокий человек… он… – … убивает людей, причем безо всякой жалости, я знаю, – спокойно кивнул старик. – Да. Почему мне кажется, что он гораздо более добрый, чем Йен, который… который все время говорит о свободе… о ценности жизни человека. Почему? – Да потому что так и есть. Парадокс, но жестокий Мурзин куда милосерднее гуманиста Хейдена, – криво усмехнулся Гор. – Потому что гуманизм – это не есть доброта. Не есть милосердие. Это лишь система взглядов. Хейден борется за свободу людей, за их социальные права, но сами люди ему глубоко безразличны, ты не замечал? Ему от них нужно только одно, чтобы они разделяли его взгляды. И всё. А Геннадий… Геннадий – садист. Ты сам это знаешь. Но ты заметил, что он никого не принуждает? Он умеет гипнотизировать, подчинять, это правда. Но только тех, кто сам этого хочет. Все, кто вместе с ним, выбрали эту жизнь по доброй воле. В том числе и ты, мальчик, разве нет? – Да, – глухо сказал Саша. – Не познав жестокость, не познаешь и милосердия, – изрек Гор. – Геннадий познал и то, и другое. А Йен не познал ни того, ни другого. И я от всей души желаю ему это познать. Только тогда он перестанет быть Мистером Мечта. Но мне кажется, что только ты способен сотворить с ним это чудо. – Я? – светлые брови Саши удивленно поползли вверх, глаза стали круглыми, и он в этот момент напоминал кота. – Почему я? – Потому что Йен любит тебя. А ты его. Знаешь, это может показаться очень страшным… Впрочем, это действительно страшно. Я хоть и стар, но пристально слежу за событиями в мире. Политика всегда была моей страстью. Ибо она – калейдоскоп страстей. Так вот, если Йен решил начать войну, самую настоящую войну из-за тебя, в Африке… – Нет! Это не он! – А кто? Геннадий? – насмешливо осведомился Гор. – На самом деле они оба. Да, страшно, что гибнут люди… Но они бы и так погибли, будем откровенны. Другой жизни, кроме войны, там все равно не знают. Но Йен решился из-за тебя ввязаться в то, что во что никогда не ввязался бы. Ты своим появлением если и не перевернул его систему ценностей, то уж точно подкосил ее. Ты для него последняя надежда. Он одинок. Он не умеет быть с кем-то. Потому что ему никто не интересен. А ты исключение. Вот он и вцепился в тебя. Ты для него – жизнь. – Вы хотите, чтобы я ушел к Йену? – тихо спросил Саша. Старик рассмеялся. – Нет. Я ничего не хочу. Я лишь наблюдатель. Нет, я не притворяюсь, будто жую попкорн, глядя, какие шекспировские страсти кипят вокруг тебя, как сходятся в смертельной схватке титаны… Тут нельзя быть равнодушным. Да и ты, мальчик, мне нравишься, и я желаю тебе только добра. Впрочем, желать кому-то зла глупо. Но понял я это слишком поздно, а жаль. Слишком много времени ушло на пустую вражду из-за какой-то чуши. Прости, я отвлекся. В моем возрасте неизбежно становишься слабоумным, то и дело теряешь нить мысли. – Полагаю, к вам это не относится. – Тебе так кажется, потому что твой английский не слишком хорош, и ты не все понимаешь, – с веселой язвительностью заметил старик. – Так о чем мы говорили? Стоит ли тебе уходить от Геннадия к Йену? Это не мое дело, конечно. Но если хочешь знать, твой уход сейчас ничего не даст. Ты еще слишком хрупок. Не телесно, а душевно. Ты не выживешь рядом с Йеном. Сам сгоришь и его сожжешь. Вы оба друг друга уничтожите. Геннадий тебя растит. Он учит тебя. Даже сейчас, своим отсутствием, да-да. Тебе нельзя от него уходить. Только тогда, когда ты поймешь, что час настал, тогда… – Тогда? – спросил Саша, видя, что старик остановился. – Тогда тебе предстоит сделать то, что ты так не любишь делать. Выбор. Этот разговор с Гором не шел из головы у Саши уже несколько дней. Он пребывал в прострации, опьяненный и сменой обстановки и внезапно окружившей его красотой сицилийских скал и долин и Средиземного моря. Все это было так не похоже на серое, хмурое Подмосковье с его бесконечными заборами элитных участков, завистливыми, враждебными взглядами, атмосферой опасности и предчувствием беды, что Саше временами казалось, что он либо видит прекрасный сон, который вот-вот развеется, либо он просто сошел с ума и погрузился в мир галлюцинаций. Впрочем, этот мир казался столь прекрасным, что Саша ничего не имел против такого сумасшествия. Он хотел уйти от собственного прошлого, целиком раствориться в открывшемся ему мире, познать душу старой крепости и… незнакомца, который жил в нем. Ему казалось, что старая крепость и этот незнакомец – властный, решительный – непостижимым образом связаны. Пусть даже и являются всего лишь плодом его больного воображения. Хотя и Гор тоже упоминал о душе древней крепости… Может быть, сумасшествие все-таки заразно? Но Саша не мог уйти от мыслей о Старшем и о Йене. Со Старшим он регулярно общался по скайпу. Что касается Йена, то у него было странное чувство, что лучше ничего о нем не узнавать. Пока во всяком случае. Им обоим нужна передышка. Саша перестал интересоваться новостями. Он не хотел знать, что происходит в мире. Потому что понимал: ничего хорошего в мире не происходит. И сейчас он всматривался в Средиземное море, полное густой синевы, и не хотел думать ни о чем. Но все-таки полез в карман, достал смартфон и впервые за долгое время решил узнать, не произошло ли чего-нибудь интересного и важного. В строке поиска он забил «Йен Хейден», нажал на новости. И первый же заголовок, который он увидел, гласил: «Загадочное происшествие с молодым магнатом. Что Йен Хейден делал на Кубе?» *** Майами, апрель 2008 года Да, неприятности у Йена были. И весьма серьезные. «Кондор» чудом прорвался через зону обстрела кубинских ПВО, после чего пилот вступил в переговоры с американскими военными, при этом Эрик подсказывал ему, что говорить. Они приземлились на военном аэродроме на юге Флориды. Точнее, их заставили там приземлиться, угрожая в противном случае сбить самолет. После этого их несколько часов держали в закрытом помещении (Эрику, впрочем, оказали первую помощь). Дальше последовал допрос. Пилот, Эрик и Йен придерживались единой версии: они вылетели из Флориды на воздушную прогулку, однако из-за проблем с навигационными приборами сбились с курса и приземлились на Кубе. Там они подверглись нападению местных военных (этим и объяснялось ранение Эрика), однако сумели взлететь и вернуться в США. Представители береговой охраны выслушивали эту сляпанную наспех версию со скептическими ухмылками, но не проявляли излишней дотошности. К тому же, имя Йена Хейдена произвело на них сильное впечатление. Всю троицу отпустили, однако настоятельно попросили не покидать Флориду, поскольку могут потребоваться новые пояснения. Йен был уверен, что это формальность, но Эрик лишь мрачно улыбался. Естественно, прав оказался именно Эрик. На следующий день в гостиницу к Йену заявились агенты ФБР, а также представители госдепартамента. Они с порога объявили, что им прекрасно известно: Йен попал на Кубу не в результате авиационного происшествия, он прилетел туда сам через Мексику. То есть нарушил американский закон. Йен тут же велел представителям властей выметаться, заявив, что будет отвечать на вопросы только в присутствии адвоката. На это ему было сказано, что он имеет на это полное право. Вот только факт его поездки на Кубу можно считать доказанным. Имеются видеозаписи его прибытия в аэропорт Гаваны. А также видеозаписи его пребывания в гаванском отеле: пьянка в баре и сладкие мальчики рядом. Эти записи сгрузили Йену на смартфон, чтобы он сам убедился. Конечно, Йен заявил, что эти записи получены незаконно, и ни один суд не примет их в качестве доказательств, а сам он завалит ФБР и прочих встречными исками. На что ему заявили, что записи были получены по линии спецслужб одной дружественной страны, и сомневаться в их достоверности не приходится. Йен заявил, что даже если будет доказан факт его пребывания на Кубе, то он в состоянии выплатить полагающийся штраф, но в ответ ему заявили, что по принятому в 1996 году закону наказанием за посещение Кубы для граждан США может быть и тюремный срок до 10 лет. А кроме того, он может быть привлечен за дачу ложных показаний, поскольку утверждал, что на Кубе не был. Йен лишь фыркнул, повторив, что будет общаться с властями только через адвоката, после чего вытурил всех из номера. Адвокат, с которым Йен связался немедленно, был категоричен: эти видеозаписи хороши для шантажа, но суд не примет их, поскольку их происхождение непонятно. Вопрос о происхождении записей очень занимал Йена. Понятно, что снимали его кубинские спецслужбы. Но как эти записи попали американскому ФБР? Не могли же кубинцы передать их своим лютым врагам? Нет. Но они могли передать их французам, по просьбе которых и устроили провокацию. Но французы, скорее всего, предпочли бы не вовлекать в это дело американцев, а пришли бы к Йену сами. Куда более вероятным был другой вариант: кубинцы передали записи в Москву, с которой сохранили тесные связи с советских времен, а оттуда они попали прямиком в Вашингтон. Но российские спецслужбы еще меньше французских были склонны к сотрудничеству с ЦРУ или ФБР. А что если кубинцы передали записи в Россию, но не спецслужбам? Например, Силецкому? Нет. Маловероятно. Мурзин. Мурзин. Вот это действительно возможно. Мурзин служил в российской военной разведке, а значит, у него должны быть хорошие связи именно с кубинскими спецслужбами. Мурзин, в отличие от Силецкого, враждовал с Йеном именно из-за «Сокоде» и… из-за Саши. И, в конце концов, именно на Кубе был заключен пакт Йена и Силецкого в борьбе против Мурзина. Саша! Йен набрал номер Саши. Но абонент был недоступен.