Белые львы (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 41

Естественно, под комментами выстраивался многокилометровый срач. Преобладали две точки зрения: «бей пидарасов» и «каждый имеет право на свою жизнь».

Саша остался безразличен к срачу, он даже не ответил ни на один из комментов. Но ему было очень больно, что объектами издевательств стали его стихи. Они или глумливо переделывались или же оскорбительно комментировались. И Саше казалось, что в его тайный внутренний мир, который он в свое время неосторожно открыл и который был мало кому интересен, вдруг ворвались орды ублюдков, которые принялись в нем гадить. Ему было больно за свои стихи, как, наверное, бывает больно садовнику, который видит, как вытаптывают, вырывают и уничтожают выращенные им беззащитные цветы.

Самым простым было бы удалить свой аккаунт, но Саша этого не делал. Он вспомнил слова одного парня из Перми, который тоже писал стихи (и весьма талантливые). «Я считаю, что поэт не должен защищаться от ударов судьбы, а, наоборот, открываться им», – когда-то давно написал Саше этот парень.

И Саша молчал и наблюдал. Его осаждали как посланиями, так и звонками. Номер его телефона быстро разузнали представители «желтой прессы», которые пытались взять у него интервью. Он отвечал «без комментариев» или просто бросал трубку. Но его атаковали звонками вновь и вновь. Само собой, звонили и его знакомцы по полусвету, жаждавшие подробностей, звонили его бывшие сокурсники – по большей части из любопытства, но и от некоторых сокурсников он получил sms-ки на тему: «Я всегда знал (а), что ты блядь (пидор)». Были даже звонки от бывших одноклассников, хотя им-то он никогда свой номер не давал. Наконец, время от времени звонили какие-то неизвестные личности, судя по всему психически больные, которые хотели вообще непонятно чего. В конце концов, Саша отключил мобильник, чтобы не сойти с ума. Что касается появления на порносайтах видео с его участием, то это его нисколько не расстроило. Чувство стыда у Саши давно атрофировалось. Издержка профессии. В эти дни он не почти не покидал флигеля. Выезжал лишь раз в реабилитационный центр в Крылатском, чтобы навестить Игоря. Он думал, что ему придется добираться своим ходом, сначала на автобусе, а потом на метро, но оказалось, что ничего не изменилось. Ему подали «мерседес», на переднее сиденье рядом с водителем сел все тот же молчаливый Владимир. Единственным существенным изменением было то, что теперь за «мерседесом» следовал джип охраны, а вооруженные телохранители сопровождали Сашу до самой палаты, где находился Игорь. Саше не нравилась эта опека, но он молчал. После того, что случилось в Париже, он уже ни в чем не был уверен. В палате Игорь закатил ему истерику на тему «мы все умрем», «он убьет и меня, и тебя», «у тебя-то охрана, а я тут один», «ты же его знаешь, он зверь», «я столько для тебя сделал, я все тебе отдавал, а ты!», «ну разве тебе трудно?», «пойми, нам пиздец!» Саша просил Игоря не вопить так громко. Он был уверен, что охрана за дверью подслушивает. И до сих пор не знал, как поступить. Со Старшим он по-прежнему не виделся. Тот его не вызывал в дом, а Саша оставался во флигеле, целыми днями набивая новые главы своего романа и временами залезая в интернет. Скандал вокруг него, а также Хейдена и Мурзина, быстро сходил на нет, поскольку внимание публики уже переключилось на другие скандалы. Тем удивительнее было для Саши прочитать в интернете совместное заявление Хейдена и Мурзина. Два лютых врага отрицали существование какого-либо личного конфликта, утверждая, что имеют лишь разные точки зрения на развитие бизнеса. Они оба решительно осуждали попытки вмешаться в частную жизнь любого из них и заявляли о намерении предъявить многомиллионные иски изданиям, нарушившим своими публикациями неприкосновенность их личной жизни. Имя Саши Забродина в тексте не упоминалось ни разу, и он был этому только рад. Саша пару раз разговаривал с Йеном по телефону. По тому самому телефону, о котором Старший не должен был знать. Саша не исключал, что помещение, в котором он живет, прослушивается. Но даже если и так, то он лишь повторял Йену то, о чем говорил раньше: им невозможно быть вместе, они слишком разные. «Я люблю тебя, но должен остаться с ним», – произнес Саша. Эта фраза вызвала шквал гнева и ярости со стороны Йена. Но тот заверил, что выполнит все свои обещания в отношении Игоря. Того должны были вывезти в Германию 27 декабря. И эта дата должна была держаться в строгом секрете, чтобы о ней не прознал Влад Силецкий… Незадолго до этого Саша сидел во флигеле и увлеченно работал над романом. Это была сцена убийства итальянца Риччо – фаворита Марии Стюарт. Убийство было совершено в Холируде – полном мрачной красоты эдинбургском дворце шотландских королей … Саша однажды там побывал, сопровождая одного из свои клиентов.

«…Но вот послышался какой-то шум. Дверь распахнулась, и на пороге появился бледный, вооруженный до зубов лорд Ратвен. Воцарилось гробовое молчание.

- Я пришел сюда, чтобы избавить ее величество, королеву Шотландскую, от присутствия этого Риччо, – произнес Ратвен прямо с порога.

Итальянец побелел.

- Что это значит, милорд? – королева была напугана, но сохраняла самообладание. –И почему вы врываетесь в королевские покои, словно в трактир?

- Этот безродный итальянский проходимец, – ничуть не смутившись, мрачно чеканил слова Ратвен, – повинен в оскорблении величества, покушении на честь королевы, злокозненных интригах против его величества, короля Шотландского, преступных злоумышлениях против благородной знати, нанесении ущерба общественному благу, взяточничестве, отвратительных пороках и других тяжких грехах.

Королева обернулась к своему мужу и посмотрела на него ужасным взглядом. А тот сумел лишь пролепетать нечто невнятное…»

Во дворе послышался звук мотора. Саша не обратил на это внимания: кто-то приехал, может быть и сам Старший. Но, устав сидеть за ноутбуком, он встал, чтобы размяться. В комнате было темно, горел лишь экран ноутбука, но Саша давно умел печатать вслепую. Он подошел к окну. Во дворе стоял темный

BMW

. Из машины вылез один из сотрудников службы безопасности. Из задней дверцы выскочил Владимир. Эти двое принялись вытаскивать с пассажирского места какого-то человека. Тот, видимо, был без сознания. Владимир и другой охранник поволокли его к дому и втащили в маленькую дверь, которая вела в подвалы.

Саша вернулся к ноутбуку, чтобы снова писать. Но им овладело беспокойство. Происходило нечто зловещее. Саша отключил ноутбук, намереваясь лечь и попытаться заснуть. Но, повинуясь непонятному желанию, подошел к окну. Он увидел, как из дома вышел Владимир, подошел к двери помещения, где жил Саша и постучал – негромко, но требовательно. Саша замер. Остатки бастионов, которые он возвел вокруг себя, рушились, и он снова чувствовал себя беззащитным. Чуть помедлив, он открыл дверь.

- Шеф приказал привести тебя, – бесстрастно произнес Владимир.

Этот тон мог означать что угодно. Хорошее, но скорее всего плохое.

– Я должен переодеться, – нахмурившись, сказал Саша. Он был в черных джинсах и черном приталенном свитере. А во внутренних покоях он ходил только в сбруе или других кожаных и латексных прикидах. – Не нужно, – произнес Владимир. – Идем. Его негромкий голос показался Саше голосом тюремщика, который собирается отвести узника на эшафот. Ему не нужно переодеваться! Что это значит? Саша молча последовал за Владимиром, сердце его билось все тревожнее. Особенно, когда он понял, что они идут к той самой двери, в которую втащили бесчувственного человека. Дверь отворилась с тихим скрипом. За ней начиналась тускло освещенная лестница, уводившая в подземелье. Владимир пропустил Сашу, тот чуть помедлил и стал спускаться. Внизу были три расходящихся коридора, Владимир указал направо. Затем они еще раз свернули направо и оказались в тупике перед глухой стеной. Владимир куда-то нажал, стена перед ними раздвинулась, открывая проход, как в приключенческом фильме. Саша осторожно переступил порог. Это была комната, похожая на «Комнату боли». Но это подземелье со сводчатым потолком правильнее было называть комнатой пыток. Здесь стояли деревянные и стальные станки и приспособления, очень напоминавшие средневековые орудия пыток. В центре комнаты стояли два кресла. В одном из них сидел Старший, одетый, как обычно в черное. Он бросил холодный взгляд на Сашу, у которого екнуло сердце, и указал на кресло рядом. В комнате были еще люди, Саша узнал сотрудников охраны. И он увидел человека, которого привезли в машине. Тот пришел в себя и сидел, скрючившись и поджав ноги, бледный, взлохмаченный. – Что все это значит? – он пытался придать своему голосу хоть немного уверенности, но у него ничего не получалось. – Что это значит, Мурзин? – Это значит, Ефимов, что сейчас вы расскажете все, – холодно произнес Старший. – Не понимаю, о чем вы! – Прекрасно понимаете. Но я поясню, и не столько для вас, – тут Старший бросил взгляд на Сашу, напряженно выпрямившегося в соседнем кресле. Крепкие руки парня впились в подлокотник кресла и стали почти белыми. – Итак, Ефимов, вы являетесь помощником Силецкого и доверенным лицом его семьи, выполняющим самые, скажем так, деликатные поручения. Мне это прекрасно известно. Я знаю, что именно вы разрабатывали множество акций, которые Силецкие предпринимали против меня. В том числе прошлогоднее покушение. Но сейчас речь идет только об одном поручении, которое вы выполняли. Самом последнем. Моя служба безопасности узнала, что вы летали в Чамбе, где тайно встречались с новым президентом Нбекой. А затем вылетели в Париж. Вы находились в Париже именно в тот день, когда были убиты мои люди. И за этим покушением стояли именно ваши работодатели – Силецкие. А теперь вы расскажете все. Зачем летали в Чамбе. О чем говорили с Нбекой. И о ваших парижских делах, само собой. – Я ничего не буду рассказывать, – зло бросил Ефимов. – И вообще, советую вам меня отпустить. Вы прекрасно знаете, Мурзин, с кем связались. Силецкие… – Силецкие знают пока лишь то, что человек, которого они послали встречать вас в Домодедово, исчез. И вы тоже исчезли. Они, конечно, подозревают меня, но они подозревают меня всегда и во всем. У вас есть два варианта, Ефимов. Или рассказать мне все добровольно… Или сделать это недобровольно. Третьего варианта у вас нет. Лицо Ефимова скривилось, как будто он сожрал лимон. – Пошел ты… – прошипел он. – Ясно, – спокойно кивнул Старший. – Приступайте! Двое охранников схватили Ефимова и поволокли к деревянному станку. Он пытался вырваться, орал. Его положили на станок, руки и ноги прикрутили к особым перекладинам. – Что вы делаете, твари! – завопил он. – Делаем тебе больно, – невозмутимо произнес Старший. – А сделаем еще больнее. Пока ты все не расскажешь. Ефимов что-то прошипел. Старший пожал плечами и кивнул. Саша, совершенно белый, сидел рядом, его глаза были полны ужаса. Один из охранников, принялся вращать колесо, соединенное цепями, наподобие велосипедных, со станком, и средняя часть станка с тяжелым скрипом, рывками стала подниматься, в то время как перекладины, к которым были привязаны ноги и руки Ефимова, стали расходиться. Его тело стало выгибаться, руки начали заламываться, ноги – расходиться под всё бОльшим углом. Он завопил от боли, которая становилась все сильнее. Один из охранников подошел к нему и ударил дубинкой по выпятившемуся животу. Несчастный издал душераздирающий вопль, дернулся, но канаты держали его крепко. Саша подался вперед, стиснув зубы и впившись пальцами в подлокотники кресла. Адский механизм продолжал работать, вопль жертвы стал непрерывным. Наконец, Старший сделал знак остановиться. – Будешь говорить? – по-прежнему невозмутимо спросил он. – У меня жена… дети… Силецкий убьет меня! – в голосе человека слышались рыдания. – Я тебя убью быстрее, если ты не расскажешь. И смерть твоя, как ты сам видишь, будет более чем мучительной. У меня в запасе есть еще кое-что для тебя. – Нет! Нет! – Тогда говори! Ефимов медлил. Мурзин кивнул, и охранник вновь начал вращать колесо. Несчастный вновь издал нечеловеческий крик, от которого Саша содрогнулся. По лбу парня заструился холодный пот, он сидел, вцепившись в подлокотник кресла и оцепенев. – Не надо! Я скажу! Скажу! Все скажу! Только пообещайте, что спрячете меня. И мою семью. Иначе Силецкие убьют меня! – Конечно, – спокойно произнес Мурзин. – Говори. Ефимов начал говорить. Быстро, сбивчиво. С его слов выходило, что покушение в Париже действительно было организовано Силецкими. По его словам, это было сделано исключительно для того, чтобы запугать Забродина и чего-то от него добиться. Но чего именно – Ефимов понятия не имел. При этих словах Ефимова Саша похолодел. Теперь Старший будет добиваться ответа на этот вопрос от него… А Ефимов продолжал говорить. Получалось, что Хейден предложил Силецким создать коалицию против Мурзина, чтобы взять того в клещи. Хейден атаковал бы позиции Мурзина на Западе и в Африке, а Силецкие должны были нанести удар по его бизнесу в России. Силецкие согласились на предложение Хейдена, но к тому моменту они уже вели свою игру. Через посредников они сумели установить контакты с новым президентом Чамбе Нбекой. Нбека, вроде бы являвшийся союзником Хейдена и даже обязанным ему властью, на самом деле втайне планировал изгнать из проекта «Сокоде» сначала Мурзина, а затем и Хейдена, чтобы поставить прибыльное месторождение под свой полный контроль. Для переговоров с Нбекой Силецкие направили в Чамбе Ефимова. По словам последнего, Нбека был готов войти в союз с Силецкими, но при условии, что те помогут ему не только в борьбе с Мурзиным, но и в его тайных планах против Хейдена, который формально был другом Нбеки. Нбека хотел, чтобы удар был нанесен по обоим. Громкое двойное убийство в центре Парижа было направлено как на запугивание Забродина, так и на дискредитацию Мурзина, чтобы осложнить его и без того сложные отношения с французскими властями. Последующий удар в прессе, который организовывали Силецкие и Нбека, должен был бросить тень и на Хейдена, намекнуть на то, что организатором убийства телохранителей был именно он, и что одной из причин была его одержимость молодым любовником Мурзина. Хейден, сам того не зная, подыграл этому плану, примчавшись к месту покушения и забрав Забродина к себе в отель. Вброс порнороликов в интернет был делом рук Силецких, опять же, чтобы дискредитировать и Мурзина, и Хейдена, которые якобы сцепились из-за шлюхи и повели себя не как ответственные бизнесмены, а как два прыщавых подростка, и тем самым дестабилизировали обстановку в Чамбе и подвергли опасности жизни тысяч людей в самом центре Парижа. Поначалу Ефимов вопил, что он вообще не причем. Однако когда колесо вновь заскрипело, он признал, что лично участвовал и во вбросе порнороликов в интернет, и в появлении заказной статьи во французской прессе и в ее публикации в русскоязычном сегменте интернета. Единственное, что он наотрез отрицал, так это свою причастность к выстрелам в центре Парижа. Саша был бледен как полотно. И не столько потому, что Старший теперь точно спросит, что все-таки хотел от него Силецкий. А потому что он оказался в центре интриг, подлости и предательства. Эти тайные союзы, война миллиардеров, в том числе действительно из-за него, оборачивались потоками крови как Париже, так и в Чамбе. Разум отказывался это принимать. Саша пытался не думать об этом. Но смотреть на корчившегося от боли человека тоже было невыносимо. Но, оказалось, это было не все, что ему предстояло увидеть. Когда стало ясно, что Ефимов сказал все, что мог, Старший кивнул стоявшему чуть поодаль Владимиру. Тот подошел, достал из кармана пистолет и молча выстрелил в затылок Ефимову. Брызги крови и ошметки черепа и мозгов разлетелись по подземелью. Саша стиснул зубы и застонал. Ему казалось, что выстрелили в него. Старший между тем повернулся к нему. – Идем, – властно проговорил он. – Сейчас ты мне кое-что расскажешь. Он встал и медленно направился к двери. Саша последовал за ним. У него снова было чувство, что его ведут на эшафот.