Девиантный Король (ЛП) - Кент Рина - Страница 54

— Кстати, ты все еще не подписалась на меня в ответ, — говорит он, будто я об этом забыла.

— Так зачем ты просматриваешь мой профиль? — я отклоняюсь.

Он пожимает плечами.

— Чтобы посмотреть, что ты задумала.

— То есть ты преследуешь меня?

Он ухмыляется.

— Я предпочитаю расспрашивать.

Я брызгаю водой в его сторону.

— Ты неизлечим.

— Мне любопытно... — он замолкает. — Почему ты никогда не публикуешь свое лицо?

— Что?

— У тебя есть фотографии еды, живописных пейзажей, твоих тети и дяди, Рид и ее брата, но никогда твоего лица. Единственные фотографии сделаны сзади или сбоку. Нет ни одного снимка, на котором ты смотришь в камеру. Как будто ты этого боишься.

Я поднимаю плечо.

— Не все из нас любят внимание.

— Хм. Почему я чувствую, что это не про тебя?

Когда я не отвечаю, он поворачивается, убираю шампунь.

Я задыхаюсь, звук прерывает льющуюся каскадом воду.

Порезы.

У Эйдена два пореза на спине. Они выцвели на его загорелой коже, и, наверное, поэтому я не замечала их раньше.

Что с тобой случилось?

Вопрос вертится у меня на кончике языка, когда Эйден медленно поворачивается ко мне лицом. Темнота в его глазах пронзает меня, как тысяча игл.

Как будто он сражается с демонами — и они побеждают.

Выражение исчезает так же быстро, как и появилось. Его бесстрастное лицо стирает любые эмоции.

— Тебе, должно быть, больно. — он заходит за ванну и скрывается из виду. — Читал, что теплые ванны помогают.

— Эйден...

Мой голос застревает в горле, я не знаю, что сказать. Шрамы кажутся глубокими и старыми. Должно быть, они чертовски причиняли боли, когда он впервые их получил.

И тут меня осеняет.

Эти отметины, должно быть, и являются причиной того, что Эйден такая социальная аномалия. Должно быть, это было жестокое обращение. Это так похоже на жестокое обращение.

Что-то внутри меня меняется, и красная, горячая ярость проносится по венам. Потребность причинить боль тому, кто сделал это с Эйденом, захлестывает меня, как непреодолимое желание.

Я хочу убить их.

Эйден ничего не говорит, просто моет мне волосы шампунем. Его пальцы скользят по моей голове, массируя ее. Я откидываю голову назад и удовлетворенно вздыхаю.

— Эйден, — этот раз я говорю более четко. — Твой отец...?

— Джонатан Кинг не жестокий человек. — в его голосе звучит сарказм. — Он подаст на тебя в суд за клевету, если услышит, что ты говоришь такую чушь.

— Тогда кто это?

— Тебя это не касается.

— Ну, я делаю это своим делом.

— Ты еще не готова.

— А ты попробуй.

— Если я скажу тебе, тебе придется сказать мне все в ответ. И я имею в виду все, черт возьми, Эльза. Включая твои кошмары. Если ты готова открыть мне свою душу, тогда, во что бы то ни стало, начни первой, милая.

Я сжимаю губы. Ужас проникает в кости при мысли о кошмарах и моем детстве. Мне даже не нравится думать об этом, не говоря уже о том, чтобы говорить.

Мне не терпится узнать о его шрамах, но не до такой степени, исследуя свои собственные.

— Так я и думал.

Он льёт воду мне на волосы.

Я закрываю глаза, когда вода и шампунь каскадом стекают по лицу.

Ему так легко удалось заставить меня замолчать.

Его контраргумент достаточно справедлив.

Ты говоришь, я говорю. Но я все равно не могу не дуться.

Будь проклят Эйден Кинг.

Мы несколько минут молчим, пока он заканчивает ополаскивать мои волосы.

— Почему ты не сказала мне, что была девственницей? — небрежно спрашивает он.

Я замолкаю, пораженная резкой сменой темы.

— Я не говорила тебе, что я не была.

— Да?

— Да. Ты сам это предположил.

Я поднимаю голову, чтобы лучше рассмотреть, но он хватает меня за шею и держит лицом вперед.

— Почему ты была девственницей?

— Э-э... что это за вопрос?

Он осторожно убирает пряди волос с моей шеи сбоку. Его руки ложатся мне на плечи.

— Он достаточно прост. Почему ты ждала так долго?

Ради правильного человека.

Но я не говорю ему об этом, иначе он подумал бы, что он тот самый.

Я поднимаю плечо.

— Это не так уж важно.

— Знаешь. — его тон небрежен, но не подтекст. — Между нами не будет доверия, если ты продолжишь лгать мне.

Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на него.

— Доверие? Думаешь, я когда-нибудь тебе доверюсь?

Его губы сжимаются в тонкую линию, но он улыбается.

— Почему нет?

— Не знаю, Эйден. Может, это связано с тем фактом, что ты нацелился на меня в первый раз, когда увидел. Или что моя жизнь два года была сущим адом из-за тебя? Выбирай сам.

Одна из его рук обхватывает мой затылок. Она тверда, будто он хочет удержать меня на месте.

— Тогда почему ты отдала мне свою девственность?

— Ты меня привлекаешь, — шепчу я. — Несмотря на то, что я ненавижу это, ты меня привлекаешь, но это не отменяет того, что ты делал последние два года. Ты продолжаешь давить на меня. Не похоже, что у меня есть выбор в том, чтобы испытывать к тебе влечение.

— Это то, чего ты хочешь? Иметь выбор?

— Какое это имеет значение? Ты всегда получаешь то, что хочешь. — я фыркаю. — Даже когда ты даешь мне выбор, это в конечном итоге играет в твою пользу.

Эйден немного задумывается. Страшный, молчаливый тип задумчивости.

— Я вижу.

Он опускает руки.

Странный холодок пробегает у меня по спине, несмотря на теплую воду.

Бесстрастное лицо Эйдена последнее, что я вижу, прежде чем он выходит за дверь.

В понедельник дядя, тетя и я завтракаем вместе, когда я говорю:

— Я хочу увидеть доктора Хана.

Две пары глаз отрываются от своих дел. Дядя делает паузу, попивая свой утренний кофе и читая с планшета. Тетя перестает упаковывать мой обед, ее руки начинают дрожать вокруг контейнера.

— Тебе снова снятся кошмары? Что ты видела?

Ее тон почти истеричен.

— Прекрати, Блэр. — дядя оставляет свой кофе и планшет на столе и поднимается на ноги. Я смотрю ему в лицо, когда он хватает меня за плечи и говорит холодным голосом: — Ты в порядке, тыковка? Почему не позвонила нам, когда тебе снились кошмары?

Я не могу не заметить разницу между реакциями тети и дяди. Ее глаза бегают, и она продолжает открывать и закрывать контейнер, как будто не отдает себе отчета в действиях. Всякий раз, когда всплывала тема моих ночных кошмаров, тетя никогда не спрашивала меня, все ли со мной хорошо. Ее первым вопросом всегда было: Что ты видела?

Дядя, с другой стороны, всегда спрашивал, в порядке ли я.

Это странно.

Во всем остальном тетя заботится о моем благополучии больше, чем дядя. Это она ведет себя как нацистка, убеждаясь, что я ем здоровую пищу.

Может, она не думает, что мое психическое состояние является частью здоровья.

В любом случае, я не в настроении рассказывать о своем субботнем эпизоде.

Я улыбаюсь и надеюсь, что это прозвучит убедительно.

— Дело не в кошмарах. Я просто хочу поговорить о стрессе, вызванном экзаменами.

Плечи тети опускаются, и она перестает открывать и закрывать контейнер.

Дядя хмурит брови.

— У тебя никогда раньше не было стресса на экзаменах, тыковка.

— В школе все соревнуются, и я продолжаю думать, что, возможно, кто-то вытолкнет меня из первой десятки процентов.

Ложь так легко срывается с губ.

Странно. Я всегда ненавидела лгать им, но не сегодня.

Дядя кивает.

— Я запишу тебя на прием.

— Спасибо, дядя.

Никому из них не нужно знать о моих планах с доктором Ханом. Я меняю тактику в отношении всей психотерапии.

Дядя целует меня в макушку.

— Ты же знаешь, что можешь поговорить с нами в любое время, тыковка, верно? Тебе не нужно ничего скрывать, как ты это сделала со своими отношениями с Эйденом Кингом.