Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL" - Страница 33

— Тебя напрягает мое либидо? — задал он вопрос, который, похоже, уже достаточное количество времени крутился в его голове на повторе.

— Нет. Наоборот, благодаря твоей раскованности мы…

«…мы вместе» хотел сказать я?.. Но вместе ли мы? Я признался Антону в том, что он мне нравится, еще у него дома, но никто не говорил об отношениях. Могут ли у нас вообще быть отношения, учитывая разницу в возрасте и характер нашего общения?..

— …мы вообще пришли к тому, где находимся сейчас, — продолжил я. — Если бы не твои усилия, мы бы до сих пор общались как друзья.

— Мы не друзья, — так знакомо покачал головой Антон, словно из моих ранних воспоминаний о нем.

— Ну, значит, ты бы отрицал нашу дружбу, а я бы всеми силами пытался ее добиться, открыто не претендуя на нечто большее.

Он глядел на меня так, будто я рассказал ему самую невозможную из всех сказку. Он не просто не мог поверить в услышанное — каждое сказанное мною слово было ему чуждым.

— И тебе было бы этого достаточно? — ошарашено спросил он.

— Да, — кивнул я. — Просто быть рядом. Получать от тебя тумаки. Слушать твои издевки… Быть на обочине твоей жизни, но все же присутствовать в ней — и плевать, в какой роли. Хотя если бы ты встречался с кем-то на моих глазах, уверен, я бы страдал.

— Почему?.. — едва различимо прошептал он, вновь заключая мою голову в свои ладони. Он приблизился настолько сильно, что мне было буквально больно на него смотреть; его растроганное лицо упорно расплывалось перед глазами.

— Потому что… я все-таки тобой болен, — с улыбкой легкого сожаления произнес я. — Потому что против собственной воли зависим от тебя…

Наши уста слились в требовательном поцелуе. Казалось, через него Антон старался передать мне свою благодарность, всю — до последней капли. Мы как можно теснее прижимались друг к другу, сплетаясь языками. Проведя рукой по его спине, я почувствовал кончиками пальцев каждый его позвонок. Как в одном теле может быть заключено сразу столь многое?.. Несдержанность, страсть, смелость, дерзость, властолюбие, непомерная гордость! — но и нежность, мягкость, податливость, доброта, изящество и плавность… Он обжигал и таял, он холодил и согревал, он ранил и излечивал… Как коллапсирующая звезда, он в сжатом виде вобрал в себя, кажется, весь мой мир…

Я смог подняться, держа Антона на руках, и бросился в его объятиях на диван. Мальчишка чуть ли не силой стянул с меня футболку и кинул ее на пол. Диванные подушки сбоку от нас не давали мне толком развернуться, и я швырнул их назад. Одна из подушек задела стол и с грохотом скинула с него клавиатуру. По полу рассыпались несколько клавиш; компьютерная мышь болталась вверх тормашками на натянутом проводе и светила зелеными огнями под диван. Теряя голову от накала эмоций, я вжимался пахом в промежность Антона. Он то и дело ронял случайные стоны, через одежду я чувствовал, как и к моему члену, и к его приливает кровь. Я хотел порвать его рубашку, но все пуговицы до единой услужливо нырнули в свои петельки, оголяя торс мальчишки. Пока я облизывал и вбирал в рот, посасывая, один его сосок, второй ласкал пальцами — Антон тяжело дышал, стараясь прижать меня к себе еще крепче. Чтобы доставать губами до его груди, мне пришлось спуститься, и теперь Антон терся членом о мой живот, слегка царапая кожу грубой джинсовой тканью. Я неустанно покрывал поцелуями его тело, а он, становясь лишь горячее, извивался в моих руках, готовый принять любые ласки. Это и есть страсть?.. Такого я не чувствовал ни с кем… и вряд ли почувствую…

Больше я не церемонился. Я расстегнул и приспустил его штаны, сразу же принимаясь делать минет. Мальчишка стонал в потолок, до бодрящей боли держась за мои волосы. Он расслабленно закинул ноги мне на спину: словно я его слуга, подчиняющийся его воле, обязанный ублажать ртом своего молодого господина…

Выпустив изо рта его член, я заставил Антона сесть передо мной, придвинувшись вплотную. Он томно целовал мою шею, пока я доставал свой член из штанов, чтобы оба вместе обхватить широкой ладонью. На фоне того, что я чувствовал его член своим, ощущения от движения моей руки меркли. Антон жарко целовал меня в губы, изредка прерывая поцелуй для глубокого стона: он приникал лбом к моему лбу, стараясь не отдаляться от меня ни на сантиметр. Моя левая рука несдержанно гуляла по его груди и подрагивающему животу — я зажимал в тиски желание оставить царапины на его коже, хоть какой-то след, напоминание о том, что я его касался. Я бы расцветил его шею и грудь засосами, если б мог оторваться от его губ и языка. Никогда так пылко не целовался… никогда так сильного никого не хотел… Никогда не сгорал дотла и не желал этого… Никогда прежде.

Шум крови в ушах и наше громкое дыхание, разделенное на двоих, пересилил раза с третьего звонок в дверь.

— Это Лиза… — прохрипел Антон, облизывая и без того влажные губы. — Надо… открыть…

— Нет… — помотал я головой, ускоряя темп, и Антон зажмурился, судорожно выдохнув.

— Она… одна на лестнице… Надо…

— Нет… — Моя голова кружилась, я задыхался от столь частых вдохов. Я бережно сомкнул зубы на его плече, оставляя нежно-розовый след. — Не хочу… ничего не хочу, кроме тебя… — Превращаясь в зверя, я покусывал его губы, проходился по ним языком вновь и вновь, чтобы опять как можно аккуратнее сжать их зубами…

— Марк, открой ей дверь… — простонал Антон, чуть отодвигаясь. Я потянулся к его телу, чтобы вернуть Антона в прежнее положение, но сильнейшая оплеуха болью на мгновение сковала все мое тело. Этого мига было вполне достаточно, чтобы я потерял равновесие и упал с дивана на пол. — Открой… дверь… — настойчиво повторил Антон, откидываясь на диванную подушку под собой.

Я поднялся, не способный отдышаться. Отходя от дивана к двери и пряча член в штаны, я обронил на слабом выдохе:

— Да…

«…господин»…

Зайдя в ванную, я взял с сушилки длинную футболку и, надев ее, смог прикрыть не только голый торс, но и проглядывающий через тонкую ткань брюк стоящий колом член. Щека горела, но все еще расходящаяся от нее волнами боль немного остужала мой пыл. Я открыл дверь, впуская Лизу в квартиру, она жужжала над ухом, но как ни старался, я не мог разобрать ни единого ее слова. Я был не способен думать. Как пес, обезумевший от гона…

Я сказал Лизе располагаться пока на кухне и заперся в ванной комнате. Присев на край ванны, я бесстыдно мастурбировал, думая об Антоне: прямо сейчас ублажающем себя на диване, скользящем прекрасным телом по жесткому материалу диванных подушек, кончающем в мою футболку, оставленную там, на полу…

====== Глава 25 ======

Я… тупой?.. Я не шибко уверенный в своих способностях человек, но сейчас, глядя на этот пирог, я чувствовал себя невероятно тупым…

Антон пообещал мне оставить подсказку к его загадке со страницами «Красной Шапочки», и когда он вместе с Лизой ушел, я нашел на кухне — это. В тарелке из плотной фольги на барной стойке меня ждал невысокий идеально круглый пирог. Через каплеобразные отверстия в хрустящей румяной корочке проглядывала красная ягодная начинка. Черт, хочу съесть его, а не думать над подсказкой… Чтобы этот злосчастный пирог не стоил мне поставленной на кон девственности, я как можно скорее проглотил несколько печенюшек, утопив их в ледяном молоке. Так, теперь, когда желудок прекратил обсасывать мой позвоночник, можно и подумать.

Пирог…

Пирог?..

Пи-ро-г…

Антон, почему пирог?!.. Боже, я понятия не имею, что творится в голове у этого мальчишки, как он думает! Этот манящий меня ароматом, как в мультфильме, пирог мог указывать на анаграмму, мог сам быть частью какого-то слова, в нем могло быть зашифровано число количеством отверстий, из которых в электрическом свете поблескивала алая начинка… Вишневая?.. Нет, не о начинке мне нужно думать! Осталось всего шесть дней. Шесть дней до того, как я проиграю. И лучшим исходом будет, если Антон тоже не сможет найти мою третью комнату. Ведь в ином случае… В моем воображении всего на секунду нарисовался самодовольный Антон, вжимающий меня в матрас одним уверенным плавным движением, и все тело неприятно заныло. Я не хочу оказаться под Антоном. Это… просто не входит в круг моих интересов… Мы живем в более-менее свободной стране: у меня должно быть право решать. Но даже если Антон прикажет мне землю жрать, после недолгих препирательств, похоже, я все равно буду это делать. Мне невероятно повезло, что у мальчишки есть понимание честности и чести, принципиальности: он не бездумно приказывает, он следует оговоренным правилам. Как тогда… Воспоминания о его пальцах во мне наполнились слишком яркими красками, и я дал себе пощечину, выныривая обратно, в реальность.