Олигарх (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 15

Черт подери! Где?! Пивная «Гамбринус» в Одессе — и нас догнали «наши» песни! Ольга улыбалась, глядя мне в глаза, и на душе у меня было не просто хорошо, а…замечательно. «Кууул!» — как говорят американцы.

Потом были пару песен опять же с «босяцким» налетом, а за ними — «Выйдем в поле с конем». И народ снова хлопал и кричал браво. Были и песни Высоцкого, «Они стояли молча в ряд, их было восемь…». Ну, тут уж святое дело! Эта песня точно для Одессы.

В общем — посидели мы, послушали, поели (Вполне недурно, и недорого. Если по моим понятиям…). Когда уходили из пивной, на небе уже светила полная луна, сияли звезды, и только редкие прохожие ускоряя шаг шли по Дерибасовской, торопясь занять свои места под легким летним одеялом. Жара спала, и было уже довольно-таки прохладно — Ольга ежилась, я ее обнял и прижал к себе. Так мы и дошли до гостиницы.

Дежурила не та администраторша, которая нас принимала в первый наш день в Одессе — в этот раз была довольно-таки молодая девушка, приятная, веснушчатая. К нам с Ольгой она относилась со смесью почтения и самой настоящей искренней приязни — мы чем-то ей нравились. Или не мы, а я — она все время косилась на меня и вздыхала, возможно представляла себя на месте Ольги. Ну как же — молодой, богатый, стройный-красивый и нежадный: я в прошлый раз подарил администраторше коробку конфет. Просто так, ни за что. Я вообще сторонник того, чтобы давать чаевые и баловать персонал подарками. Тогда они становятся к тебе гораздо добрее и скорее всего не станут мыть твоей зубной щеткой унитаз или плевать тебе в кофе. Будь добрее к людям — и они не нассут тебе в ботинок. А если и нассут, то не так уж и много, как бы могли.

Легли мы спать, и тут же отрубились — Ольга сильно устала, а я не хотел ее лишний раз беспокоить. Пусть спит. Одну ночь обойдусь без секса.

Проснулся в девять часов утра — как себе и заказывал. Я умею просыпаться без будильника — перед сном представляешь, в какой час ты должен проснуться, и точно просыпаешься — обычно за пять минут до назначенного времени. Эта способность выработалась у меня с годами и еще ни разу не подводила.

Ольгу будить не стал, пошел, принял душ, почистил зубы, побрился безопасной бритвой — не люблю ходить со щетиной, я же не какой-то рекламный мачо. К тому же щетина делает мою физиономию какой-то…подозрительной, угрожающей. Люди шарахаются. Уж лучше борода, хотя и та делает меня похожим на разбойника Ваньку-Каина. Наверное, именно так он и выглядел. Ольга говорит, что я преувеличиваю, что и с бородой типа писаный красавец, но это она так… «Любовь зла, полюбишь и козла».

Надел чистое белье, свежие штаны и майку — вот я и готов к торговым сделкам. Паспорт и документы на машину в карман, как и ключи. Все, можно ехать. Поцеловал сонную, вскочившую с постели Ольгу, ласково похлопав ее по заднице и сжав левую грудь (Завалить на кровать, что ли?! Успею ведь еще к десяти! Если что — подождут!), но отбросив грешные мысли побрел на выход из номера. Спустился, поздоровался с третьей дежурной администраторшей, уже заступившей на дежурство — пожилой дамой в золоченых очках, глядевшей на мир строго и с осуждением, и вышел через запасной ход во двор, где стояла моя «ласточка», слегка запыленная, но все равно сияющая свежей, не потускневшей краской и еще не ободранным хромом бамперов. По нынешним временам ее можно сравнить если что с поршем из двухтысячных годов, или с джипом-«мерседесом». Жигулята только-только пошли в народ, и очереди на них растянулись на долгие годы. А тут — вот она, сверкает блеском стали! Ну и пластика, само собой.

Когда выехал из ворот — Шурик уже был на месте, стоял у входа в гостиницу и беседовал с двумя бесцветными типами, ничем не примечательными кроме одной детали — у того, что поменьше, худощавого парня лет тридцати, на голове красовалась кепка, такая, какую обычно носят гопники. Впрочем — для Одессы это не показатель. Тут уголовная романтика больше, чем в ходу — ей тут живут.

Я поздоровался — одного из новых знакомых звали Василий, другого — Антон. Антон — это тот, что в кепке. Василий — высокий, жилистый, молчаливый, лет сорока от роду. Они внимательно осмотрели машину, заглянули и под капот, и в багажник, но мне показалось — как-то невнимательно. Но это было по большому счету понятно — новая машина, чего ее просвечивать рентгеном? Ну, послушали — работает мотор, да. И все! Пока едем к нотариусу — проверится на ходу. Посмотрели документы на машину — все в порядке с документами. Посмотрели мой паспорт — паспорт, как паспорт. Обсудили сделку — договорились, что нотариуса оплачиваю я — ну так-то я и не протестовал, копеечное дело, что уж там… Покупатели сказали, что денег с собой не взяли (Ходить с такой суммой денег как-то стремно! Тем более что она не в крупных купюрах), надо будет съездить на Молдаванку, где они живут, там полностью со мной рассчитаются, а потом отвезут в гостиницу — ну не пешком же мне добираться?

Нотариус был рядом, на соседней улице, и очереди к нему не наблюдалось. Чтобы сделать доверенность с правом продажи, передоверия и всякого такого у нас ушло около сорока минут — пока напечатали саму доверенность, пока нотариус все проверил, пока расписывались — вот время и прошло. Машинистка печатаете быстро, но у нее не компьютер с забитыми в память бланками доверенностей, приходится печатать каждое слово. Оформили доверенность на Шурика — он водила, ему легче потом съездить и снять машину с учета. Так сказали покупатели.

Доверенность и к ней две копии я положил к себе в паспорт, и мы отправились на Молдаванку. Я за рулем — пока не рассчитаются, за руль их не пущу. Кто знает, как они водят машину, еще расхерачат о столб! А потом попробуй, возьми с них деньги.

Ехали недолго — до Молдаванки всего километра три, ну по ней еще минут десять — пробок нет, машин мало, не езда, а удовольствие! Рядом со мной сел Шурик, непривычно тихий и молчаливый, за мной высокий мужик-молчун, справа сзади Антон. Антон все время хохмил, разговаривал с нарочитым одесским говором, всем своим видом показывая, насколько он коренной одессит и веселый затейник. Он и командовал — повернуть налево, повернуть направо. Кривые узкие улочки вели то в гору, но вниз, в овраг, и честно сказать — если бы не моя абсолютная память, я бы отсюда самостоятельно ни черта не выбрался. Лабиринт, да и только!

Кстати — здесь, на Молдаванке, имеются входы в знаменитые одесские катакомбы, которые до сих пор не исследованы до конца, и которые тянутся на тысячи километров под самим городом, и дальше, к морю и под гору.

Когда Антон приказал остановиться, я уже все понял. И почувствовав на шее шнур удавки, успел сунуть под нее пальцы левой руки. Держал удавку Василий, который сидел прямо за мной. Он рычал, вопил на Шурика и на Антона, требуя чтобы они держали меня и помогли ему убрать мою руку от горла и тужился изо всех сил, упираясь коленями в спинку моего кресла. Шурик схватил мою правую руку и попытался ее удержать — я уцепился за его запястье, и одним рывком сломал его шаловливую ручонку.

Антон в это время держал меня за голову левой рукой, нависая сверху, и правой пытался оттянуть мою левую руку вниз, из-под шнура удавки. Пришлось освободившейся правой рукой схватить его за шею, и прижимая голову бандита к плечу как следует давануть. Хрустнуло, тело обмякло, дернувшись пару раз, и теперь между нами и Василием не осталось никого — Шурик в этот момент надсадно вопил, перемежая свои вопли отборным матом: «Сука! Тварь! Он мне руку сломал!» — ему было точно не до борьбы.

Я сел вполоборота, повернувшись к своему убийце, протянул руку к нему, трясущемуся от напряжения (Не рассчитал силенок, несчастный!), и не говоря ни слова — ткнул двумя пальцами в глаз негодяя. Противник дико завопил, бросил удавку и схватился за глазницу. Из-под его ладоней потекла кровь — то ли выбил ему глаз, то ли сильно повредил, но с этой секунды он перестал для меня быть противником. Вероятно, боль сейчас у него просто невероятная. Только мне его почему-то совершенно не жаль.