Балтийское небо - Чуковский Николай Корнеевич - Страница 7

— Бегите в лес! — крикнул он,

— А ты? — спросил Ховрин.

— Бегите! Бегите! Я сейчас! — замахал он на них рукой.

Ховрин швырнул вниз свой чемоданчик и выпрыгнул из кузова. Лунин за ним. Они пробежали по лесу несколько шагов, как вдруг снова услышали отвратительный приближающийся вой.

— Ложись! — крикнул Лунин.

Падая, он схватил Ховрина за руку, чтобы заставить его упасть тоже. Краем глаза он видел, как огромные стволы, черные на фоне пламени, переломились, словно соломинки. Лунин подумал о шофёре. Где он? Неужели остался возле машины? Они вскочили, пробежали, пригнувшись, несколько шагов и опять упали. Падать приходилось ежеминутно. Услышав вой снаряда, они падали, а потом, после разрыва, вскакивали и бежали дальше. Мокрые от росы ольховые прутья хлестали их по лицам. Они старались двигаться в прежнем направлении, вдоль шоссе, и не слишком удаляться от него. Лунин томительно думал о мальчике-шофёре, который обманул его и остался на шоссе со своей машиной. Жив ли он еще?

— Потише стало, — сказал Ховрин.

Действительно, как будто стало немного потише. Разрывы гремели где-то сзади. Лунин и Ховрин падали реже: то ли вышли из-под огня, то ли немцы перенесли главный огонь на другой участок. Они стали заворачивать влево. Деревья расступились, и они опять вышли на шоссе.

— Ну что ж, пойдем пешком, — сказал Ховрин. Но не успели они пройти сотни шагов, как сзади услышали знакомый лязг — перекатыванье пустой бочки по кузову. Лунин остановился. Машина, дребезжа, выползала из тьмы. Лунин посветил фонариком. Машина остановилась, брякнула дверца кабины.

— Жив? — спросил Лунин.

— Жив! — ответил шофёр счастливым голосом, полным торжества. — Полезайте!

Они снова сели в кузов и понеслись. Разрывы гремели теперь далеко позади. Чувство счастья и покоя охватило Лунина. Даже бочка больше не раздражала. Он почувствовал, что голова Ховрина, сидевшего рядом с ним, склонилась к нему на плечо. Ховрин уснул. Стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить его, и придерживая ногою бочку, Лунин заснул тоже.

Проснувшись, он увидел, что они едут по мосту через широкую реку, в которой отражается заря. Он понял, что это Нева. За мостом опять был лес.

И Лунин снова заснул.

Когда он проснулся во второй раз, кругом были дома, окна блестели на солнце.

— Подъезжаем, — сказал Ховрин. — Бывали в Ленинграде?

— Был один раз, — ответил Лунин. — Прожил здесь когда-то целое лето. Я в Ленинграде женился.

— А сейчас ваша жена на юге?

Лунин слегка нахмурился.

— У меня нет жены, — сказал он.

— Умерла?

— Разошлись.

Они ехали по улице, и красный трамвайный вагон, звеня, двигался рядом с ними.

Пожав руку Ховрину и соскочив с грузовика, Лунин пошел пешком по улицам Ленинграда. Нужно было отыскать коменданта города и узнать у него, где находится дивизия, в которую его назначили.

Чем дальше шагал он по длинным, прямым улицам, по мостам, по набережным каналов, тем сильнее становилось его волнение. Здесь его волновало всё, даже самый воздух, наполнявший этот город, — свежий, резкий, влажный воздух, сквозь который и свет и звук проникали как-то по-особенному отчетливо и ясно. Здесь он когда-то познакомился с Лизой, здесь они когда-то бродили вдвоем — напролет долгие светлые летние ночи, — здесь он женился.

Комендант города помещался на Садовой, неподалеку от Инженерного замка. Там Лунина, как моряка, принял заместитель коменданта, седеющий майор в морской форме, сухощавый, высокий, сдержанный, вежливый, с начищенными до ясного блеска пуговицами и твердыми крахмальными манжетами, пожелтевшими от долгого употребления. В этих твердых манжетах, выглядывавших из рукавов кителя, и даже в этих длинных, тонких пальцах было что-то особое, ленинградское. Просмотрев документы Лунина, заместитель коменданта сказал, что ему следует явиться в штаб ВВС КБФ. Там ему укажут, где находится его дивизия. Но когда Лунин спросил, где ему искать штаб ВВС КБФ, произошла заминка. К удивлению Лунина, заместитель коменданта, казалось, и сам не знал, где находится этот большой и важный штаб.

— Всё сейчас движется, — сказал он.

Попросив Лунина подождать, он ушел в глубь комнаты и там долго разговаривал вполголоса с одним из своих подчиненных. Лунин ясно расслышал слово «Петергоф». Он уже решил было, что штаб ВВС, видимо, в Петергофе, но заместитель коменданта, вместо того чтобы направить его в Петергоф, ушел в соседнюю комнату и там звонил по телефону. Когда он вернулся, его подчиненный сказал ему:

— Я вам говорил, что туда проезда больше нет. Их там и быть не может.

И заместитель коменданта посоветовал Лунину попытаться отыскать представителя штаба ВВС в здании Адмиралтейства.

Лунин вышел на Невский и увидел впереди Адмиралтейскую иглу. Радость и боль припоминания охватили его.

«И светла Адмиралтейская игла…»

Впрочем, игла теперь была вовсе не светла. Ее покрасили в темный цвет. «Чтобы не так бросалась в глаза немецким летчикам и артиллеристам», — догадался Лунин. В саду перед Адмиралтейством пахло сыростью, сладковатой прелью, и этот запах тоже показался ему знакомым и ленинградским, особенным. Представителя ВВС он искал и ждал несколько часов, слоняясь по громадному, как целый город, запущенному петровскому зданию, по бесконечным коридорам, по темноватым комнатам со сводчатыми потолками, наскоро перегороженным фанерными переборками. Неизвестно, знал ли представитель, где находится штаб ВВС. Он посоветовал Лунину явиться прямо в дивизию, а штаб дивизии, кажется, уже перебрался на Поклонную гору, за Лесным.

В дивизию Лунин ехал на трамвае номер девять, на площадке прицепного вагона. Его удивляло, что он едет на фронт в трамвае, что с ним едут домохозяйки, возвращающиеся с рынка, и студентки Политехнического института, и что кондукторша, всю дорогу воевавшая с прицепившимися сзади мальчишками, потребовала от него, как от прочих, пятиалтынный.

И в то же время повсюду замечал он приметы близости к фронту. Город был готов к отпору. Вдаль по боковым переулкам уходили глубокие рвы, линии надолб и колючей проволоки. Из-за заборов тянулись вверх хоботы зенитных орудий. В угловых домах окна были заложены кирпичом и оставлены узкие бойницы, которые зорко и безмолвно наблюдали за всем вокруг. И на всех лицах, самых разнообразных, видна была спокойная настороженность. В трамвае, в углу, против кондукторши, сидел человек в военном и держал между колен что-то длинное, завернутое в брезентовый чехол. Сначала Лунину показалось, что это какой-то музыкальный инструмент, да и лицом, человек напоминал музыканта. Но, приглядевшись, Лунин понял, что в чехле винтовка. Что же это за винтовка, которую нужно возить в чехле? И вдруг Лунин догадался. Снайпер! Едет куда-то на передовую, к своему рабочему месту…

В Лесном, на одной из остановок, в трамвай вошел летчик в морской фуражке, как у Лунина, но в короткой кожаной куртке с застежкой «молния» на груди вместо кителя, — такие куртки часто носят летом на аэродромах. На рукавах у него не было знаков различия. Это был человек среднего роста, лет около тридцати, с округлым лицом и маленькими умными, внимательными глазами. Войдя, он остановился на площадке прямо против Лунина и стал с приязненной, но холодноватой улыбкой разглядывать его всего — лицо, плечи, китель, чемодан. Так, молча, они проехали несколько остановок. Потом летчик в куртке сказал:

— Нам с вами здесь, майор.

И Лунин послушно вышел за ним.

Поклонная гора оказалась не горой, а громадной ямой, дно которой было покрыто крышами деревянных дачек. Лунин и его спутник пошли вниз по крутой немощеной дороге.

— Инструктор лётной школы? — спросил летчик в куртке, продолжая разглядывать Лунина сбоку.

Лунин кивнул.

— С юга?

Лунин опять кивнул.

— Выпросились на фронт?

— Выпросился.

— В город на машине прорвались?

«Что за чёрт, он всё про меня знает», — подумал Лунин.