Центурион - Долгова Елена - Страница 33
- Предыдущая
- 33/109
- Следующая
Джу крепко закусила губу – не расхохотаться бы некстати и не разбудить компанию. Автор, излюбленная мишень студенческих анекдотов, давным-давно получил в ученой среде прозвище Грубого Хэри, а в самом узком кругу и того жестче – Ублюдка Майера. Прозвище навесили не совсем без вины – дискуссии с участием идеалиста если не каждый раз, то зачастую кончались вполне материалистическими побоями. Хэри искусно играл роль зачинщика – распалившиеся философы фехтовали пухлыми томами, плескали в лица прохладительной водой из сифонов, метали в оппонентов сайбер-кассеты, престарелые члены коллегии не стеснялись пускать в ход трость.
Сейчас Грубый Хэри плавно подбирался к вопросу о душе.
“Принято считать, что физическая природа пси-явлений до сих пор не разгадана. Эта точка зрения – рискованная иллюзия. Она опасна постольку, поскольку затушевывает очевидную, ясную, нелицеприятную правду. Мы не хотим признавать факт, который встал во весь рост, который кричит, вопиет перед нами – в нашей реальности есть место явлениям, у которых объективно нет физической природы!”
Белочка прыснула в кулак. Студентам изредка открывали доступ в святая святых – побывавшие на “взрослых” диспутах в пси-клубе рассказывали кое-какие пикантные подробности. Как только разглагольствования идеалиста Хэри достигали критической отметки, лица физиков, химиков и биологов неизменно вытягивались. Ученые мужи кривились, словно вкусив лимона. Майер с наслаждением купался в атмосфере всеобщего осуждения, по-видимому, чувствуя себя как рыба в воде.
“Пси-явления произрастают из материального мира, пусть корни их – в физическом мире, но вершина, крона – вовне. Концепция Мирового Разума бездумно отдана наукой на откуп религии – верно ли это? Я не сомневаюсь в отрицательном ответе.”
Белочка зевнула, прикидывая – не посвятить ли остаток ночи сну. Мятежный пси-философ гнал бред, не унимаясь:
“Итак – психическое, идеальное и физическое, материальное – суть две первоосновы нашей реальности, в которой, к сожалению, преобладает второе. Плоть властвует над ментальностью, воплощение над идеей, косность над новизной, тело над духом…”
Лично у Хэри дела, наверное, обстояли по-другому. Уж что-что, а плоть им явно не управляла. По крайней мере, после каждой новой потасовки он, залечив синяки, восставал свежим и энергичным – не хуже Феникса древних.
“До сих пор симметрия духа и плоти пока остаются недостижимой. Можем ли мы надеяться, что где-то – в холодной глубине пространства, в ином ли измерении существует реальность, радикально отличная от нашей? Та, в которой дух (пси) первичен, а материальное, физическое (назовем его – кси) – лишь утонченный, бледный цветок на жирной почве идеи? Почему бы нет? Я верю, что это так. Что произойдет, вздумай случай совместить эти реальности во времени и пространстве?…”
Трактат завзятого скандалиста украшала занятная картинка. Белочка направила на нее лучик света от фонаря:
“…Великолепная симметрия, пригодная для бесконечного сохранения в вечности. Гармони кси и пси в одном существе – то, о чем мы до сих пор не позволяли себе мечтать. Подчеркну еще раз – достойная сохранения и способная к неограниченному самосохранению, как в виде целого, так и в частных своих проявлениях…”
Белочка всмотрелась в завораживающую примитивность квадратов, ахнула, захлопнула книжку, выдернула сушеный лист-закладку и осторожно перевела дыхание. Сердце колотилось пойманный мотыльком. Безвкусная и малопонятная проповедь Грубого Хэри перестала казаться смешной. “А ведь он дает нам, псионикам, надежду на неуязвимость, на естественные пси-наводки без последствий для сенса”. Джу скользнула с койки вниз, ловко обогнула спящего Дирка, отыскала в груде вещей на полу свой рюкзак и запихнула книжку поглубже. Потом передумала – снова вытащила потрепанный томик, как могла, обернула его в мятым лоскутом бумаги, вытащила из нагрудного кармашка обломок красного пластикового карандаша и крупно, несколько раз обведя буквы, вывела на обложке:
“РУКОВОДСТВО ПО ЛЕЧЕНИЮ КИШЕЧНЫХ РАССТРОЙСТВ”.
Надписанный таким образом, злополучный фолиант отправился на самое дно брезентового мешка. Внезапно Джу осенила еще одна идея – она бесшумно подтянула к себе мешок Стрижа и запустила в него пятерню. Минуты две она шарила в вещах, стараясь дотянуться до дна. Результат обескуражил – пропавших ампул у иллирианца не оказалось.
Дирк беспокойно шевельнулся во сне. Белочка проворно вскарабкалась на койку, стащила сапоги и погасила фонарь. “Вот так вот!”.
Она закрыла глаза. “Хотела бы ты неуязвимости для себя, Джу? Отмены приговора, вынесенного псионикам самой природой? Хотела бы – еще как. Но ты знаешь, к чему это приведет, это катастрофа – не стоит врать собственной душе. Всемогущество и безнаказанность – крепкий коктейль для любых мозгов, и мука, мука, мука вечного соблазна подправить мимолетом любую ситуацию. Кто устоит, получив такое? Никто. Почему никто не понимает, что именно обещает Грубый Хэри? Потому что он не понимает этого сам”.
За полуприкрытой дверью печально шелестел, осыпаясь, песок. Внутри бункера тихо, сторожко потрескивало что-то невидимое. Надсадно скрипело ржавое железо снаружи – сквозное дуновение лениво раскачивало обломок мачты, посвистывало в скалах, дергало полузаклинившую дверь.
Ответ пришел сам собой, словно принесенный упрямым ночным ветром. “Они там, в Параду, не придают значения болтовне, потому не знают, потому что никогда не чувствовали Аномалии… ”
* * *
Каленусия, Горы Янга, кратер Воронки Оркуса, день “Z+16”, время начала – 10:00
Мюф сдержанно ликовал – гордой радостью героя, получившего равно почетную и заслуженную награду.
Сайбер модели “сумка на ногах” отыскался в кладовой – безобразная квазичерепаха с примитивным интеллектом, скорее всего принадлежала покойному Нуньесу. В скалах такая бесполезна – короткие манипуляторы не позволяли лазить по камням. Дорогая игрушка так осталась валяться в кладовой. Сейчас расторможенный Белочкой сайбер спешно самообучался: суетился, побрякивал, натыкаясь на стены бункера.
Мюфа подмывало опробовать трофейную кассету, но тогда наверняка пришлось бы сознаться в краже. Образ Доктора (бесцветные лужицы глаз, черное дуло излучателя) так и не стерся из памяти младшего Фалиана – пережитый страх, унижение, ощущение собственной беспомощности и ничтожества осели на самых задворках маленькой души, время от времени неприятно напоминая о себе неясной тревогой. Мюф потрогал припрятанную в кармане кассету и в мыслях отложил опасный эксперимент на неопределенное “потом”.
– Тим!
Сайбер, отзываясь на имя, с разбегу, больно ткнулся в ноги хозяина. Мюф подпрыгнул, потер крепко ушибленную лодыжку.
– Пошли, Тим.
Мюф чувствовал – сейчас его окликнут. Взрослые уже толпились у выхода, нацепив налобные фонари, озабоченные и злые. Джу озиралась, отыскивая приятеля взглядом, ее коричневые волосы выбились из-под шапочки и блестели – почти как пластиковый корпус Тима. Дед стоял выпрямившись и не оборачивался, тем не менее Мюф все время чувствовал настойчивый, негромкий зов – Иеремия цепко помнил о внуке. Слева от дедушки что-то лениво колыхалось. Мюф прищурился, картинка лучисто расплывалась – так бывает, если, прищурясь, поглядеть на лампочку. В зрелище маячила некая странность, подумав, Мюф сообразил – взрослые не видят эту штуку. Вытянутое пятно не выглядело страшным – в нем было что-то от маленького котенка, вроде тех, у которых торчит морковкой ершистый хвостик, и немного – от сайбера Тима. Младший Фалиан успокоился, решив про себя при случае заняться пятном вплотную и поближе…
– Уходим, Мюф! Пошли.
Белочка шагнула в тревожное солнце утра. Воронка, освещенная косыми лучами, поражала ясной яркостью. В незамутненной чистоте красок – кремовой, черной, золотой и глинисто-рыжей присутствовал трудноуловимый зловещий колорит – панорама походила на гигантский, тщательно прописанный холст, у которого нет ни конца, ни начала. Хлам – ржавое железо (знакомое и незнакомое, равно), битый камень, покосившийся бункер – все это стерлось, исчезло, стушевалось перед величественным и опасным затишьем Аномалии. Воздух оставался кристально прозрачным, но небо над верхней кромкой южных вершин сгустилось до темно-мышиного, свинцового цвета. Свинцовая крыша небес, яркая, пронзительно и страшно сияющая желтизной твердь, бездонная выемка пропасти.
- Предыдущая
- 33/109
- Следующая
