Сводная любовь (СИ) - Анина Татьяна - Страница 7

Паша встрепенулся, улыбнулся. Всучил мне колючий букет и полез здороваться с Дёмой.

– А я как получил твоё фото, – радовался Пашка, когда я открывала дверь. – Так покой весь потерял и к тебе. Сиськи покажешь?

Я, конечно, девушка в любовном плане совсем неопытная. Но показалось мне, что Дёма решил нашу дружбу, неполучившуюся вывести на другой уровень. Он явно ревновал.

Надо было видеть, что отобразилось на лице Демьяна. Он сильно побледнел и глаза его змеиные стали светлеть, и я смотрела в них, ожидая, когда зрачок вытянется и станет вертикальным. Жалко, не стал. И капюшон, как кобра, Дёма не раскрыл. Но вид был агрессивный.

Я вдруг размечталась, что Дёмка в меня влюбился. Давно влюбился, и чувства не прошли, а теперь приехал завоёвывать...

Папа нас на блины раскатает, если это правда!

Так что Паша всегда будет моей целью. Не хватало ещё ссору в семье посеять.

– Нет, не покажет, – рыкнул Демьян.

– А-а, – хитро прищурился Пашка, – следишь за честью сестры? Так мы почти женаты.

– В смысле? – растерялся Дёма и уставился на меня, будто я инициатор этого безобразия.

– Папочка велит замуж выходить, – усмехнулась я.

– И мне, – радостно сообщил Пашка и принялся меня обнимать и лезть влажным ртом за поцелуем.

Я оторопело его откидывала от себя. А Дёмьян это вовсе не стерпел и, взяв Пашку за шиворот, отставил от меня в сторону.

– Целоваться то можно?! – заревел недовольный Пашка.

– Не с ней, – рыкнул Демьян.

Здоровый Дёмка. Паша в его руках, как грелка в пасти Тузика.

– Пока, мальчики, – натянуто улыбнулась я и скрылась за дверью своей квартиры.

Я пела. Горлопанила в душевую лейку, как в микрофон. Мои частые выступления в санузле оставались без зрителей и слушателей. Поэтому я, ничего не стесняясь, заливалась всем, чем желала.  Даже матерщинными частушками. 

Водные процедуры затянулись,  и кожа на пальцах сморщилась.

Взяв полотенце, завернулась в него и вышла в своё ЛИЧНОЕ жилище! Не перестану восхищаться тем, что живу одна.

Только вышла в комнату, как скривилась всем лицом.

 Я в квартире не одна.

Это побочный эффект зависимых детей - у родителей есть запасные ключи от квартиры.

– Мама! – возмутилась я. – Это моё жильё!

– Ну, что ты, – Мама с улыбкой поправляла букет роз, что принёс мне Паша.

Она, как Муля посчитала, что в моём жилье обувь снимать не надо. Стояла в своём сером строгом костюме и на каблуках. Утро ранние, а у неё причёска и макияж. И большие серо-голубые очень печальные глаза.

– Что-то случилось? – спросила я, влезая в трусики.  – И Диме скажи, чтобы не ходил ко мне.

– Хорошо, скажу, – натянуто улыбнулась она.

– Мама? – я наспех накинула белую блузку и чёрые брюки. Подошла ближе. Она вкусно пахла дорогими духами. Была мягкая и любимая. – Мама!

– Вера умерла, – у неё потекли слёзы.

Вера, это её родная сестра. Старшая. Жила тётка далеко, в посёлке и наотрез отказывалась переезжать к нам. Мама её очень любила, деньги переводила, ездила часто в гости. А теперь ездить получается и не к кому.

 Не была я близка к Вере, её смерть отпечаталась мраком только на моей матери. У меня были документы на квартиру с дарственной. Меня подписывать не приглашали. Оказалось, квартира была переписана на меня до совершеннолетия. Теперь я полноправный владелец квартирки в бараке на берегу озера в глухом рыбацком посёлке. Что тоже хорошо!

Мама такая печальная. А я злилась.

Проблема в том, что Вера умерла год назад.

– И долго мы это будем вспоминать? – постаралась спросить ласково, получилось раздражённо.

Я обняла маму, чувствуя, как содрогается её тело в рыданиях. С мамой я только в подростковом возрасте конфликтовала, сейчас всё встало на свои места. Она родная.

Я за неё очень волновалась.

 У неё внешность не в лучшую сторону менялась, и она на этом зациклилась. А Дима, как вино, с возрастом только ценнее. Она переживала, что браку пять лет и может начаться кризис. И в поддержку отчима, готова сказать, что он не такой. Раньше думала, что блудник редкостный, оказалось весь в работе и маму мою любит. И бережёт! А это главное.

Но у мамы тихонечко ехала крыша. Мы с Димой поддерживали с двух сторон. Но шифер уже съехал, остались последние балки, которые держали ненадёжную конструкцию.

– Я так хотела… – плакала она, – чтобы мы с Верой вместе жили.

Она вытирала слёзы белоснежным шёлковым платочком.

– И…, – она взяла из букета розовых роз, что подарил Паша К, маленькую открыточку. – Если тебе не нравится Паша, мы не настаиваем на свадьбе. Последнее слово за тобой.

Я открыла открытку, а там: «Офигенные сиськи и ротик рабочий, давай уже быстрее встречаться».

Придурок. Мне так за него стыдно стало перед мамой. Даже покраснела.

– Мам, он так шутит, – скривила я улыбку, – не умеет красиво говорить, прямолинейный.

– Смотри сама, – она поцеловала меня в щёку. – В любом случае, я на твоей стороне.

– Спасибо, – спрятала открытку за спину.

Как сказать, «на твоей стороне». Это же её инициатива, выдать меня выгодно замуж, чтобы Диме ништяков с этого собрать. А у отчима такой хавальник, что бедная я буду. И Паша К не самый страшный вариант из всех предложенных.

Мамочка ушла. А я быстро стала собираться на работу. Дима попросил в субботу выйти, помочь с таблицами младшему бухгалтеру. И вообще привыкать надо, отчиму помогать.

Наспех попив чая, я унеслась на остановку по морозному осеннему утру. А  перед остановкой мне сигналил новенький Пежо с пижоном за рулём.

Я показала Демьяну неприличный знак и запрыгнула в автобус.

Отчим Дмитрий Евгеньевич Вяземский был владельцем  крупной транспортно-экспедиционной компании, которая занималась перевозкой строительных материалов. Близкие знакомства с владельцами строительных компаний привели к тому, что Вяземский втихаря купил заводик в тайге и решил в него вложиться, организовать производство ОСБ. Это сулило большую прибыль. Поэтому отчим находился в поиске инвесторов и надёжных партнёров.

Дело он задумал глобальное, срыв которого он не переживёт. Для реализации планов ему нужен Егоров.

Алексей Егоров старше, рьянее и делец беспринципный. Паша подрастёт, станет, как его злой отец. Это пока он гуляет, потому что новость о женитьбе его смутила.

Хотя он такой дурак иногда, что я сомневаюсь в его способности к ведению бизнеса.

  Здание нашей компании походило на гигантский ангар. Находилось под мостом одной из развязок, среди гаражей и автомастерских.

Мне обещана машинка. А пока её нет, я пробиралась до нашего офиса по плохой дороге, что разбита грузовиками.

Вход в офисы был организован шикарно. Были стеклянные двери, пункт охраны и проходная. Три этажа экономистов, юристов и статистики. На четвёртом заседало начальство.

Я прошла через турникет, поздоровалась с охранниками, которые в курсе, что я дочь владельца фирмы. Они возмущались, почему я пешком хожу.

Могла бы на такси ездить, но это прихоть у меня такая. Нужно быть проще. И в университете никому не говорю, чья дочь и в офисе не выпендриваюсь.

Может зря. Вон с Мулей, как некрасиво получилось.

Бухгалтерия на первом этаже. Все рабочие места отделены друг от друга полупрозрачными перегородками. И я имею свой личный уголок. Совсем крохотный, у входа. Свой компьютер и столик, на котором стояла чашка и фотография. На фото: я маленькая сижу между мамой и тётей Верой. Жалко фотографий, где я с отцом, не существовало. Он погиб в горячей точке до моего рождения.

– Привет, Ирочка,– поздоровалась со мной фифа в сером коротком платье. Я даже имени её не запомнила. Для меня она навсегда «Фифа» с маленьким лицом и острым носиком, что делало её похожей на корпоративную крысу.

Она инициатор классовой ненависти. Я, по её мнению, расфуфыренная козявка, которая всё в жизни получает на блюдечке с голубой каёмочкой.