В чужом обличье (СИ) - "Мольфар" - Страница 21

― Вина? — предложил Квентин.

― Луце пива и разбавить втрое, голова должна быть ясной, цтобы её не потерять.

Немедленно принесли пива, и Реймонд вспомнил, как он с парнями как-то попытались спереть кувшин вина в кабаке Нуандиша. Очень дорогого вина ― так как путь из Имеона был неблизким ― которое приберегалось для особо почетных гостей. У кабатчика к тому же, как выяснилось, был острый глаз и твердые руки. И дед ещё потом добавил, так что Раймонд неделю спал на животе. Даже то, что Катрина им потом спёрла из соседнего трактира пива, лишь усугубило огорчение. Оно было горьким, вонючим, противным на вкус, словно сваренным из козьих какашек.

Потом-то, конечно, Реймонд понял всю прелесть алкоголя, но случилось это уже в Вагранте.

― Так что вы думаете, магистр? — чуть повысил голос Квентин, когда они уже вставали.

― Думаю, князь всё правильно сделал, — ответил ему в тон Реймонд. — Луце проверить шахты сейцас, цем вытаскивать из них заваленных потом.

Немудрёная легенда, но вполне достоверная, и уж точно не пугающая людей, в отличие от грых-шатуна. Понять бы ещё, чего князь в неё так верит? Колдун-советник нашептал? При каждом князе состоял свой волшебник, в этом они подражали королю и дедушке Реймонда.

Шахты имелись в каждой долине, ибо, как уже говорилось, жизнь в горах была скудна и небогата. Долбили, копали, рыли, камни растаскивали на разное строительство или просто громоздили отвалы рядом со входами, если шахта оказывалась богатой. Чаще попадались обманки, нередко неудачливых рудокопов просто заваливало, так как ни денег, ни сил крепить копи у них не было. Надеялись на удачу, на чутьё, на крепость самих скал.

Кто поумнее, покидал горы, шёл в наемники. Те, как ни странно, жили богаче рудокопов. А зачастую и дольше.

― Поехали, — буркнул Реймонд, залезая обратно в карету.

Стоило бы поехать на коне, как остальные. Недодумал. Зато можно ещё поразмыслить по дороге.

Замок Макранишей был традиционно врезан в скалу на вершине обрывистого утеса. Стены уходили выше, на гребень скалы, дабы враг не подобрался оттуда, и можно было не сомневаться: склоны там тоже искусственно изменены, выдолблены ущелья и провалы, обустроены замаскированные ловушки. Все замки долин Перпетолиса имели схожую архитектуру и историю: вначале просто укрепление, дабы не достали враги из соседнего клана, потом усиление и развитие крепости, потом власть над долиной и дорогой через неё.

До определенного времени всё это не имело большого значения, так как горцы просто шли туда, куда им требовалось, не заморачиваясь более удобными и просторными дорогами. Козы и овцы тоже были привычны скакать по склонам, хотя изобилие зелени в долинах всё же было существенным фактором. Тем не менее укрепления оставались просто укреплениями, и долины влачили неизменно нищенское существование, в котором мало что менялось от поколения к поколению. Ходили в набеги на соседей, пасли коз, дрались друг с другом, пели песни, варили брагу и жили, как живётся.

Пока всё это происходило, соседи развивались и однажды прогресс пришёл и в горы.

― Добро пожаловать, уважаемый магистр Агостон Хатчет, — прозвучало зычно-гортанное.

Встречать Реймонда вышел сам князь, крепко обнял по горскому обычаю, щекотнул жёсткими усами. За иллюзию Реймонд не опасался, не слетит, а князь не маг, чтобы тактильно заметить разницу. Изукрашенная накидка, высокая шапка, крепкие сапоги, а на живущих в замке Макранишах новенькие камзолы, одинаковые, скорее всего, ойстрийской выделки.

Небедно живёт князь, небедно.

― Вначале пир в честь дорогого гостя ― потом дела! — провозгласил князь.

Вино тоже было неместное, правда, производителя Реймонд не опознал. Ели-пили, пировали, кое-где в замке чадили факелы, но виднелись и магические светильники. Сам придворный маг — старый, седой горец, сморщенный, лишившийся большей части зубов — сидел чуть ниже князя, прихлёбывал особое варево. Рядом стоял посох, увешанный побрякушками, сам маг то и дело начинал шевелить пальцами, бормотать, крутить головой.

Иллюзию Реймонда он не ощутил.

― Я сам только с дороги: в гости ездил к Зуарнишам, — громогласно сообщил Аралас. Склонился ближе, понизил голос: — Квентин мне всё передал.

Несло от князя овчиной, вином и чем-то ещё, чего Реймонд не распознал.

― Хорошо придумали, — одобрил князь, — тем более что в шахтах грых-шатун и шастает.

Реймонд повернул голову, посмотрел почти в упор на князя. Жёсткая щетина седеющих волос, шрамы, прямой трезвый взгляд. Сразу чувствовался хищник, вожак банды, взявший власть силой и по праву силы ставший князем — ещё десяток лет назад долиной Понс заправлял клан Одришей. Видно было, что пригласил магистра Агостона он лишь потому, что кто-то стал угрожать его доходам, кто-то, оказавшийся не по силам князю. Впрочем, либеральные вагрантские взгляды, что люди, мол, не овцы, чтобы их стричь и пасти, Реймонд придержал при себе. Как и понимание того, насколько далёк князь Аралас от дворян «цивилизованного мира», расфуфыренных и утончённых, которых он тоже успел насмотреться в Вагранте.

Такое мог высказать и дедушка, нахватавшийся разного, но у дедушки была сила и магия, а у него лишь иллюзия. И потом, Реймонду нужны были эти деньги, нужны как воздух. Пока он не добрался до сейфа деда с золотом и знаниями, требовались свои деньги и книги. Учиться, учиться и ещё раз учиться, не ради прихоти деда, не ради каких-то заумных абстракций, а ради весомого приза.

И ради мести, о которой тоже не стоило забывать.

― Много жертв? — небрежно осведомился Реймонд.

― Два десятка, вначале думали, что крепь села, такое часто бывало в Худом Отроге, — пояснил Аралас, — там жилы горючего камня и, бывает, драгоценные камушки находят, вот народ и ковыряется, кто во что горазд.

― Вы не думали упорядоцить добыцу, сделать её безопасной? — сурово спросил Реймонд.

Князь метнул острый взгляд из-под густых бровей, потом, видимо, вспомнил о «причудах» магистра. Реймонд пожалел, что задал вопрос — пускай он и соответствовал образу деда — ясно же было, что князю плевать на тех, кто лез в горы и пытался в них что-то добыть, плевать, пока они отстёгивают долю самому князю. А будь в этом худом отроге нечто по-настоящему ценное, Макраниш бы его уже давно застолбил сам.

― Э, за всеми разве уследишь? — отозвался князь. — Первая ценность горца — свобода, а начни я её ограничивать, что скажут? Что князь Аралас Макраниш от народа оторвался!

Реймонд невольно бросил взгляд на зал. Магические светильники, вино не из этих мест, ещё какие-то деликатесы. У половины Макранишей магические амулеты, явно не производства старого придворного мага, тот хорошо, если дождик наколдовать может. Не оторвался от народа, нет. Реймонд и сам не знал, чего его задевает эта тема, можно подумать, он сам — в башне деда — не жил лучше, чем девять из десяти горцев.

Но вот что-то царапало внутри.

― А потом худо стало. В одном месте особый гранит добывали, там двое уцелело, — продолжал Аралас тихо, почти на ухо Реймонду.

В шуме и гвалте пирушки подслушать их было практически невозможно. Возвышающемуся за спиной двухметровому горцу в цветах Макранишей князь, очевидно, доверял. На дальнем конце стола затянули «Пасла овечек юная красотка», окончательно заглушая всех и вся.

― Один заикается, даже старый Парнис его, — князь кивнул на мага, который кивал в такт песне, размахивал сморщенной рукой, — в чувство не привел, а вот второй всё видел. Поседел чутка, да руки трясутся, но всё видел. Грых-шатун из стены вышел, всех сожрал, камнями закусил, в стену ушёл!

Реймонд ещё раз посмотрел на князя — тот поднял кубок, отхлебнул вина залпом. Аралас явно верил в рассказанное, да и детали совпадали с легендой. Опять же, слова деда… неужели и правда существует? Ходит по камням, жрёт самые вкусные из них и тех, кто его стуком раздражает, защищает горы — поедает плохих колдунов. В легендах грых-шатун был порождением самих гор, поедающим раздражающих его людишек, не брезгующим сожрать и стадо овец, неуязвимым, каменным и тугодумным. В паре легенд хитрецы его на этом ловили и обводили вокруг пальца, но Реймонд — после Вагранта — не сомневался, что вот это точно легенды. Дабы заморочить голову магическому камню, требовалось и самому быть магом, в легендах же и былинах неизменно фигурировали обычные горцы, пастухи и рудокопы.