Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL" - Страница 68

Констатируя очевидные показатели истинной счастливой жизни, я не ощущал этого самого счастья. Меня терзал лишь страх — тот самый страх, что в этот момент вырывался наружу из глубин подсознания моей матери и отражался в ее серо-зеленых глазах. То, чего она больше всего боялась… То, что она чувствовала… все же случилось…

— Это не смешная шутка, Марк, — ответила она, поджимая губы от досады и злости на невесть кого.

— Это не шутка, — вполголоса возразил я. Мои пальцы начали ощутимо подрагивать, и Антон крепче сжал их, помогая унять эту дрожь — прогоняя окружившие меня на секунду сомнения.

Всухую всплакнув, мать села на табурет. Ее стеклянный взгляд был направлен в никуда, побелевшие, будто отмершие, кисти без движения лежали на стойке. Обратившись в подобие каменного изваяния, она просидела так с минуту. Мы с Антоном терпеливо ждали: каждый из нас понимал, что в такой ситуации первой заговорить должна именно она.

— Все эти твои японские комиксы про педиков, которые ты тоннами скупал… Я закрывала на это глаза: думала, что это временное увлечение, что ты переболеешь этим и потом вынесешь все на свалку… Надо было запрещать тебе даже прикасаться ко всей этой гомосятине…

— Мам, люди не меняют ориентацию из-за комиксов, фильмов или музыки. Я читал их — и читаю до сих пор — только потому, что уже тогда чувствовал себя некомфортно от перспективы отношений с девушкой. От перспективы брака. Семьи. Мне с подросткового возраста было уютнее в придуманном на страницах манги мире, где никто не называл меня педиком, а мои литературные вкусы — гомосятиной… Думаешь, я издаю гей-романы только для заработка?.. Стал бы я заниматься тем, что мне отвратительно, ради денег?

Она подняла голову, и в моей расходящейся по швам душе промелькнула надежда: может быть, сегодня — тот самый день, когда до нее наконец-то дойдет, когда она наконец-то смирится?.. Когда она примет… меня…

— Лучше б ты был убийцей, — произнесла она с жестокими слезами на глазах.

Пальцы Антона выскользнули из моей ладони. Я склонился над стойкой, уперевшись в нее обеими руками.

— Что?.. — Мой голос дрогнул. От напряжения челюсти двигались, словно я пытался если и не переварить, то хотя бы пережевать материны слова.

— Лучше бы ты был убийцей, — повторила она, глядя мне в глаза. — Лучше бы ты… сумасшедшим был… или инвалидом… чем… это…

— Убирайся… — стальным голосом вымолвил я.

— Что ты сказал?..

— Я сказал… убирайся… Пошла вон из моего дома… Вон из моей жизни…

— Марк, — услышал я встревоженный голос Антона и обернулся.

Я по-прежнему был в спальне. Позади меня ждала уборки помятая, местами забрызганная спермой постель. Антон, подбирая длинную юбку, спустил ноги на пол и подошел ко мне.

— Ты в порядке?..

— Почему ты спрашиваешь?

Ничего не отвечая, он мягко дотронулся до моей щеки и замер вместе со мной на полминуты. Блаженные полминуты, в течение которых мне не нужно было готовиться покинуть нашу с ним спальню…

— Помоги мне вытащить ящики из шкафа, — попросил он, улыбнувшись.

— Зачем?

— Мы оба знаем, что спрятать меня в третьей комнате будет самым безопасным выходом из сложившейся ситуации. Давай, поторопимся.

Он дал мне легкую ободряющую пощечину, но я не смог заставить себя полностью согласиться с его решением. Оставить Антона в буквальном смысле в шкафу — среди заброшенной части моего детства, в помещении, заполненном сожалениями, одиночеством и пылью…

— Опять загрузился? — шепотом спросил он и аккуратно переложил нижний ящик на кровать. — Мне составят там компанию твои «друзья». Так что не надумывай лишнего.

Я вынул ящик с бельем и остановился, обхватив его точно спасательный круг. В груди щемило от пережитой в воображении боли, но было в этом чувстве нечто успокаивающее… Ведь в фантазии, когда мать покинула мою квартиру, в ней — несмотря ни на что — остался Антон…

— Спасибо…

====== Глава 50 ======

— Привет… — тихо проговорил я, закрывая за собой дверь пустой спальни. Виляя хвостом, но даже при этом будучи унылым, ко мне подбежал Везунчик, и я опустился на колени перед псом. — Привет! Привет! — защебетал я, гладя и ероша его шерсть. — Ты что, соскучился? Кто соскучился!..

— Не трогай его, — совсем как в детстве, одернула меня мать, выходя из-за стойки. — Ты же ничего не знаешь об этой собаке. Он же с улицы!

— Я тоже иногда бываю на улице, так что, мне теперь себя не трогать?

Прозвучало двусмысленно, и я поморщился, наконец оставляя пса в покое. Непрестанно помахивая хвостом, Везунчик унесся на поиски своего лежака. Я поднялся и, пока мать отвернулась к холодильнику, вытер линялые шерстинки с ладоней о штаны. Глупо, конечно: мне двадцать три года, а я до сих пор боюсь, что она увидит проявление моей относительной чистоплотности и разразится нотациями. Будь ее воля, я жил бы в пузыре или в квартире, где любая поверхность была бы обтянута пленкой.

— Ты опять сунул грязные чипсы в шкафчик? — раздраженно произнесла она. Несмотря на то, что это — по интонации — был вопрос, ответа он не требовал, ведь мать уже раскрыла дверцы кухонного шкафа и уткнулась рассерженным взглядом в мое преступление.

Слушая ее классическую лекцию о том, какие именно руки брали эти чипсы в магазине при разгрузке, я уселся на табурет и приник виском к холодной стойке. Голова гудела — похоже, я слишком перенервничал из-за неожиданного визита матери. До сих пор где-то глубоко в груди слегка покалывало сердце; очевидно, материны проблемы с сердечно-сосудистой системой передались мне по наследству. Надеюсь, умру от инфаркта после шестидесяти, хотя…

— Марк!

— Что? Нет-нет, я слушаю!

— Нет, не слушаешь. Ты опять где-то у себя в голове. А я хочу с тобой поговорить.

— Хорошо, давай разговаривать. Хочешь, например, знать, как у меня дела?

— Да, как у тебя дела? — совершенно безэмоционально спросила она и ушла в ванную.

Ну прекрасно! И кому мне рассказывать, да и для чего… Шумела вода: о ужас, мать коснулась грязной упаковки чипсов и теперь стирала руки о мыло — а ведь у нее даже нет мизофобии. Через минуту с лишним она вернулась, и я сделал вид, что заканчиваю свой рассказ:

— …и фильм оказался ничего так, — поэтично вздохнул я, раскачиваясь на табурете.

— Здорово, что у тебя все так замечательно.

Я горько усмехнулся в потолок. Спроси я ее сейчас: «И что же именно у меня замечательно?» — зуб даю! — она скажет: «Ну… фильм и все остальное…» Раньше разговор со стенкой вместо задушевных бесед меня опечалил бы, но после окончания школы я научился делать из этой отстраненности аттракцион, прикрывающий душевные раны подорожником.

— Извини, что взвалил заботу о Везунчике на тебя. Надеюсь, он не доставил никаких проблем?

— Нет, он на удивление послушный. А… с кем ты ездил? — осторожно спросила мать и присела напротив. Ее орлиный взгляд заставлял меня почувствовать себя грызуном, на которого вот-вот накинутся…

— С Лизой… — ответил я, стараясь не делать брови домиком.

— Это понятно. Но когда я общалась с Лизой, она случайно проговорилась и сказала «втроем» или «трое»… Кто был третьим в вашей поездке?

— В… — Я тут же захлопнул рот, потому что чуть не ляпнул «Везунчик».

Какой к черту Везунчик, если он был с ней?! Идиот ты медленно соображающий! Все же меня озарила неплохая — потому что единственная — идея, и я дозволил напряжению отразиться на лице.

— Эм… Не рассказывай тете… Лиза брала с собой одноклассника. Мальчика, который ей нравится… А я приглядывал за ними, чтобы все было…

Черт, слово забыл…

— … кошерно…

Нет, гений, не то слово!..

Мать окатила меня оценивающим взглядом и разочарованно вздохнула.

— Я уж думала, что ты с девушкой ездил… Знаешь, я могу познакомить тебя с одной хорошей девочкой с работы. Умная, любит читать и всеми этими японскими мультиками увлекается…

— Что-то я сомневаюсь, что эта твоя девочка с работы — моя судьба.