Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера (СИ) - Бергер Евгения Александровна - Страница 31

Порываюсь к двери, чтобы выпроводить Карла за дверь, только тот не двигается с места.

- Не будь ребенком, - обращается он ко мне. - Просто послушай, что я хочу сказать.

- Нет никакого желания.

И все-таки...

В этот момент и раздаются шаги на лестнице... Мы с Карлом автоматически оглядываемся, и я вижу Юлиана. Со сведенными на переносице бровями, перекошенным от неприятия ртом.

- Что он здесь делает? - кричит он на ходу, не отводя взгляда от Карла.

И я, несмотря на неприятную ситуацию, невольно выдыхаю.

- Всего лишь пришел поговорить.

- О чем?

Не знаю, что в голове у этого парня, но сама реакция дарит надежду. Значит, я ему все -таки не безразлична... И пока эта мысль кружит в моей голове, Карл отвечает:

- О вашем с Эмили совместном будущем. - И так многозначительно глядит в глаза своего собеседника, словно речь идет о сладком торте - имениннику.

Что он несет? При чем здесь мы с Юлианом? Он приехал говорить об Ангелике.

- Проваливай, - только и шипит на это Юлиан. - Я тебя в свой дом не приглашал.

И я присоединяюсь:

- Уходи, Карл. Тебе здесь не рады.

Если он и меняется в лице, то только на долю секунды... Приглаживает рукой копну блондинистых волос, и без того идеально уложенных волосок к волоску, и произносит:

- Ангелика и мой ребенок тоже, как бы ты это не отрицала, - обращается он ко мне. - И я хочу присутствовать в ее жизни. Тем более, - в его голосе проскальзывают металлические нотки, - что ты сама не в состоянии обеспечить ей соответствующие условия.

От возмущения едва получается дышать, не то чтобы говорить, и Карл пользуется этим, продолжая частить своим идеально поставленным голосом:

- Как бы неприятно это ни было, Эмили, но ты и сама должна понимать: ты мать-одиночка, без профессии, рабочего места и даже постоянного места жительства. А еще, - он открыто глядит в сторону Юлиана, - имеешь склонность к неблагонадежным мужчинам, которых довесок в виде ребенка навряд ли сделает счастливыми. А потому предлагаю подумать над моим предложе...

- Ублюдок! - этот животный рык обрывает слова Карла на полуслове, и мне приходится приложить все усилия, чтобы удержать Юлиана в двух шагах от говорившего. Я удивлена его реакции не меньше Карла - мне бы самой следовало наброситься на него с кулаками...

- Пусть договорит, - произношу дрожащим от возмущения голосом. - Хочу услышать это предложение.

Мы с Карлом глядим друг другу в глаза, и я с трудом верю, что когда-то любила его до дрожи в коленах. Буквально замирала под его взглядом, подобно загипнотизированному кролику.. .Теперь я его только ненавижу. Особенно после недавних слов. И «ублюдок» -слишком мягкая характеристика. Я бы выбрала что-нибудь пообъемнее...

- Мы с моей новой девушкой собираемся расписаться в октябре, - продолжает Карл как ни в чем ни бывало. - Она детский психолог и прекрасно понимает, что нужно маленькому ребенку. Я тоже приступаю к постоянной работе и потому смогу обеспечить им обеим соответствующий уровень жизни. Тебе этот ребенок только в тягость, - заключает Карл с едва заметной заминкой в голосе, - не заставляй меня прибегать к решительным мерам. Позволь нам с Камиллой забрать Ангелику на воспитание...

Бурю в моей душе не описать простыми словами... Вернее затишье перед бурей. Оно сродни медленному осознанию, проникающему в мозг подобно капели: как-кап-кап, а потом - бац!

- и я уже трясу эту сволочь в белой отутюженной рубашке за отвороты пиджака. И ору что-то нецензурное... Пошлое. Такое, что прежде и язык не поворачивался произнести... И «мерзкий слизняк» - самое безобидное и по-детски безобидное из всего мною сказанного.

Блондинистая макушка Карла дергается туда-сюда, и мне до дрожи в кончиках пальцев охота стрясти ее с тощей шеи, подобно перезрелому яблоку...

Гнилому...

Перезрелому...

Червивому яблоку.

- Ангелика - мой ребенок, и ты его не получишь. Никогда! Убирайся отсюда, пока я не придушила тебя собственными руками.

Разжимаю пальцы и отступаю ровно на шаг, упершись спиной в грудь Юлиана, оказавшегося как раз позади.

- Ты слышал ее: убирайся, - повторяет он глухим от едва сдерживаемой злости голосом, и Карл идет к двери. Оправляет пиджак, дергает головой с растрепавшейся шевелюрой и заявляет от порога:

- Я могу затребовать о своем праве через суд. Тебе никогда не выиграть... Мое положение выигрышное.

- Пошел прочь! - ору несвоим голосом, кидаясь к двери и захлопывая ее за ублюдком с оглушающей силой. Кажется, дом сотрясается от подвала до чердака, точно так же, как это происходит с самой моей жизнью.

Я потрясена от кончиков пальцев на ногах до самой макушки и глубже... Приваливаюсь к захлопнувшейся двери и сползаю по ней на пол. Ноги как-то странно не держат...

- Он этого не сделает, - произносит Юлиан, опускаясь на пол рядом со мной.

- Ты не знаешь Карла, - возражаю без всяких эмоций. Просто перегораю...

- Я знаю себя, - возражает он мне. - И я обещаю, что Ангелику никто у тебя не заберет.

Поднимаю голову и гляжу Юлиану в лицо. Оно у него мрачное, полное безоговорочной решимости, и я неожиданно верю... Верю, что он сделает так, как говорит, а потому интересуюсь:

- Как ты это сделаешь?

- Есть у меня одна задумка. Просто не паникуй, договорились?

Молча киваю, и мы продолжаем сидеть какое-то время, просто без слов, вслушиваясь в оглушающую тишину пустого дома.

В конце концов, Юлиан поднимается, оправляя джинсы.

- Мне надо идти, - произносит он. - Позволишь выйти?

Протягивает руку, помогая подняться, а потом выпускает мою ладонь, словно ужаленный. Все еще не простил...

И простит ли когда?

Затеплившаяся было надежда почти готова угаснуть, особенно при виде высокой фигуры, скользнувшей в сторону поджидающего автомобиля, однако раздается новый звонок...

Только бы не Карл, поджидавший ухода Юлиана!

Приоткрываю дверь и даже вскрикиваю, когда сильная рука толкает ее на меня, а потом заключает меня же в крепкие объятия.

- Послушай, - голос Юлиана звучит у моего уха - даже лица его не вижу, - я не силен в признаниях, и ты это знаешь. Давай без всего этого... - и проводит языком по моей верхней губе, рукой забираясь под тонкую футболку.

Вместо ответа позволяю подхватить себя на руки, закинуть себе на плечо и взбежать вверх по ступенькам с захватывающей дух скоростью.

- Десять минут, - предупреждает Юлиан, опрокидывая нас обоих на кровать в своей комнате. - Потом я должен быть в другом месте.

- Десяти минут нам вполне хватит... на этот раз.

- Я тоже так считаю.

И он принимается стаскивать мою одежду. Мне хочется о многом его спросить, по-женски залезть в душу, начать выспрашивать разные вещи, но я этого не делаю... Не в этот раз. Не сейчас, когда сердце стучит прямо у горла, и от нахлынувшего желания тяжело дышать.

... А потом Юлиан уходит, оставив меня расхристанной и абсолютно счастливой на своей постели, и я, лежа в блаженном упоении, замечаю большую коробку у письменного стола.

При близком рассмотрении она оказывается коробкой с новой детской коляской.

Знаю, что слаб и веду себя, как дурак, только Катастрофа вся такая податливая... сладкая. От одной мысли о ней все во мне вспыхивает и искрит... Наверное, стоит потерпеть ее еще немного, пусть даже она и обманщица, сговорившаяся с моим пронырой-братцем, а там будь что будет. Пройдет же это однажды - всегда проходило! - и я снова стану свободен.

Уеду куда-нибудь подальше, брошу эти глупые игры в серьезного мальчика, на которые так несвоевременно подписался под давлением Адриана, - забуду об Эмили и пижоне Карле.

Забуду обо всем происходящем, как о страшном сне...

- Юлиан?

Приятель окликает меня, тронув за плечо. Я так глубоко задумался, что даже не заметил его появления...

- Привет, Юрген.