Знахарь - Доленга-Мостович Тадеуш - Страница 24

• Предыдущая
• 24/65
• Следующая

После купания у Марыси еще оставалось достаточно времени, чтобы помочь пани Шкопковой по хозяйствую потом почитать. Книги приходской библиотеки Марыся давно уже все прочла. Прочитала она также и книги из небольшой библиотеки местной школы. Иногда ей случалось взять повесть или томик стихов у кого-нибудь из немногочисленной интеллигенции, проживающей в местечке. Но книг ей постоянно не хватало. Многое из прочитанного она уже знала почти наизусть, а две французские и одну немецкую книги читала чаще других, чтобы не забыть языки.

Французская – старенький потрепанный томик стихов Мюссе – принадлежала бывшему ксендзу. Как раз эти стихи она держала в руках, когда в магазин зашел старый и милый гость – знахарь с мельницы.

– Что ты читаешь? – спросил он.

– Это поэзия, удивительно прекрасная поэзия… Стихи. Но французские.

– Французские?..

– Да, дядя. Их написал Мюссе.

Знахарь повернул книгу к себе, наклонился над ней. и Марысе показалось, что он старается читать, даже губы его шевелились. Но через минуту он выпрямился.

Лицо его стало бледным, а глаза заволокло туманом.

– Что с тобой, дядя Антоний? – спросила удивленная и испуганная Марыся.

– Ничего, ничего… – он покачал головой и сжал виски руками.

– Сядь, дядя, – она выбежала из-за прилавка и подвинула знахарю стул, – сегодня нестерпимая жара: наверное, поэтому тебе стало плохо.

– Нет, не волнуйся, девочка. Все прошло.

– Слава Богу. А то я уж испугалась… А книгу послушай, пожалуйста. Какой красивый язык! Я думаю. что его прелесть особенно хорошо передается в стихах.

Она перевернула несколько страничек и начала читать. Но если бы хоть на мгновение Марыся оторвала глаза от книги, то тотчас же увидела бы, что с Антонием что-то происходит. А она читала для себя, упиваясь плавностью и звучностью строф, легкостью ритма и трогательным содержанием, чувствами поэта, плачущего над отчаянием двух сердец, неумолимо разделенных слепым капризом судьбы и охваченных слабеющим светом мечты, которая стала их единственным утешением и смыслом существования.

Закончив читать, она подняла голову и увидела прикованные к ней, но в то же время отсутствующие глаза знахаря.

– Что с вами? – вскочила она.

И в это время Марыся услышала, как он повторил, повторил с абсолютной точностью последнюю строфу. Она не могла ошибиться, хотя он говорил хриплым шепотом, очень тихо.

Пан… пан… – начала она, но Антоний с напряжением, словно пытаясь что-то вспомнить, пробормотал:

– Да… слепой каприз судьбы… Как дерево, вырванное с корнем… Что это… что это… Он встал и покачнулся.

– Боже правый! Дядя Антоний! Дядя! – воскликнула она.

– Темнеет в глазах, кружится голова, – ответил знахарь, тяжело дыша. Кажется, я схожу с ума… Что это за лошади там едут?.. Зачем я сюда пришел?.. За табаком… Скажи мне что-нибудь, прошу тебя… Говори со мной…

Марыся интуитивно почувствовала, что ему нужно. Она начала быстро говорить, что лошади идут из деревни, наверное, пани Германович приехала за покупками или оплатить панихиду по мужу, что она каждый месяц оплачивает панихиду, что… Она говорила все, что приходило в голову и одновременно держала знахаря за его большие натруженные руки.

Он постепенно успокаивался, хотя все еще тяжело дышал. Марыся принесла ему стакан воды, и он его с жадностью осушил. Потом она спустилась в подвал за табаком и упаковала его, а поскольку время уже приближалось к семи, она решила, что не отпустит его одного.

– Посидите, пожалуйста, у меня еще немножко, пока закроется магазин, и я провожу вас, дядя. Хорошо?

– Зачем же, девочка, я сам пойду.

– Ну, а если мне хочется прогуляться?

Хорошо, – согласился он.

– А может быть вы закурите?.. Я сделаю.

– Закурю, – кивнул головой знахарь.

Когда они были уже на шоссе, к нему вернулись силы и душевное равновесие.

– Со мной случается такое. Наверное, что-то в мозгу. Уже давно, очень давно я не испытывал такого.

– Даст Бог, больше не повторится, – улыбнулась она приветливо. – Это, наверное, солнце.

– Нет, дорогая девочка! Это не от солнца.

– А тогда от чего же?

Он долго молчал и, наконец, тяжело вздохнув, ответил:

– Сам не знаю.

А через минуту добавил:

– Ты только не спрашивай меня об этом, потому что, как только начну думать, напрягать память, все может повториться снова.

– Хорошо, дядя Антоний. Мы будем говорить о чем-нибудь другом.

– Нет-нет, не надо, девочка. Возвращайся. Слишком большой кусок дороги для твоих маленьких ножек.

– Да что там, они совсем немаленькие. Но если вы хотите остаться один, то я вернусь.

Остановившись, он улыбнулся, осторожно привлек ее к себе и нежно поцеловал в лоб.

– Пусть Бог вознаградит тебя, девочка, – сказал тихо и пошел.

Марыся повернула в сторону городка. Неожиданный жест и поцелуй этого человека не были для нее чем-то неприятным, он не оскорбил ее, а, напротив, успокоил после недавних переживаний. Еще отчетливее она почувствовала, что в этом старом знахаре нашла существо с золотым и близким ей сердцем. Да она была уверена в том, что никто на свете не проявлял к ней столько доброты и милосердия, как он, и, случись с ней какое-нибудь несчастье, он один не откажет ей в помощи.

Но поняла она еще и то, что этот душевный и добрый человек сам нуждается в помощи, что на него обрушилось какое-то большое несчастье и в его душе происходит непонятная и таинственная борьба.

Приступ болезни, свидетелем которого она стала в магазине, подсказывал тысячи фантастических предположений. Если подходить серьезно, то ни одно из них не выдерживало критики. Но Марысе казалось, что Антоний Косиба, знахарь с мельницы, весьма загадочная и романтическая фигура. Она видела в нем то князя, скрывающего под сермягой свое достоинство, то несчастного, случайно или в порыве гнева свершившего преступление и в искупление своей вины обрекшего себя на бедность, скитания и служение людям.

Нет, она не ошибалась, не могла ошибаться, потому что ясно слышала произнесенные им слова французского стихотворения. Простой мужик не смог бы их повторить. А ведь Антоний понимал и смысл стихотворения!.. Как же все это объяснить?..

«Предположим, – думала она, – что в своих скитаниях он добрался до Франции или Бельгии. Это вполне вероятно. Многие эмигрируют, а потом возвращаются».

Но такая постановка вопроса и разгадка тайны казались слишком прозаичными. Хотя если все произошло именно так, то откуда такое потрясение? Не скрывается ли тут трагедия?.. Несомненно, стихи напомнили о чем-то, пробудили в знахаре болезненные воспоминания.

«Это, должно быть, человек необычный», – уверенно отметила про себя Марыся.

И эта убежденность росла в ней тем сильнее, чем больше деталей, подтверждающих ее мысли, всплывало в памяти. А ведь жизнь этого человека на первый взгляд так похожа на жизнь других простых людей…

Она была уверена, что напала на след большой, волнующей тайны, и приняла решение раскрыть ее. Марыся еще не знала, каким образом она это сделает, но понимала, что не успокоится, пока не доберется до сути.

Тем временем, однако, произошли события, которые резко изменили направление ее мыслей и интересов.

Ранним июньским утром на рыночной площади остановился большой синий автомобиль. В Радолишках каждый знал, что он принадлежит семье из Людвикова. Автомобиль подъехал к бакалейному магазину Мордки Рабиновича. Из окон лавочки пани Михалины Шкопковой хорошо было видно, как первым вышел старый пан Чинский, за ним пани Чинская и наконец их сын, пан Лешек.

Марыся отскочила от окна. Она успела лишь заметить, что молодой инженер еще больше похудел. На нем был светлый, пепельного цвета, костюм, в котором он выглядел еще стройнее, чем прежде.

Она была уверена, что через несколько минут двери откроются и он войдет. Марыся с удивлением отметила, что сердце ее бьется все сильнее, а лицо покрывается румянцем. «А ведь он может подумать, что это вызвано его появлением», – мелькнула у нее мысль.

• Предыдущая
• 24/65
• Следующая