Ложные надежды (СИ) - "Нельма" - Страница 53

— И какие у тебя цели в жизни?

— Реальные, — торопливо ответила я, чуть не проглотив половину слова. Облизала пересохшие губы, сцепила пальцы в замок на коленях, хотя понимала ведь, что он уже успел оценить мою ненормально-эмоциональную, настолько отличающуюся от обычного поведения реакцию. Ведь мне никогда не было так волнительно общаться с кем-то. Неуютно, скучно, утомительно, но не так — словно каждый вдох, каждый звук, каждое движение — как прыжок с разбега в ледяную прорубь. — Выучиться. Потом достичь чего-нибудь… построить карьеру.

— Для тебя они слишком уж реальные, — усмехнулся Кирилл, круто развернулся на девяносто градусов и поднялся, чтобы набрать в чайник воды. И бросил тихо, через плечо: — Бери что-нибудь выше. Чем большего хочешь, тем большего сможешь добиться.

— А ты? — выронила я, наблюдая за тем, как он уверенно достаёт из шкафчика кружки — сразу две, не спрашивая и не предлагая, — и начинает готовить нам кофе. И я знала, что даже попытайся сейчас взбрыкнуть или отказаться — он бы не остановился.

Его вообще ничем не собьёшь, не обманешь, не оттолкнёшь. У меня — не вышло, сколько бы не пыталась. Все мои принципы, страхи, предрассудки крошились и ломались перед его твёрдостью иссохшими осенними листьями, осыпались поблекшей трухой, превращались в пыль и рассеивались по ветру, словно и не было их никогда. И почему-то это не злило. Напротив, я постепенно привыкала и ощущала приятное, согревающее продрогшую душу смирение с тем, что отныне нет смысла претворяться сильной и прятаться от всех в плотном коконе отрешённости.

— А у меня, Ма-шень-ка, есть только одна мечта. Большая и очень смелая. Но отказываться от неё я всё равно не намерен, — наши взгляды встретились, сцепились, сплелись, и я перестала существовать. Просто окончательно, бесповоротно заблудилась среди столпившихся вокруг шершавых стволов, спряталась под навесом колючих хвойных лап, закрыла глаза, чтобы не видеть хмурого дождливого неба. Я погибала неумолимо быстро и отчаянно, но уверенно повторяла про себя: это привязанность, это жалость, это доверие. Это — доверие.

Его пальцы легонько коснулись моей макушки и провели по ней. Совсем неуклюже, резко, ощутимо взлохматив распущенные густые волосы.

— Я мечтаю, что когда-нибудь заберу всё, что мне положено.

***

Я старалась убежать из дома на улицу, с улицы — домой. Пряталась по углам своей квартиры, уходила за гаражи, гуляла вдоль мрачного леса, расстилавшегося сразу за домами, пока не приходилось снова убегать, чтобы не привлекать лишнее внимание жильцов ближайшего дома.

Я старалась встречаться с ним как можно реже, проводить как можно меньше времени рядом, отвечать на вопросы односложно и даже не смотреть в его сторону. Пыталась отучиться от этой губительной привычки к Кириллу так же стремительно, как убывало время до его отъезда.

Двадцать четыре часа. Не так уж много, чтобы совершить ещё одну филигранную попытку выковырять и вышвырнуть из сердца все связанные с ним эмоции, лишние и причиняющие только боль.

Никакой больше привязанности. Никакой жалости. Никакого доверия.

— Машка! — оклик Васи за спиной вынудил меня вздрогнуть и воровато оглянуться назад, с еле сдерживаемым разочарованием оглядеть его, мою сестру и Кирилла, ловко спрятавшихся в тени растущих около гаража деревьев. Наверное, они и не прятались там вовсе, специально поджидая меня — просто ходили покурить, чтобы не увидел никто из взрослых. — А ты куда? Опять не идёшь с нами?

Я замялась, но нагретую к обеду железную ручку тяжёлой двери от подъезда всё равно не выпустила, заранее подготавливая себе возможности быстрого побега. Главное — не смотреть в сторону Зайцева, взгляд которого настолько острый, что с первой попытки пронзает меня насквозь, прямиком через сердце.

— Нет, мне нужно нагнать ещё часть отложенного на лето материала, — прекрасно, что можно было всегда ссылаться на своё патологическое рвение к учёбе. Ужасно, что с начала каникул я на самом деле прочитала лишь одну книгу, и то не имеющую никакого отношения к школьной программе.

— Ну блин… А вечером хоть с нами будешь? Посидеть хоть напоследок, ну с Кириллом попрощаться, — не унимался Вася, несмотря на то, что Ксюша уже дёргала его за руку, пытаясь привлечь внимание.

— Хорош! Пусть учится спокойно Маша, не нужно ей отвлекаться от своих целей из-за наших глупых посиделок, — властно сказала Ксюша, не удосужившись даже дождаться моего ответа.

Это нормально. Она действительно хотела, чтобы я не сдавала своих позиций и продолжала учиться. Она не стеснялась повторять, что весь предназначавшийся нам ум в итоге достался только лишь мне.

И мне почему-то из раза в раз слышалось, будто она хотела добавить, что красота — только ей.

— Я подумаю, — в моём тоне прозвучала железная решимость, не оставлявшая ни единой возможности того, что мне захочется изменить свой выбор. Так будет проще. Так будет легче. Вдали — не так больно.

До квартиры я бежала, перепрыгивая через ступеньки и до сих пор ощущая на себе его взгляд. Вопреки всем существующим законам физики, разделяющему нас расстоянию, нескольким этажам и стенам старенькой панельки, у него всё равно получалось увидеть меня, раскрасневшуюся и прикусывающую губы, облокотившуюся лбом о стену в прихожей. Он смотрел укоризненно, насмешливо, печально, а у меня так разрывалось сердце, что хотелось кричать.

Только спрятаться я не успела: следом за мной в квартиру тихо прошмыгнул Кирилл и запер дверь изнутри на цепочку, прежде чем снова впериться в меня своим невыносимо сжигающим дотла глазами.

— Маш, может всё же пойдёшь с нами? — предложил он ненавязчиво, спокойно, словно и не хотел этого вовсе. Может быть, и не хотел? Тогда моё решение становилось ещё более правильным, самым приемлемым для нас обоих.

— Не могу, — упрямо повторила я и попыталась улизнуть к себе в комнату, но оказалась бесцеремонно схвачена им и прижата спиной к его груди, почему-то вздымавшейся сильно и судорожно, рвано. В нос ударил горьковатый, резкий запах дешёвых сигарет, от которого, — именно, только от него! — у меня вмиг перехватило дыхание.

Он обнимал меня за плечи. Пальцами крепко, до треска стискивал рукава футболки, а носом упирался прямо в затылок, вдыхая громко, шумно, слишком обречённо, чтобы удалось списать всё на игру воображения.

— Очень жаль, Маша. Так тяжело на целый день раньше лишиться единственного, чего мне по-настоящему будет не хватать, — его горячий, хриплый шёпот прожигал кожу под ухом насквозь и я чувствовала, как шею сжимало болезненным спазмом, как невозможно становилось вдохнуть в себя воздух, как жгло всё внутри, доводя до агонии. Это больше не паника, нет. Это что-то другое.

Всё, чем я пыталась жить, оказалось чем-то другим.

Страшным. Неизлечимым. Смертельным.

— Мне ещё много читать, — кое-как произнесла я сквозь предательскую дрожь, охватившую тело целиком, и вывернулась из кольца его худых и длинных рук, не встретив никакого сопротивления. Только ноги всё равно не слушались, делали мизерные, медленные шаги, словно хотели навсегда остаться на том самом месте, в полутёмном узком коридоре, между стареньким трюмо с заляпанным зеркалом и чужим теплом, в котором я на самом деле так сильно нуждалась.

— Очень, очень много, Маша. Советую тебе начать читать как можно скорее, — с болезненной усмешкой прошептал Кирилл за моей спиной и тем самым словно с силой подтолкнул меня вперёд, прямиком к нашей с Ксюшей спальне.

Стопка учебников лежала на углу стола, уже не такая ровная и аккуратная, как в начале лета: слишком часто я вырывала эти книги из цепких пальцев Зайцева, настойчиво желавшего как прежде позаниматься вечерами, а потом со злости швыряла их обратно, от необъяснимой досады не желая к ним больше прикасаться.

Но теперь — хотелось. С тоской, разливающейся в груди сильным ядом, с предчувствием надвигающейся беды, с непонятным предвкушением того, что вынести будет не под силу.

Я раскрыла первую книгу, перевернула несколько страниц. Ещё и ещё, от резких неосторожных движений тут же порезав себе палец. Руки так дрожали, что у меня не получалось ухватиться на шершавые уголки страниц, и я просто взялась за обложку и начала трясти книгу.