Обладатель Белого Золота - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 4
- Предыдущая
- 4/129
- Следующая
Курс в гавань обозначался просто. Одним ориентиром служил установленный специально для этой цели буй, а другим – заостренный белый утес, словно бы кусающий небо, – у нас его называли Соленым Зубом. Не раз и не два мы огибали эту скалу, проверяя свое умение ловить ветер, лавировать и набирать скорость...
Голос Хоннинскрю слегка смягчился: воспоминания молодости помогли ему хоть на время забыть о горе, но головы Великан так и не поднял. Ковенант не сводил с него глаз. Казалось, что безыскусный рассказ капитана, звучание его голоса, перемежавшееся с плеском волн, преобразили саму атмосферу каюты.
– Мы с братом хаживали этим курсом чаще других юношей, потому как нас неудержимо влекло к себе море. Это не прошло даром. Мы стали выделяться среди своих сверстников, что вполне удовлетворяло Морского Мечтателя. Он был истинным Великаном, и радость состязания значила для него больше, нежели победа. Надо признаться, что я в этом отношении не столь достоин славы своего народа, ибо никогда не прекращал мечтать о первенстве и искать возможности его добиться.
Случилось так, что в голову мне пришла весьма удачная – так, во всяком случае, я тогда считал – мысль. Я тут же бросился к Морскому Мечтателю и стал подбивать его немедленно выйти в море на «Пенном Змее». Мне не терпелось поскорее проверить свою догадку на практике, но в чем она заключалась, я хранил в тайне от всех, даже от брата. Полагая, что сделал великое открытие, я желал приберечь признание для себя. Но брат ни о чем не расспрашивал: выход в море сам по себе был ему в радость. Вместе мы подвели «Пенный Змей» к бую и, поймав ветер, на полной скорости понеслись к Соленому Зубу. Денек выдался великолепный, столь же прекрасный, как и моя задумка. Небо было безоблачным, свежий ветер наполнял парус, суля быстрый бег трискалу и волнующее чувство риска нам. Разрезая белую пену на гребнях волн, «Пенный Змей» мчался вперед, и вот перед нами уже замаячил Соленый Зуб. Совершить поворот и обогнуть скалу на таком ветру непросто – неверно взятый галс может сбить суденышко с курса, а то и перевернуть его. Но меня ветер не пугал, ведь я придумал неслыханный способ быстрого разворота.
Поручив румпель и гик Морскому Мечтателю, я велел ему подойти к Соленому Зубу настолько близко, насколько достанет храбрости. Всем нашим сверстникам было настрого заказано совершать подобные маневры. Брат прекрасно знал, насколько это опасно, и попытался отговорить меня, но я отмолчался и ушел на нос «Пенного Змея». Мне все еще не хотелось раскрывать свою тайну. Устроившись так, что брат не мог видеть моих рук, я высвободил якорь и подготовился к броску... – Неожиданно капитан запнулся и смолк. Один его узловатый кулак покоился на колене, другой подпирал подбородок. То и дело Хоннинскрю дергал себя за бороду, словно это должно было добавить ему решимости. Но после недолгого молчания он глубоко вздохнул и со свистом выпустил воздух сквозь зубы. Капитан корабля был Великаном, а Великан не мог оставить такой рассказ неоконченным. – ...Мастерство Морского Мечтателя было столь велико, что «Пенный Змей» пролетел на расстоянии размаха рук от Соленого Зуба, хотя стоило трискалу хоть чуток вильнуть в сторону, нам бы не поздоровилось. Но рука брата была тверда. Он уверенно правил рулем, и уже в следующее мгновение я смог осуществить свой замысел. Вскочив, я бросил якорь так, чтобы он зацепился за скалу, и мгновенно захлестнул линь. Задумка состояла в том, чтобы обогнуть скалу с невиданной доселе быстротой. В этом мне должны были помочь якорь, скала и набранная заранее скорость. Все бы ничего, да только я не подумал о том, как отцепить линь, когда мы совершим поворот, и, главное, не посвятил в свой план Морского Мечтателя...
Голос Великана вновь стал низким и хриплым, словно горечь наждаком прошлась по его горлу.
– Брат полностью сосредоточился на том, чтобы проскочить как можно ближе к Соленому Зубу, и мой поступок был для него полной неожиданностью. Приподнявшись, он обернулся ко мне – не иначе как спросить, не сошел ли я с ума, – но тут линь натянулся, и трискал рвануло с такой силой, что мачта едва не вылетела из гнезда...
Великан снова умолк. Мускулы его взбугрились еще сильнее, а когда он заговорил снова, голос звучал так тихо, что Ковенант с трудом разбирал слова.
– ...Любой мальчишка мог бы сказать, чем обернется моя дурацкая выдумка, и только я, ослепленный собственным честолюбием, ничего не предвидел. «Пенный Змей» вздыбился, гик развернуло поперек палубы, а Морской Мечтатель оказался у него на пути. Ветер дул шквальный; я был полностью поглощен маневром, и не вскрикни брат, когда он получил удар, я бы, наверное, и не заметил, что он упал в море. О бедный мой брат, – простонал Хоннинскрю. – Поняв, что случилось, я прыгнул за борт, но, наверное, не смог бы спасти брата, если бы не следы крови на воде. Нырнув, я успел подхватить его бесчувственное тело и всплыть на поверхность. Лишь втащив Морского Мечтателя на палубу «Пенного Змея», я смог осмотреть его рану – и ужаснулся. Мне показалось, что удар вмял его глаза в голову. Я едва не обезумел, хотя безумием была вся эта затея. Как мы вернулись в порт – не помню, в себя я пришел уже на берегу. Целитель заставил меня выслушать его, и я с облегчением узнал, что брат жив и не лишился зрения. Удар по лицу самим гиком, наверное, уложил бы его на месте, но, к счастью, брата задело натянутым вдоль гика тросом, что в какой-то мере смягчило травму.
И вновь Хоннинскрю погрузился в молчание.
Ковенант не проронил ни слова. Он не обладал достаточной силой духа, чтобы спокойно выслушивать подобные исповеди, но Хоннинскрю был Великаном. И другом. С той давней встречи с Мореходом Идущим-За-Пеной Ковенант не мог закрыть свое сердце перед Великаном. И сейчас, раздавленный и удрученный, он просто молчал, давая Хоннинскрю возможность выговориться.
Через несколько мгновений капитан тягостно вздохнул.
– У Великанов не принято наказывать за безрассудство, – промолвил он – и я не был наказан, хотя принял бы справедливую кару с радостью. Ну а Трос-Морской Мечтатель был Великаном из Великанов, и он не винил меня за глупость, изменившую всю его жизнь. Он забыл о моей оплошности, но я, – голос Хоннинскрю посуровел, – я все помню. Помню о своей вине. И хоть я тоже Великан, эта история не радует меня. А порой мне кажется, что я виноват в большей степени, чем думал поначалу. Глаз Земли – великая тайна. Никто не знает, почему он снисходит на одного Великана, а не на другого. Но вполне возможно, что именно удар гиком каким-то образом пробудил в нем эту способность. Может быть, Глаз Земли снизошел на него как раз в момент удара – потому-то он и лишился чувств. Конечно, досталось ему крепко, но Великаны, даже юные Великаны, не так-то легко впадают в беспамятство.
Неожиданно Хоннинскрю поднял голову, и Ковенанту стало не по себе. Глаза Великана свирепо сверкали из-под нависших бровей, а избороздившие лицо морщины казались глубокими, будто шрамы.
– Вот потому, – медленно произнес Великан, – я и пришел к тебе. Необходимо восстановить справедливость. Моя вина должна быть искуплена хотя бы отчасти, но сделать это не в моих силах. В обычае нашего народа отдавать мертвых морю, но мой брат встретил свою кончину в ужасе, и море не освободит его. Подобно умершим из Коеркри, он обречен на вечные терзания. Если его духу не будет дарована каамора... – тут Великан на миг прервался, – ...он будет преследовать меня, покуда в Арке Времени сохранится хотя бы один камень.
Великан уставился себе под ноги.
– Каамора необходима, но в целом мире не найдется огня, что мог бы дать ему упокоение. Он – Великан и даже в смерти неподвластен пламени.
Только сейчас Ковенант уразумел, к чему клонит капитан, и все его страхи, начиная с опасения, запавшего в душу с того самого момента, как Хоннинскрю заговорил об «освобождении», и кончая ужасом перед роковым предопределением – уничтожить мироздание самому или поступиться кольцом и отдать его на растерзание Фоулу, – сошлись воедино.
- Предыдущая
- 4/129
- Следующая
