Олигарх (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 13

Настя не испытывала сочувствия к плачущему крокодильими слезами папаше — этой мрази, его сыночку, давно пора быть на нарах. Она погуглила, и узнала, что тот в прошлом году сбил на пешеходном переходе молодую пару — девчонка осталась инвалидом. Сколько папенька отдал за то, чтобы сынка не посадили — история умалчивает. Много. Парень десяток раз попадался ментам, хамил, набрасывался с кулаками — и папенька снова его выручал. Мажор на самом деле был откровенной мразью, и таким как он точно не следует жить. Плохо было то, что прежде чем его посадят или убьют, он обязательно кого-нибудь угробит. Примеров тому — масса.

После этого инцидента отец Лены преисполнился к Насте глубочайшего уважения. Даже на удивление. И выплатил ей премию — пять тысяч долларов, что вообще-то нетипично для богатых людей, или скорее даже полностью выпадает из ряда. Потому что не зря в народе говорится — чем ни богаче, тем жаднее.

А вообще, если не считать этого происшествия, жизнь Насти текла на удивление спокойно и безмятежно — жила она в гостевом доме со всеми удобствами — три комнаты, ванна, и все такое прочее. Питалась с хозяйского стола — ей приносили еду в дом, или же ела вместе с Леной, а когда Кудасов был дома — то и вместе с ним, всей, так сказать, семьей.

Жену хозяина дома Настя пока что так и не увидела — со слов Лены, та моталась по заграницам, развлекаясь в свое удовольствие, и хорошо, что моталась — воздух будет чище. Явно Лена свою мачеху недолюбливала. Видимо — было за что.

Единственное, что напрягало — совершенно не было свободного времени. Охрана Лены занимала это время с утра и до ночи, так что выехать в город и заняться поисками Зины, а также посетить жену…или бывшую жену Карпова? В общем — пока не могла этого сделать.

Ну а в остальном…стреляла в тире, занималась в спортзале (вместе с Леной, та оказалась неплохой спортсменкой, или как тут говорят «фитоняшкой»), отрабатывала рукопашный бой с другими охранниками, которые как оказалось зла на Настю не держат, и вроде даже в нее слегка влюблены. По крайней мере точно мечтают затянуть ее в свою постель. Несмотря на то, что она сразу заявила, что постельные игрища на рабочем месте ее точно не интересуют, и за этим надо обращаться к компетентным людям с пониженной социальной ответственностью.

То, чего больше всего боялись — так и не случилось. Никто не пытался Лену похитить, никто не преследовал ее, и не было никаких «предъяв» от кавказской диаспоры. С тех пор как Лена с Настей вышли из психбольницы, прошло уже три недели. За это время Лена один раз ездила в райотдел полиции на допрос, сопровождаемая двумя адвокатами (и само собой — Настей), ну и больше никаких процессуальных действий по уголовному делу не происходило. У отца Лены на руках было заключение психиатра о том, что Лена не отдавала отчета своим действиям, так что суд, который должен состояться в августе, скорее всего положит конец уголовному преследованию. Увы, Лену поставят на учет, как психбольную, но тут уж никуда не деться — или на зону, или справку о поехавшей крыше. Так отец-олигарх и объяснил своей непутевой дочери. А потом спросил у компетентного человека, то бишь у Насти — что она думает по поводу возможных наездов от этой чертовой диаспоры. И Настя честно ответила: люди гордые, люди мстительные, люди богатые и можно сказать беспредельные, так они это дело не оставят. И как только уголовное дело будет закрыто — следует ожидать каких-то действий. Каких — это уже другой вопрос. Скорее всего, попытаются изувечить — плеснуть в лицо кислотой, или избить так, чтобы осталась инвалидом. Вряд ли решатся на радикальные меры вроде снайпера, или киллера с миной. Не тот уровень, и не та мишень. Еще могут попытаться похитить — но это уже вряд ли. Хотя…все может быть. И единственный способ уберечься от неприятностей — не ездить по городу в поисках приключений, а уехать, заныкаться куда-нибудь подальше, где Лену никто не знает. За границу, например. Пока все не утихнет, и пока это дело не забудется.

Но Настя ошиблась. Все началась гораздо раньше. И закрутилось, завертелось…

— Сколько, вы сказали, вам лет?

— Ни сколько я не сказала! — холодно ответила Зинаида — Я вам уже в десятый раз повторяю: не помню, с какого я года, сколько мне лет!

— И откуда у вас осколочные шрамы на животе — тоже не помните, да?

— И шрамы — тоже не помню! А с чего вы взяли, что они осколочные?

— Я послужил в Сирии — вздохнул хирург — Я видел осколочные ранения, в том числе и в живот. Вам некогда распороло живот, и хирургу пришлось собирать внутренности. И вы ничего не помните?

— Не помню! — отрезала Зинаида, и повернулась к лечащему врачу — Когда мне принесут моего Мишу?

— Тогда, когда мы убедимся, что вы не представляете опасности для ребенка — мягко ответил врач — То, что у вас отсутствуют воспоминания, говорит о том, что в вашем мозгу есть какие-то патологические изменения. И мы хотим понаблюдать за вами, удостовериться в том, что у вас нет никаких агрессивных намерений по отношению к окружающим. Кстати сказать, начальство предлагает поместить вас в психиатрическую клинику, чтобы специалисты сделали свои выводы. Вы уже окрепли, так что нахождение в клинике не будет для вас опасно. Мы здесь сделали все, что могли, и пусть попробуют другие.

— Кстати, ваши шрамы рассасываются — бледнеют, исчезают. Они уже почти незаметны. Как вы это объясните? — спросил хирург, пытливо глядя в глаза пациентке.

— Да я откуда знаю! — фыркнула она, и но глаза ее чуть прищурились. Хирург отметил это, и сделал вывод: врет. Знает. Она — точно знает! Но поделать он ничего не мог. Ну не пытать же ее, в самом-то деле?!

— Вы выглядите на тридцать лет — продолжил хирург, внимательно наблюдая за пациенткой — Вы еще худоваты, но…восстанавливаетесь с феноменальной скоростью. Насколько мне сказали, едите очень хорошо. А еще — занимаетесь физкультурой?

— Занимаюсь. Отжимаюсь, приседаю, ну и всякое такое — невозмутимо ответила Зинаида — Надо же восстанавливать форму. Иначе жиром заплывешь. У меня проснулся аппетит, и я целыми днями ем. И это нормально. Организм требует горючего. Ну а что касается психиатрической лечебницы…считаете нужным туда отправить — отправляйте. Все равно мне здесь лежать нет никакого смысла. Лечения я не получаю, а бестолку занимать койку не хочу. Да и кроме того — без психлечебницы все равно я не смогу получить свой паспорт, так что…давайте, оформляйте!

Ее отвезли в лечебницу уже вечером, на скорой помощи, принадлежащей этой самой психбольнице. И она едва не смеялась — ее, для которой психбольница была домом родным, больница, где она заведовала целым отделением…и вот Зинаида снова здесь. Здесь, но…уже в качестве пациентки. Ирония судьбы, что еще сказать.

В приемном покое она просидела почти полтора часа, пока ее оформили и отвели в общую палату, в которой находилось десять человек. Уже в самом конце оформления медсестра, которая ее принимала, с усмешкой вдруг сказала:

— Макеева? Зинаида Михайловна? Да ты шутишь, подруга! Так зовут почетного врача, профессора, доктора наук, психиатра с мировым именем — бывшего нашего главврача! Что, в газете прочитала, что ли? Ну о том, что ей сто лет исполнилось?

— Сто лет? — Зинаида вдруг почувствовала, как внутри у нее захолодело и сердце забилось чаще — Она что, жива?

— Жива, почему бы и нет? — пожала плечами пожилая медсестра — Хорошая женщина, никогда зря не ругала! Не обижала и в деньгах, всегда за персонал стояла горой! В обиду не давала! Но и лоботрясов терпеть не могла, могла вообще на пинках вынести, если что. Молодец баба! Войну прошла! Ранена была, награждена!

Она записала на бумагу, остановилась, хмыкнула:

— Везет нам на беспамятных! За последнее время ты вторая будешь.

— А кто первая? — снова едва не вздрогнула Зинаида — Она здесь?

— А откуда ты знаешь, что «она»? — подозрительно посмотрела медсестра — а может это мужик был?!

— Ну…«вторая», значит женщина — я так предположила — спохватилась Зина, ругая себя за прокол.