Арест (СИ) - Ангелос Валерия - Страница 17

Усаживаюсь в кресло, откидываюсь на спинку и забрасываю ноги на стол. Кандидаты от противоборствующий партий появляются на экране. Сразу видно, что Танн ведет партию, ему даже нет необходимости открывать рот, сила считывается на уровне инстинкта.

Мужчина старше моего отца. Седой. Его лицо покрыто морщинами, которые лишь четче обозначают волевые черты. Жесткий он. Пожалуй, даже жестокий. Улыбается, а кажется, точно волк скалится. Или все дело в том, что мне известна его предыстория? Преступник. Настоящий бандит. Убийца. Путь на политическую арену окропил кровью своих врагов, погубил множество невинных людей, готов на все ради выигрыша. В этом человеке трудно заметить малейший намек на слабость. Он не выглядит старым или утомленным жизнью. Энергия бьет ключом.

Льюис меркнет на фоне Джорджа Танна. Просто туповатый увалень. Такому сопернику действительно унизительно проиграть, но черт возьми, я не представляю, как Адам умудрится повысить его очки в грядущей схватке.

Пять минут — мне больно смотреть на то, как Танн раскатывает конкурента. Легко и с удовольствие разбивает каждый его аргумент. Льюис краснеет, прячет глаза, комкает листок с заранее заготовленной речью.

Жалкое зрелище. Стыдно.

Осушаю стакан воды, отталкиваюсь ногами от стола, заставляю кресло совершить круг, развернуться полностью. Кружусь, глядя в потолок. Голоса кандидатов доносятся точно сквозь пелену. Закрываю глаза. Отключаюсь от прослушивания, размышляя о своих собственных проблемах, прикидываю, как раскручивать новый проект, какие документы нужно подготовить для получения следующего гранта.

— Что вы скажите избирателям, если даже мне не способны внятно ответить? — раздается рев Танна. — Хватит мямлить. Говорите. Объясните пункт вашей личной программы. Вы вообще читала собственный буклет?

Льюис бурчит под нос, его речь нельзя разобрать.

— Отвечайте, — в голосе Танна прорезается металл. — Как вы намерены воплощать в жизнь эти идеи? Звучит красиво, но не для тех людей, которые потеряют свои рабочие места после принятия поправок. Молчу про медицинскую реформу. Ваша партия полностью оторвана от реальности. Это не партия для людей. Корпорации. Вот чьи интересы вы отстаиваете. Марионетки Сопоса. Да-да, именно так. И я готов доказать каждое слово. А вы?! Вы способны хоть что-нибудь сказать? Объясните, откуда взялось настолько мощное финансирование, кто оплачивает банкет?

Льюис продолжает невнятно бормотать. Пытается что-то произнести, но в итоге издает судорожный вздох и замолкает. Прямо кролик перед удавом, смотреть тошно, поэтому дальше изучаю потолок.

— Говорите, — требует Танн. — Что вы скажете? Ваши избиратели ждут. Скажите свое слово. Святые небеса! Прокомментируйте хоть что-нибудь. Откройте рот и выдайте несколько разумных фраз.

— Пошел ты на хрен, Джордж Танн! — знакомый голос ударяет по нервам.

Поворачиваюсь настолько резко, что сбиваю графин со стола. Стакан тоже отлетает. Посуда бьется на осколки, но я не придаю этому никакого значения.

Мир замирает. Мой взгляд прикован к экрану, где Адам отстраняет Льюиса от микрофона, занимает трибуну целиком и полностью.

Воцаряется мертвая тишина.

Дьявол. Он реально это сказал? Буквально. Прямо так. В эфире, в живой трансляции на огромную аудиторию.

Пошел ты на хрен, Джордж Танн.

— Я встречал самых разных людей, — говорит Адам. — Хороших и плохих, добрых и злых, порочных и праведных. Я всегда был уверен, что в каждом из нас хватает дерьма, и каждый человек не без греха, надо только копнуть глубже. А потом я повстречал Роберта. Парня без особых талантов. Мальчишку из соседнего дворы. Заурядного типа, ничем не выдающегося. Он не был спортсменом, не бил никакие рекорды в универе. У него нет красивых грамот и медалей. Просто паренек, которого не заметишь в толпе. Однажды он пришел в мой штаб, решил помогать партии, хотел быть полезным. Вот и все.

— Что ты несешь?! — взрывается Танн. — Кто ты вообще такой?

— «Бобби», так мы его называли, — невозмутимо продолжает Адам. — Милый «Бобби». Можно просто «Бо».

— Кто тебя пустил? Кто…

— Я должен был стоять здесь. На этой трибуне. Я бы разнес тебя в пух и прах. Я умею красиво говорить, лить всякую чушь в уши. Но знаешь, что я подумал? Хватит этого дерьма. Хватит обманывать народ. Пора перейти от слов к делу. Я отказался от гонки, снял свою кандидатуру, потому как Бобби, тот самый милый и приятный Бобби, в сотню раз круче меня. Лучший из всех. Пусть он не мастер эффектных выступлений, пусть едва связывает предложения между собой, пусть мнется и краснеет, но черт бы меня побрал, честнее и добрее человека я никогда не встречал. Роберт Льюис единственный на свете парень без дерьма. За него говорят поступки, а не крутые фразы для слоганов. За него говорит вся его жизнь. И… золотое сердце!

— Это абсолютно неприемлемо, — кривится Танн. — Молодой человек, вы должно быть перепутали серьезное мероприятие и цирковой номер. Ваша шутка не смешна.

— Нет, это ты перепутал, — обрывает Адам. — Открой рот. Так ты ему сказал? Открой рот и глотай все дерьмо. Так ты говоришь своим избирателям. Да?

— Я ничего подобного не высказывал, ваш уровень…

— Не держи людей за дебилов, Танн. Все видят твое нутро. Люди устали. Ясно? Устали от этих лозунгов, от споров, от дебатов, от грязи, которая льется рекой. Людям нужны действия. Реальные дела. Люди отказываются глотать пропагандистское дерьмо.

— Охрана, выведите его! — восклицает Танн.

Адам выдергивает микрофон из стойки, подходит к своему противнику вплотную.

— Открой рот! — рявкает мой супруг. — Ты. Гребаный ублюдок. Открой свою пасть!

Содрогаюсь от ледяного тона, сжимаюсь в комок. Губы невольно приоткрываются, прикрываю их ладонью.

Джордж Танн открывает рот. Рефлекторно. Просто сражен наглостью и напором.

— Ваша партия продвигала прошлые поправки. Ваша партия способствовала принятию провальной медицинской реформы, которую не откатить назад. Ваша партия отсасывает Сопосу каждый долбаный раз. Еще и с проглотом. Мы только пытаемся исправить эту ситуацию. Мы готовы действовать прямо сейчас. Сегодня. Выбор за людьми. Кого они хотят получить? Говорящую куклу или реального лидера?

Танн дергается как удара электрическим током.

— Я кончил, — бросает Адам. — Можешь глотать.

Микрофон отлетает в сторону.

Камера целиком и полностью фокусируется на лице Адама. Камера любит моего мужа. Обожает. Он похож на ангела, прекрасного и недосягаемого. Глаза пылают праведным гневом, приковывают, словно цепями оплетают.

Игра. Какая виртуозная игра.

Трансляция прерывается. На экране снова вспыхивает навязчивая реклама. А мои пальцы лихорадочно подрагивают, пока ищу телефон, жму кнопку вызова.

Гудки. Никакого ответа. Супруг не спешит принимать звонок.

Поднимаюсь, нервно прохаживаюсь по кабинету, очень стараюсь сосредоточиться, однако мысли разбегаются. Вскрикиваю от боли, отскакиваю назад. Понимаю, что порезалась, наступила прямо на битой стекло.

Надо вызвать уборщицу. Да, надо. Потом.

Подхожу к панорамному окну, перестаю ощущать собственное тело от зашкаливающего волнения. Прислоняюсь лбом к ледяному стеклу. Стою так очень долго и размышляю.

Что Адам вытворяет? Что? Что он…

Это грандиозный провал. Или успех?

Все зависит от восприятия людей.

Прозрачная поверхность запотевает от моего учащенного дыхания. Черчу букву «А», после обвожу в сердечко. Так по-дурацки, полный идиотизм.

Отстраняюсь от окна. Хочу обернуться, но крепкие руки обвиваются вокруг талии, лишая свободы действий.

— Что ты натворил? — тихо шепчу я. — Танн в бешенстве. Не представляю, как будут развиваться события дальше. Но он же убьет тебя. Такое не прощается.

— Точно, — вкрадчиво заявляет Адам, прикусывая нежную кожу на моей напряженно выгнутой шее.

— Вы проиграете выборы, — бормочу, безуспешно пытаясь побороть дрожь в голосе. — Я плохо представляю, как отреагируют люди на твою выходку, однако судебный иск это наименьшее из тех последствий, которые вскоре последуют.