У Черных рыцарей - Дольд-Михайлик Юрий Петрович - Страница 75
- Предыдущая
- 75/85
- Следующая
— Спасибо, Адела, что ты меня не забыла, возьми вот это! — Агнесса сняла с плеч белый шарф, который на всякий случай захватила в дорогу. — Он тёплый и пригодится тебе в непогоду.
Огрубевшими, шершавыми пальцами старая цыганка осторожно погладила пушистую шерсть, потом прижала шарф к щеке.
— Мягкий, как горсточка пуха, как дыханье ребёнка. Ай-ай! Кто же поверит, что старая цыганка его не украла!
— Ничего, зимой закутаешь себе грудь и спину. Под кофтой никто не увидит.
Старуха долго ещё бы причмокивала языком, рассматривая подарок, но Агнесса напомнила ей:
— Пойдём, нам пора собираться в дорогу. Да и Петро, верно,сердится.
К большому удивлению обеих женщин, атаман лишь миролюбиво кивнул, указывая, куда поставить принесённое. По всему было видно, что они с Фредом поладили и выкурили не одну трубку. Деньги, оставленные Агнессой на полу, тоже исчезли.
— Угощайтесь, сеньор, и ты, Мария, — со спокойным достоинством сказал хозяин и, разломив лепёшку, протянул гостям, а сам принялся нарезать сыр и мясо.
Ни Фреду, ни Агнессе есть не хотелось, но они понимали, что их отказ обидит атамана, и сделали вид, что в самом деле проголодались. Но аппетит пришёл во время еды. Вскоре гостям все нравилось. Агнесса не могла нахвалиться сыром, душистым и мягким, как масло. Фред с удовольствием обгладывал рыбьи косточки, отложив в сторону спинку — два аппетитных длинных ломтика, снятых с хребта. Рыба очень напоминала тарань, которую так любил отец, и эти воспоминания заставили Григория улыбнуться. Петро, угощая гостей, сам ел мало — ему хотелось затянуть этот импровизированный обед до тех пор, пока не соберётся табор, чтобы молодёжь увидела гостей старого атамана, чтобы на них поглядела и себя показала. Подсознательно он связывал сегодняшнее появление Марии с теми далёкими днями, когда каждый приезд гостей сопровождался буйной гульбой всего табора — большого, богатого, дружного.
— Вот увидишь, сеньор, какие у нас певцы и танцоры! — старый цыган уговаривал Фреда задержаться у них, сам уверовав в то, что сегодняшний вечер может стать переломным, что искра веселья способна зажечь былым огнём души усталых и изверившихся цыган.
— Был бы я таким свободным человеком, как ты, атаман, с удовольствием остался бы. Но к сожалению… — Фред посмотрел на часы, — мы не закончили всех дел в городе. Спасибо за все — за гостеприимство, за ласку, за добрую беседу.
Фред хотел подняться, но атаман остановил его.
— Погоди! Налей ещё по кубку! Чтобы дорога не пылила, как говорят у нас. За тебя, сеньор, пришёлся ты мне по душе… И за тебя, Мария! Утешила моё сердце тем, что не забыла. За деньги, которые дала, от всего табора спасибо. Трудно живут сейчас люди, а цыгане и подавно. Только и сильны единством. Цыган цыгана всегда найдёт и из беды выручит. Я тут дал сеньору адрес. Человек один верный есть у меня в Фигерасе. Если надо будет в чём помочь, к нему обратишься. Скажешь — от Петра, сына Хосе и Терезы, он для меня все сделает. И помни, сеньор, в жизни все бывает…
— Запомню… — Фред крепко пожал руку атаману, вложив в это пожатие всю силу признательности. Иметь своего человека в Фигерасе! Это было то, о чём он так долго мечтал, что могло пригодиться каждую минуту.
На обратном пути из табора в Фигерас клочок бумаги с адресом, засунутый в карман, казался маленьким аккумулятором, излучающим живое тепло, и Фред не сразу заметил, что плечи Агнессы слегка вздрагивают.
— Вам нехорошо? Может, остановить машину? Я никогда не видал вас такой бледной!
— Я немного замёрзла, совсем немножечко… Это, верно, оттого, что я сегодня очень переволновалась. Вы даже не представляете как! Подумайте, решившись урегулировать дела с банком, я словно шагнула в будущее. А в таборе… это был шаг в далёкое прошлое… Я ни минуты не жила сегодняшним днём, он словно совсем выпал из жизни и всё происходило как во сне. И себе самой я тоже кажусь тенью из этого сна… Все это, должно быть, из-за гаданий Аделы.
— Гаданий? Что же она вам нагадала?
— Наоборот, она учила гадать меня! Поглядите, теперь я настоящая цыганка! Вот волшебное зелье, а сейчас я вам скажу заклинание:
«Недуг насланный, напущенный, наговорённый, наворожённый, недуг ветряной, водяной, земляной, огневой…»
Агнесса выговаривала слова так же торжественно, как и Адела, сурово сведя брови на переносье, но вдруг не выдержала и рассмеялась:
— Бедная Адела! Она так старательно отбирала зелье и так искренне верит, что я стану купать Иренэ в настое из этих трав…
Молодая женщина высунула из машины руку с развязанным узелком, и встречный ветер слизал с тряпицы сухие былинки и корешки, а потом подхватил и самый лоскуток.
— Лети за семью ветрами! — прошептала Агнесса.
«Словно шелуха, что отлетает, оставляя здоровое зёрнышко… — подумал Григорий. — Сегодня ты и Нунке пустила за семью ветрами…»
БУРЯ В ТЕРРАРИУМЕ
— Герр Шульц! Зовите Воронова и немедленно ко мне! — голос Нунке звучал взволнованно и почему-то торжественно.
Позвонив генералу, Фред поспешил в кабинет шефа. Тот склонился к радиоприёмнику, напряжённо вслушиваясь в текст передачи.
— Садитесь и слушайте! Только молча!
— Кто говорит? — шёпотом спросил Воронов у Шульца, услышав немецкую речь. Фред лишь пожал плечами, потому что и сам не разобрал, в чём дело.
— Читают речь Черчилля, произнесённую в Америке в присутствии Трумена,
— коротко пояснил Нунке и повернул ручку приёмника, чтобы усилить звук.
Передача продолжалась недолго. Очевидно, Нунке включил приёмник случайно, когда передача уже началась.
Выругавшись вполголоса, шеф бросился к телефону.
— Библиотека! Немедленно сегодняшнюю почту! Сейчас же! Выступление Черчилля в Фултоне напечатано?.. Несколько номеров газеты мне в кабинет! положив трубку, он повернулся к Шульцу и Воронову. — Вы представляете, что значит такая речь? И чья? Черчилля!
— Трудно сразу что-либо сказать — мы слышали только заключительную часть, — уклонился от прямого ответа Фред. — Но из услышанного ясно: речь направлена против России.
— Вы слишком осторожны в выводах. Или не поняли, в чём дело. Фактически это провозглашение наступления на русских. Вот это событие! Поворот на сто восемьдесят градусов! — Нунке широко развёл руками.
Дежурный принёс пачку газет, и все с жадностью накинулись на них. В испанских было лишь сообщение о выступлении в Фултоне с довольно неопределёнными комментариями. Французские газеты напечатали речь полностью на первых полосах.
— Читайте вы! — приказал Нунке Воронову, безукоризненно владеющему французским языком Воронов с годами стал дальнозорок, но старательно скрывал этот дефект и теперь, отставив газету довольно далеко, читал внятно, отделяя слово от слова, иногда ударяясь в патетику, отдельно останавливаясь на непонятных слушателям словах, необычных оборотах. Вообще Воронов чувствовал себя в центре внимания и заметно гордился этим.
По мере чтения речи бывшего английского премьера, который хотя и был уже не у власти, но все ещё играл огромную роль в политической жизни Англии, сердце Фреда, или, вернее, того, кто скрывался под этим именем, болезненно сжималось: вчерашний союзник в борьбе против фашизма, меньше чем год назад так восторженно поздравлявший Советскую Армию с победой, теперь — а ведь не истекло и года после окончания войны! — призывал сколотить англо-американский блок против Советского Союза.
Черчилль не очень-то заботился об оригинальности выдвинутой им идеи и, тем более, оригинальности формулировок и аргументов. Если несколько лет назад фюрер проповедовал, что только арийская раса способна руководить миром, то мистер Черчилль в своей речи в Фултоне доказывал, что миром надлежит руководить нациям английского языка.
— Гершафтен! Поздравляю! Поздравляю с новой эрой… Ну, что вы теперь скажете? — Начальник школы сиял.
— Вы правы, это в самом деле новая эра в международной жизни, — резюмировал Шульц.
- Предыдущая
- 75/85
- Следующая