Знахарь - Доленга-Мостович Тадеуш - Страница 13
- Предыдущая
- 13/65
- Следующая
– Ну, подожди, паршивый щенок, – тихо ворчал он. покручивая бороду.
И клялся себе, что не возьмет его, даже если тот придет с самого утра: суббота – не пятница. Лучше первого встречного с дороги, хоть вора, только не Никиту.
Но и в субботу Никита не появился. Пришлось взять на помощь одного из мужиков, который привез зерно на мельницу.
На следующий день, в воскресенье, мельница не работала. Прокоп, помолившись, хотя злость жабой душила его изнутри, вышел из дому и сел на лавочку. За его долгую жизнь еще не случалось, чтобы кто-нибудь с ним так поступал. Он же хотел парню добро сделать, а тот не появился. Конечно, нашел работу в Ошмянах и поэтому не приехал, но и это его не оправдывает.
– Они еще пожалеют эти Романюки, – ворчал мельник, потягивая трубку.
Ярко светило солнце. День был теплый и тихий. Над прудами носились птицы, охотясь за насекомыми. Вдруг с дороги раздался непривычный шум. Старый мельник заслонил глаза рукой от солнца. На дороге показался мотоцикл.
– И в святой день туда же, – сплюнул мельник. – Бога не боятся.
Он знал, о ком говорил. Вся округа уже с весны знала, что это сын хозяина фабрики из Людвикова, молодой Чинский. Учился за границей на инженера, а сейчас отдыхать к родителям приехал. Говорили, что он после отца примет фабрику, но у него в голове был только мотоцикл, эта дьявольская машина, чтобы людям по ночам не давать спать и лошадей на дорогах пугать.
С неприязнью смотрел старый мельник на облако пыли, стелющееся над дорогой. Глядя в ту сторону, он увидел человека, который направлялся к мельнице. Человек шел свободно, ровным шагом. За плечами на палке висел узелок. Сначала Прокопу показалось, что это Никитка, и кровь прилила к лицу. Но когда идущий приблизился, оказалось, что это уже немолодой человек с черной седеющей бородой.
Он подошел, поклонился и, поздоровавшись, спросил:
– Позволишь присесть и воды напиться? Жаркий день, хочется пить.
Мельник окинул его внимательным взглядом, подвинулся, освобождая возле себя место на лавке, и утвердительно кивнул головой:
– Присесть каждому можно. И воды, слава Богу, у нас Хватает. Вон там, в сенях стоит, – показал мельник за спину.
Странник показался ему симпатичным. У него было грустное лицо, но Прокоп сам слишком много пережил, чтобы любить веселые лица. А у этого и глаза были добрые. От каждого странника что-нибудь интересное можно узнать, и этот, видимо, идет издалека: речь у него другая.
– Откуда Бог послал? – спросил Прокоп, когда незнакомец возвратился и сел, вытирая тыльной стороной ладони капли воды, осевшие на бороде и усах.
– Издалека. А сейчас из-под Гродно иду работу искать.
– И от Гродна работы не нашел?
– Ну, да. Месяц работал у кузнеца в Мицкунах, работа закончилась и я пошел дальше.
– В Мицкунах?
– Да.
– Я знаю того кузнеца. Не Воловик он?
– Воловик, Юзеф. С одним глазом.
– Правильно. Искра ему выжгла. Так, значит, ты сам кузнец?
Незнакомец усмехнулся:
– И кузнец, и не кузнец Всякую работу знаю…
– Как это так?
– А вот так Уже двенадцать лет по свету хожу и научился многому.
Старый мельник глянул на него из-под кустистых бровей.
– И мельничным делом тоже занимался?
– Нет, не приходилось. Но я скажу правду пану. Ночевал я в Поберезье у каких-то Романюков. Хорошие люди. И там я услышал, что их сына попросили у тебя работать, но он в Ошмянах работу в артели нашел и возвращаться не хочет.
Прокоп нахмурился.
– Так это Романюки тебя прислали?
– Что ты, нет. Когда я услышал, то подумал: воспользуюсь. Зайти и спросить не грех. Захочешь – возьмешь меня, не захочешь – не возьмешь.
Прокоп пожал плечами.
– Как же я могу взять тебя, пустить в дом чужого человека?
– Я и не напрашиваюсь.
– И правильно делаешь. Ни я, никто тебя тут не знает, сам понимаешь. Может, ты и хороший человек, без злых задумок, а, может, и плохой. Даже твоей фамилии не знаю и откуда ты родом.
– Фамилия моя Антоний Косиба, а родом я из Калиша.
– Кто знает, где этот Калиш.
– Далеко, конечно.
– Свет большой, – вздохнул Прокоп, – и люди разные.
Воцарилось молчание, а спустя какое-то время, мельник спросил:
– А что же ты ходишь и места себе нигде не согреешь? И дома у тебя нет?
– Нет.
– И бабы своей?
– Нет.
– А почему?
– Не знаю. От баб ничего хорошего не дождешься.
– Что правда, то правда, – согласился Прокоп, – от них только соблазн и заботы. Но жениться нужно всегда. Это закон Божий.
И подумал старый Прокоп, что для него этот закон оказался жестоким. Правда, родила ему жена трех сыновей и дочку, но не на радость, а только на горе.
Его мысли прервал незнакомец.
– Правда твоя, ты не знаешь меня, но я у людей работал. У меня и свидетельства есть, можешь прочитать.
– И читать не буду. От этого никакого толку.
– Документы у меня тоже в порядке. Если бы вором был, то не работу искал бы, а что бы украсть, да и в тюрьме давно бы сидел, а я уже двенадцать лет хожу. Был бы вором, негде мне было бы и спрятаться, потому что нет у меня никого близкого на всем белом свете.
– А почему нет?
– А у тебя есть? – спросил странник.
Мельника это рассердило.
– Как это? У меня семья.
– Но если бы, не дай Бог, они вымерли, то нашел бы близких? Нашел бы доброжелательных, сердечных, которые помогли бы тебе в беде?..
Незнакомец говорил как бы с горечью и смотрел прямо в глаза Прокопу.
– Ни у кого нет близких, – заключил он, а мельник ничего не ответил.
Первый раз в жизни ему подали такую мысль, и она показалась ему правдивой. Еще дружелюбнее рассматривал он этого человека.
– Что там люди обо мне говорят или думают, – сказал мельник, – мне все равно. Наверное, и тебе баек наговорили. Но я сам знаю, как надо жить. Ни зла, ни беды никому не желаю. Кто придет ко мне, голодным не останется! Клянусь Богом! Так и тебе скажу, хлеба у меня хватит и для тебя. Определенно и то, что и в канаве ночевать я тебе не позволю Угол найдется, но работы у меня для тебя нет Я тебе скажу так ты показался неглупым человеком, а, может, и порядочным. Но мне нужен здоровый, сильный и молодой работник, а у тебя уж годы не те…
После этих слов незнакомец молча встал. В нескольких шагах от дома лежал в траве мельничный камень, треснувший наполовину. Наклонившись над ним. подложил ладони под одну половину, расставил ноги, уперся и поднял его. Подержал так с минуту, молча глядя на мельника, после чего бросил, аж земля загудела.
Прокоп медленно набивал свою трубку. Незнакомец сел рядом, и вынул из кармана папиросу и закурил.
– Вот и полдень наступил.
– Да, – подтвердил незнакомец, взглянув на солнце.
– Пора обедать. Что же эти бабы в святой день порядка не придерживаются?
Бабы, однако, придерживались, потому что как раз в этот момент раздался тоненький голосок девочки.
– Дедушка! Обед!
– Пойдем, поешь с нами, что Бог дал, – пригласил Прокоп, вставая.
– Да вознаградит тебя Бог, – ответил незнакомец и пошел за ним.
Из сеней входили направо через высокий порог в комнаты, а налево еще через более высокий – в большую кухню, которая служила одновременно столовой и в которой жизнь продолжалась целый день. Почти четвертую часть ее занимала большая печь, выбеленная известью. Она дышала жаром. Внутри, булькая и наполняя воздух запахом вкусной еды, чернели потрескавшиеся чугунки. На печи и на пристроенных лежанках, где зимой спали старики и дети, сейчас лежало какое-то старье.
Обшитые досками стены украшали сотни цветных иллюстраций. В углу висела золотистая икона, убранная разноцветными бумажками, а перед ней горела маленькая масляная лампада, висящая на медных цепях.
В том же углу стоял большой стол, накрытый в воскресенье скатертью из толстого чистого полотна. На скатерти лежал большой плоский каравай хлеба, деревянные и алюминиевые ложки, вилки, ножи и соль в зеленой солонке, на крышке которой были изображены овцы с ягнятами. Вдоль стен тянулась широкая лавка, а над ней полки, прикрытые газетами, вырезанными зубчиками. На полках стояли миски, кувшины, кружки, тарелки, эмалированные горшки и чугуны, а на почетном месте шесть медных кастрюль, сверкающих красным отливом.
- Предыдущая
- 13/65
- Следующая
