Год дурака (СИ) - "Литтмегалина" - Страница 4

На низшей точке моего падения я запустила руку в бачок унитаза и там, среди противной холодной воды, нашла последнюю капсулу. «Тренинговый зал». Хм. Остается надеяться, что меня никто не заметит. Руководство не поощряло праздных шатаний по территории компании.

Мне повезло, зал был безлюден. Столы и стулья аккуратно расставлены вдоль стен. Где же мой подарок? Я почти уверилась, что пала жертвой циничного обмана, когда заметила под одним из столов блестящую коробку. Вот мои руки уже потянулись к ней… и тут чьи-то шаги! Я живо шмыгнула под стол и, прижимая к себе коробку, забилась в угол. Что самое страшное, вошедший направился прямо к этому самому столу, отодвинул стул и сел! Ситуация дополнительно осложнилась, когда я узнала острые, как бритвы, стрелки брюк Роланда! Мое сердце не знало, что ему делать — стоит ли забиться в припадке, подобно средневековому сумасшедшему, празднуя близость объекта страсти, или же в ужасе замереть, учитывая, что будет, если объект меня заметит? Бедный Роланд! Сегодня я уже один раз поставила его в дурацкое положение. Второй раз я не переживу стыда. Или Роланд не переживет.

Сжавшись в комок, я старалась не дышать и по возможности раствориться и исчезнуть. Дверь снова распахнулась, и мне вспомнились все эти поговорки, что трое — уже толпа, и что третий — лишний. Особенно если этот третий демонстрирует избыточную наблюдательность.

— Слава, у тебя под столом… женщина?! Это уже слишком! Быстро ко мне в кабинет!

Дальнейшее заняло не более секунды: Роланд от неожиданности отшатнулся и завалился назад вместе со стулом, гулко стукнувшись затылком о стену; гендиректор ретировался, оставив нас разбираться с нашим конфузом; я выскочила из-под стола и, судорожно прижимая к себе коробку, предприняла попытку скрыться, но была настигнута Роландом. Схватив меня за руку, он рывком развернул меня к себе. Все это очень напоминало сцену ссоры главных героев из какого-нибудь романа, может даже «Унесенных ветром», но мне было явно не до того, чтобы насладиться романтикой.

— Какого черта вы опять ставите меня в глупое положение?

— Я… я…

— Зачем вы вообще полезли под стол?

Кстати… хотя тогда это казалось хорошей идеей.

— Вы что, издеваетесь надо мной?

— Нет, — ужаснулась я. — Я же вас… я пришла забрать свою коробку!

— К Елизарову, сейчас же!

— Анастасия хочет все объяснить, — провозгласил Роланд, ворвавшись в кабинет гендиректора.

В первую очередь мне хотелось объяснить, что я не Анастасия, но ждали от меня явно не этого. Деваться было некуда, пришлось выкладывать все как есть, краснея от стыда. Роланд скрипел зубами, гендиректор задавал вопросы, раскрывающие отягчающие подробности. В ходе допроса я чувствовала себя как школьница, застигнутая за мастурбацией. В итоге с меня взяли объяснительную с письменным изложением позорной истории и обещанием, что я не буду подавать в суд за сексуальное домогательство, после чего выставили вон. «Спасибо, Анастасия», — ледяным голосом произнес на прощание Роланд, хотя я только что при нем написала на бумаге свое имя, и это добило меня окончательно.

Стоя в пустом коридоре и слегка пошатываясь после всех переживаний, я вдруг осознала, что все еще прижимаю к себе коробку. По меньшей мере у меня был мой подарок… Отойдя подальше от гендиректора и разгневанного Роланда, я села на подоконник и сняла картонную крышку. Внутри был слегка увядший, но все еще очаровательный желто-фиолетовый букет. Это были неизвестные мне цветы с крупными изогнутыми лепестками, источающие сильный сладкий запах, и я утонула в них лицом, впервые за весь этот кошмарный день чувствуя удовлетворение…

Прижимая к себе букет, расшатанной походкой пародиста Мэрилин Монро, находящегося в продолжительном запое, я вернулась в отдел подбора персонала.

— Что еще ты сделала с Ярославом? Вы ушли в одном направлении, а потом он вернулся весь взвинченный и чуть не вышиб дверь своего кабинета.

— Не хочется рассказывать об этом еще раз.

Диана обернулась на мой унылый голос.

— Что это за пятна у тебя на лице? Шея тоже грязная… И откуда букет?

— Я нашла… это мой подарок…

— Какой еще подарок?

Выслушав мои сбивчивые объяснения, Диана хлопнула себя по лбу ладонью.

— Ты что, клюнула на это? Рассылка была на весь офис, никто и задницы не приподнял! А ты, единственная дурочка, купилась?!

— Диана, я сейчас зарыдаю.

— Пошли, — Диана раздраженно вырвала у меня букет и бросила его в корзину для бумаг.

У IT отдела она остановилась и громко, внятно произнесла:

— Мальчики, те из вас, кто придумал эту затею с красящим букетом, — уроды.

Я чувствовала себя совершенно убитой, и добавить к ее словам мне было нечего. Я не издала ни звука, даже когда мы обнаружили запруду в туалете — из того самого бачка, в хитрое устройство которого я так бесцеремонно влезла, хлестала вода. Я осталась спокойна, как смерть, даже когда выяснилось, что пятна не отмываются. Занимая значительную часть моего лица, они образовывали нечто вроде карты Австралии.

— Сама виновата, — развела руками Диана. — Хотя мне тебя все-таки жалко. Почему с тобой постоянно что-то случается?

Когда, оставив Диану зимовать под отчетами, я уходила с работы, вахтерша Зина (вовсе не пенсионерка, а знойная девушка южной наружности) вручила мне восемь коробок с успевшей остыть пиццей.

— Десять раз тебе звонила, а ты все где-то бегала.

Ага, металась, как раненый в зад сайгак по степи. «Сама все сожру, никому не дам», — раздраженно подумала я, забирая тяжелые коробки. Даже если умру от жирового отравления, ну и пусть. И то лучше, чем такая жизнь.

Шатаясь на высоченных каблуках и изнемогая от оттягивающей руки груды коробок, я посылала злобные затравленные взгляды каждому прохожему, заинтересовавшемуся россыпью пятен у меня на лице. Это было то самое ощущение, когда весь мир против тебя.

На автобусной остановке я простояла тридцать минут, прямая и гордая, как Жанна Де Арк перед сожжением, пока мне не удалось наконец втиснуться в одну из маршруток. Плюхнувшись на сиденье, я услышала веселый голос радиоведущего: «Сегодня первое апреля, или День дурака!» «Да, это мой день», — уныло подумала я. «В этот день люди разыгрывают своих друзей и знакомых…» — продолжил ведущий. Сонный мужчина, сидящий напротив, оторвался от своей газеты и уставился на меня, приподняв очки. Девушка с лохматой прической пялилась и вовсе беззастенчиво. Да уж, я занятное зрелище, можно водить по городу, как медведя!

Стоило мне выпрыгнуть из маршрутки, как небо решило, что именно сейчас хороший ливень будет самое то. Асфальт намок, и в своих туфлях я заскользила по нему, как по катку. Метнувшаяся мимо легковушка окатила меня фонтаном брызг. Я отшатнулась, потеряла равновесие и упала. Коробки полетели на дорогу, содержимое одной из них вывалилось прямо на меня. Я узнала пиццу «Четыре сезона» и флегматично отметила: «Моя любимая». Под моим задом как раз оказалась большая лужа, отчего я почувствовала себя обмочившимся младенцем. Хоть бы та серая машина вернулась и задавила меня, понадеялась я. К сожалению, она этого не сделала, поэтому мне пришлось встать, снять туфли и топать домой, оставив коробки на дороге.

Еще поднимаясь по лестнице своего пятиэтажного дома без лифта, я услышала, как в моей квартире надрывается телефон. Он звенел, и звенел, и звенел, и все еще продолжал звенеть, когда я вошла, бросила ключи у зеркала, стряхнула с плеча сумку.

Вздохнув, я взяла трубку.

— Да, мама.

— С днем рождения тебя, — сказала она с нерешительной интонацией, как будто сомневалась, стоит ли поздравлять с таким событием, как тридцатилетие. — Как на работе?

— Чудесно. Так поздравляли, прямо не знаю, зачем столько возни ради меня, — я завела руку за спину, собираясь расстегнуть молнию, и вспомнила, что платье наглухо зашито.

— Ну, ты не переживай, — продолжила мама, помолчав. — Ты всегда можешь переехать ко мне и бабушке. Хотя бы не будешь совсем одна.