Стальная империя (СИ) - Васильев Сергей Александрович - Страница 87
- Предыдущая
- 87/109
- Следующая
Начальник связи снова кивнул.
— Я с «Тремя Святителями», «Сисоем», «Мономахом» и миноносцами атакую отряд устаревших броненосцев и поддерживающий их британский броненосный крейсер «Имперьюз», собранные японцами в бухте Вакканаи в целях осуществления ныне отмененного, по понятным причинам, десанта на Сахалин, и одновременно обеспечиваю проход в океан отрядов контр-адмирала Йессена. Далее эскадра осуществляет десанты на острова южной части Курильской гряды — от Кунашира и Хабомаи на юге и до пролива Буссоль на севере с организацией передовой постоянной базы Тихоокеанского флота в заливе Хитокаппу на острове Итуруп. С этой целью эскадре придаются четыре вооруженных парохода с морской пехотой, артиллерией и инженерно-строительным батальоном.
Лицо начальника береговой обороны Владивостока помрачнело: стало ясно, что новых орудий в ближайшее время ему не видать.
— Задача эскадр адмиралов Йессена и Рейценштейна совместно с эскадрой Степана Осиповича — нанесение решительного поражения японскому флоту. Задача прочих двух эскадр — приведение под Российский флаг всех без исключения Курильских островов с превращением Охотского моря во внутреннее море России. С Богом, господа!
07.06.1902 Тихий океан — близ Бонинских островов
Адмирал Того старался выглядеть бесстрастным. Конверт, полученный им из рук Божественного Тенно, жег кожу на его груди напротив сердца даже через прокладку форменного сюртука и тонкого шелка сорочки.
«Однако же, дорогой адмирал, в том маловероятном случае, если боги отвернутся от Нашего флота, Мы с уверенностью отметим, что в этом не будет вины ни Вас, ни прочих храбрых моряков Ямато. В связи с этим при любом исходе боя Мы прямо запрещаем Вам или кому-либо из офицеров, или же матросам приносить свои извинения, поскольку вам не в чем извиняться перед Нами.
Более того, будущее Ямато требует, чтобы как можно больше опытных офицеров имело возможность обдумать уроки этой явно несвоевременной войны и объединенными усилиями создать научный труд, который поможет стране в будущем избежать новых ошибок и занять причитающееся ей место под Небесами.»
Именно поэтому адмирал не собирался уходить под броню рубки: если Богам будет угодно лишить его позорной участи, так тому и быть. Если же придется испить чашу — значит, таково веление Богов. Он посмотрел в небеса.
Русские тоже сделали выводы: их разведывательный дирижабль держался довольно далеко в стороне, поэтому шестифунтовки, спешно установленные на зенитные тумбы по британскому примеру, только без толку расстреляли бОльшую часть боезапаса. Разумеется, с такой дистанции дирижабль не сможет корректировать огонь, но и то, что этот воздушный демон фиксирует каждый маневр японской эскадры, было достаточно плохо.
Адмирал перевел взгляд назад. Явный провал контрразведки Флота! Догнавшие его утром «Ретвизан» и «Полтава», судя по всему, покинули Владивосток еще до выхода его эскадры и все так же висели у него на хвосте, лидируемые «Громобоем» и отремонтированной после боя с британскими кораблями «Россией». Эскадру прикрывали от торпедных атак два новых быстроходных минных крейсера «Гранат» и «Гранит».
Развернуться и атаковать наглые русские корабли Того не мог: командующий преследующим отрядом неизбежно также развернулся бы на курс отхода и утащил бы его за собой, ведя огонь с больших, недосягаемых для японских артиллеристов дистанций. Благодаря тому, что скорость «Ретвизана» и перевооруженной на электрические турбины «Полтавы» была такой же, как у его броненосцев, русские могли отходить до самой темноты, а потом, ориентируясь на подсветку этого принесенного демонами дирижабля, выйти в минную атаку. И даже если не учитывать такую возможность, задачей адмирала Того была ликвидация русской базы с ее запасами угля и снарядов, позволившей крейсерам Макарова накинуть удавку блокады на Японские острова.
Нет, еще три часа экономического хода, а затем рывок на пятнадцати узлах к захваченному острову, оборонять который после ухода «Пересветов» на Север остался единственный русский броненосец германской постройки. Это независимо друг от друга подтвердили агенты японцев в Петропавловске, разведка англичан в Архангельске и Мурманске.
За неделю до этого в Архангельске.
Два года назад Великий князь Кирилл Владимирович даже не знал о существовании этого человека, год назад крутил пальцем у виска, узнав, что Никки приближает к себе какого-то польского каторжника, а сегодня вынужден выслушивать худородного сопляка, бессовестно пользующегося авторитетом графа Толстого и самого царя. Будучи на год младше Кирилла Владимировича, 25 лет против 26, руководитель Чрезвычайной Комиссии при императоре Феликс Дзержинский не испытывал ни малейшего пиетета перед членом императорской фамилии и аккуратно перечислял последние события в жизни великого князя, особо тщательно останавливаясь на засекреченной переписке с друзьями в Лондоне и с братом Борисом Владимировичем, разменявшим флигель-адъютантские знаки отличия на арестантскую робу в Чите. Ну, и кто его убеждал, что этот код переписки вскрыть невозможно? Расшифровано всё до запятой. Кирилл Владимирович чувствовал себя голым на приёме и всего два желания доминировали в его сознании — чтобы это всё быстрее кончилось и чтобы ему дали хоть немного собраться с мыслями.
— Требую, — надменно вздёрнув подбородок, прервал великий князь Дзержинского на полуслове, — чтобы моим делом занимался генерал Трёпов или полковник Шершов, а не какие-то полумонахи-иезуиты.— Трёпов отвечает за организацию охраны первых лиц государства, — не поднимая головы от бумаг, быстро ответил руководитель ЧК, — Шершов занимается иностранными шпионами.
—Чем же занимаетесь Вы, позвольте поинтересоваться? — нервно скривив губы, спросил великий князь.
—Сфера деятельности ЧК — клятвопреступления, — произнес Дзержинский и впервые за долгий разговор поднял глаза от бумаг на князя. От этого резкого, прямого взгляда глаза в глаза Кириллу Владимировичу стало не по себе. — Впрочем, если Вам надоело моё общество, мы можем прекратить общение, но с одним условием, — взгляд Дзержинского из жесткого превратился в жестокий. — Вы немедленно составите и передадите своим друзьям в Лондоне шифровку о прибытии в Архангельск “Осляби” и “Пересвета” вместе с “Сергием”.
Домашнее задание.
Когда окончательно сломленного и впавшего в ступор великого князя увели под ручки, Дзержинский брезгливо отодвинул от себя папку с его делом и достал другую, изрядно потертую и заношенную, но содержащую труд, давно ставший фундаментальным и занимающим всё свободное время революционера. “Новое Государство и его служащие” — красовалось на форзаце, а первым листом было письмо, отправленное Дзержинским императору, где он выразил категорическое несогласие с передачей власти по наследству и предупреждал, что, исходя из этого, ни в коем случае не может отказаться от революционной деятельности. Записка вернулась с резолюцией, которую Феликс Эдмундович никак не ожидал увидеть. Размашисто в верхнем правом углу наискосок было начертано: “Согласен” и подпись “Тиран”. Собственно, с этого и начался поворот в жизни молодого революционера, запомнившего ставшую крылатой фразу “Раз могут быть революционные дворяне и даже князья, то почему бы не быть революционному императору?”
—Передача власти по наследству в начале ХХ века — это действительно архаика, что по форме, что по содержанию, — произносил император слова, совершенно немыслимые для статуса монарха, во время одного из первых совещаний с участием Дзержинского и Толстого, — причем это проблема гораздо шире государственного управления. Хорошо её получилось описать Томасу Манну в книге «Будденбро́ки. История гибели одного семейства». Если не читали — рекомендую. Автору удалось подсмотреть закономерность: первое поколение созидает, второе — преумножает, третье — уже ничего не строит, а ударяется в искусство и филантропию, четвертое — спускает в выгребную яму всё, что накопили предыдущие, и не только деньги, но влияние, репутацию и даже совесть… Выявленная господином Манном закономерность годится и для политических движений, партий, идей в конце концов. Вот если в ХХ веке удастся решить проблему и построить справедливые жизнеспособные отношения, ликвидирующие “проклятие четвертого поколения”, то цены нам не будет. А если не сдюжим, то это проклятие настигнет и тех, кто ходит под красным знаменем, и тех, кто живет под имперским.
- Предыдущая
- 87/109
- Следующая