Император (ЛП) - "РуНикс" - Страница 33

                                            ***

         Данте Марони был идиотом, а она была еще большей идиоткой из-за того, что подстрекала его.

         Неделю спустя Амара открыла дверь своей маленькой однокомнатной квартиры, вошла и заперла ее за собой, сняв обувь.

         — Он хорошо целуется? — голос из темноты ее гостиной поразил ее.

         Амара взвизгнула, развернувшись на месте, чтобы увидеть мужчину, которого она не видела неделю, мужчину, которому принадлежала каждая ее мысль наяву, который небрежно сидел на ее диване, потягивая из бутылки вина, которую она держала в своем шкафу. Лулу свернулась вокруг его ноги.

         Лулу, стала немного крупнее, чем когда ее нашла Амара, и еще более очаровательная с нежнейшей кремовой шерсткой и красивыми зелеными глазами. Она также была предательницей, дремавшей около человека, с которым понятия не имела, что делать.

         — Что ты здесь делаешь? — тихо спросила она, зажигая свет в своей маленькой, но уютной квартирке, кладя сумку на тумбочку.

         Она отбросила ключи в сторону и босиком направилась к себе в спальню, сняв сережки, и выглядела небрежно, хотя ее сердце колотилось в груди. После нескольких дней ожидания Данте и того, что он не появился, Амара отправилась на другое свидание с парнем из ее класса по психологии и искусству. Она наполовину надеялась, что это вызовет реакцию? Да, да, она надеялась.

         Лулу подняла голову на звук голоса, ее мордочка оживилась при виде нее, и она подтолкнула себя, чтобы потереться о ноги, прежде чем продолжить свой веселый путь. Лулу была такой же бездомной, как и она, одна в большом городе, теперь ее ребенок.

         Амара положила серьги в чашу на комоде, ее шею покалывало от присутствия, которое коснулось ее спины. Она посмотрела в зеркало и увидела его позади себя, его гладко выбритую челюсть, синяк на виске, которого раньше не было, его высокую широкую фигуру затмевавшую ее собственную.

         Бабочки, которые были мертвы в ее животе на протяжении всего свидания, оживали только в присутствии этого мужчины, который не сочувствовал ей, как она.

         — Ты не ответила мне, Амара, — тихо пробормотал он, его темные шоколадные глаза следили за ее телом, от красного платья, в котором она была, до маленькой джинсовой куртки и шарфа, с которым она его сочетала.

         Его глаза вглядывались в каждый сантиметр ее тела, как если бы они не пробежались по коже, и по ее рукам пробежали мурашки.

         — Это не твое дело, Данте, — тихо прохрипела она, наблюдая, как его глаза потемнели в отражении.

         Он стоял у нее за спиной, и, хотя это обычно приводило ее в действие, возможность увидеть его в зеркале заставляла ее мысли остановиться из-за коленного рефлекса.

         Она увидела, как его рука поднялась в отражении, подошла к ее шее, палец впился в шелковый шарф и потянул его вниз. Ее дыхание прерывалось, когда она наблюдала, как он медленно выставляет ее шрам их отражению, его большой палец касается горизонтальной отметки, его лицо наклоняется, чтобы коснуться губами ее уха.

         — Он поцеловал тебя, Амара?

         Ее соски затвердели. Тяжело дыша, ее грудь вздымалась, их взгляды встретились, между ними пульсировало что-то пьянящее. Амара покачала головой. Данте снова прижался губами к ее мочке, собственнический огонь в его глазах был таким знакомым, но таким чужим.

         — Попроси меня поцеловать тебя.

         Ее губы покалывали, вспоминая последний раз, когда она попросила его о поцелуе, пульсирующем между ними. Она знала, что, если она спросит на этот раз, все изменится. Они не виделись месяцами, не разговаривали друг с другом, не жили своей жизнью. Он не имел права вторгаться в ее, только чтобы уйти, когда ему было угодно. Она не позволила бы себе пустить пыль в глаза не из-за прихоти мужчины, даже если бы он был для нее единственным.

         Сделав шаг от него, Амара скинула куртку, ее температура была слишком высокой.

         — Ты не имеешь права что-либо требовать, Данте. Я не твоя. Ты сдался, помнишь?

         Он находился в ее пространстве до того, как она произнесла последнее слово, его руки впились ей в волосы, приподняли ее лицо, его рот дышал вблизи от ее губ.

         — Ты и я, Амара, мы никогда не будем ничьими, — пробормотал он, его слова застыли на ее губах. — Мы могли бы трахнуть сотню других людей, но это, это притяжение никогда не исчезнет. Ты чувствуешь, как это пульсирует между нами?

         Когда он закончил говорить, ее сердце бешено колотилось, его грудь находилась в сантиметре от ее вздымающейся груди. Она действительно почувствовала, намного сильнее, чем когда-либо прежде. Амара посмотрела на его губы, губы, которые она пробовала на своих губах по-разному, всего в одной команде.

         — Ты собираешься сражаться за нас? — прошептала она, рана его слов все еще кровоточила в ее груди.

         — Да, Амара, — сказал он ей, его глаза горели, глядя на ее лицо. — Но я не могу дать тебе больше, чем есть сейчас. Я пытался держаться подальше, позволяя тебе жить своей жизнью. Блядь, я пытался... — он прижался лбом к ее лбу. — Я не могу, Амара. Ты биение моего чертового сердца.

         И он был ее биением.

         Амара почувствовала, как ее глаза горят, вспоминая чувство любви и безопасности, которое она испытывала к нему, глубокую боль одиночества, которая стала для нее постоянной в последние несколько месяцев, ее нос подергивался.

         Она ему поверила. По какой-то причине ее сердце знало, даже когда разбивалось, что он сделал это не из-за пренебрежения. И, глядя на него, с болью на его лице, она поверила ему.

         Но она не понимала, значило ли это что-нибудь и что будет завтра. Но она знала, что хотела его, хотела всего, с этим мужчиной.

         Сглатывая нервы, ее лицо все еще было прикрыто его большими теплыми ладонями, Амара встала на цыпочки, коснувшись своим носом его, и произнесла слова.

         — Поцелуй меня.

         Его губы прижались к ее губам прежде, чем она закончила говорить, проглотив последнее слово.

         Наконец-то.

         Ее тело задрожало.

         Амара встала на носочки, давление его рта заставило дрожь пробежать по ее спине. Он склонил ее голову набок, более твердо рассекая ее губы своими, и лизнул контур ее закрытого рта. Его вкус, дыма, вина, наполняли ее мучительным голодом. Она почувствовала, как ее губы раздвинулись в тихом стоне, и он принял приглашение, набросившись на нее, запутавшись своим языком с ее.

         Поцелуй Данте был пламенем по ее венам, не таким, который сжег ее дотла в пепел, а таким, который согревал ее изнутри в местах, о которых она не знала, что она замерзла и дрожала. Он осветил углы ее существа, которые были окутаны тьмой, заставляя все зловещее уйти в тени, пока она нежилась в тепле.

         Он направил ее рот, и она последовала за этим танцем другого рода, который они танцевали столько раз прежде.

         Он отстранился, и она открыла глаза, вглядываясь в его губы, окрашенные в свой оттенок, мокрый от ее рта. Он послал в нее завиток чего-то собственнического, наблюдая, как он наносит свидетельство ее собственной личности на свою плоть. Она хотела, чтобы он был отмечен ею, так же, как он пометил ее изнутри.

         Он провел большим пальцем по ее губам, прикосновение было грубым.

         Прежде чем она поняла, что делает, она открыла рот и втянула его.

         Его глаза потемнели.

         — Тебе нужно остановиться, если ты не хочешь, чтобы я тебя трахнул, Амара.

         Тепло змеилось внутри ее тела, низко клубясь в животе, растапливая внутренности.

         Она хотела, чтобы ее трахнули. Хотела, чтобы он ее трахнул. Но ей не хотелось паниковать посреди всего этого.

         Она укусила его за большой палец, не сводя глаз с его.