За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 10

Бродя среди развалин, остатков чудом сохранившихся изящных крутых мостиков, которые когда-то соединяли улицы, а сейчас просто позволяли любоваться мастерством архитекторов, создавших вроде бы невесомые, а на самом деле такие прочные конструкции, Трофимов ощущал прикосновение к событиям, в которых участвовал таинственный перстень…

– Иван Родионович! – вдруг услышал он фразу на чистом русском языке и с изумлением обернулся. В сгущающихся сумерках он увидел странно наряженного незнакомца: в облегающем камзоле, накидке, шляпе с петушиным пером и при шпаге с выгнутым эфесом. У него был крючковатый нос и ярко блестящие, как будто горящие огнем, глаза. Сумерки не мешали рассмотреть незнакомца, как будто его освещали театральные софиты, спрятанные за кулисами и направленные на неожиданно появившегося главного героя.

– Угостить вас? – странно наряженный человек протянул руку, в которой лежало крупное румяное яблоко.

– Гм… Символ первородного греха? – сказал Трофимов первое, что пришло в голову. – Спасибо, я сыт.

– Никогда не отказывайтесь, Ивана Родионович: второй раз могут и не предложить! – незнакомец подбросил яблоко вверх и, выхватив шпагу, ловко рассек его в воздухе, так что в стороны полетели сочные брызги. Одну половинку он насадил на острие клинка и протянул Трофимову, а вторую поймал рукой и смачно откусил.

«Циркач! – с облегчением подумал доцент. – Это фокусник с плаката Советского цирка!»

Иван Родионович снял со шпаги угощение, удивляясь, как фокусник ухитрился протянуть руку через добрые пять метров разделяющего их пространства. Удивился он и тому, что половинка яблока оказалась тяжелой и твердой, а на срезе искрилась каменными кристалликами…

«Как же он ест камень?! И как смог его разрубить?!» – всполошённо бились в голове трезвые мысли.

И тут же Трофимов с пугающей ясностью понял, что никакого отношения к Советскому цирку незнакомец не имеет, и никакие это не фокусы! Да и как циркач мог здесь оказаться? И откуда он знает его имя-отчество?

Тем временем незнакомец доел свою половину яблока, отбросил огрызок в сторону.

– Что касается символа первородного греха, то вы ошибаетесь, уважаемый Иван Родионович! – как ни в чем не бывало продолжил он беседу. – В Библии говорится о безымянном плоде с Древа познания. Но согласитесь: невозможно изобразить абстрактный плод! Вот художники и придумали яблоко… Лукас Кранах, Альбрехт Дюрер, Тициан, да мало ли кто еще… И, как всегда, соврали: шесть тысяч лет назад, в Междуречье, где находился райский сад, яблоки не росли! Как, впрочем, и смоква, фига, инжир и гранаты… Древние шумеры пробавлялись исключительно финиками! На этот счет идут споры до сих пор, но вы мне поверьте – уж я-то знаю!

– Кто вы?! – с трудом выговорил Трофимов.

Незнакомец отмахнулся.

– Об этом поговорим чуть позже. Я хочу исправить несправедливость, с которой вы столкнулись в лавках обмана и порока, где хитрые и алчные гиены пытались всучить жалкие подделки по цене настоящих монет… А я просто подарю то, к чему лежит ваша душа…

Незнакомец бросил что-то, тонко звенящее и крутящееся, а Трофимов неизвестно каким образом это поймал. Только герои кинофильмов умеют так ловко хватать на лету патрон или монету! Он разжал кулак. Это действительно была монета, напоминающая ту, из сувенирной лавки. Только в полтора раза больше и тяжелее, да исполненная совсем по-другому: неровный круг, кант только с одной стороны, профиль Мелькарта не в центре, а во весь аверс, причем настолько крупный, что даже часть лаврового венка не уместилась в нем, трещинки по окружности… Грубость изображения придает монете вид кустарной самоделки. Но именно это убеждает в ее подлинности: в начале нашей эры именно такими были вышедшие из-под грубого чекана монеты…

– Это… Это настоящий тирский шекель? – облизнув пересохшие губы, хрипло спросил Трофимов. У него смешались мысли, и он потерял ощущение реальности. Настолько нереальным было все происходящее.

– Конечно! – кивнул незнакомец. – Точно из такого я изготовил перстень, который подарил Иуде!

– Кто вы?! – как зачарованный повторил Трофимов.

– Думаю, вы догадываетесь, – тонко улыбнулся незнакомец. – Нет, я даже уверен, что вы точно знаете! Недаром вы так долго и подробно изучаете мой перстень!

– Значит, вы…

Незваный гость предостерегающе поднял руку.

– Не надо! Обычно я представляюсь скромно: граф или барон. Джонсон, Терплиц, Меньшиков: фамилия может быть любой – люди уже забыли подлинных графов… Если угодно, можете звать меня барон Нортон.

Трофимов растерянно молчал.

– Ваше выступление на этом научном шабаше было ложью, – продолжил «барон Нортон». – Мне понравился ваш ответ на последний вопрос, он был дан от души, без необходимости врать, чтобы замаскировать подлинные мысли. И, надо сказать, вы попали в точку! В ресторане вы немного расслабились – сказалось вино или хорошее настроение, – и стали более откровенны. Но я не совсем понял смысл вашего ученого спора, хотя некоторые детали меня очень интересуют…

Незнакомец говорил так, будто он присутствовал и на конференции, и в ресторане, внимательно слушая их разговоры.

– Особенно меня интересует: много это – тридцать тирских шекелей, или мало за то, за что они были уплачены? Скажи откровенно свое мнение, нас никто не слышит, – он отбросил официальный тон.

– Конечно, ничтожно мало! – возмущенно воскликнул Трофимов, удивляясь сам себе. Точнее, тем словам, которые неслись из самой глубины его души и которые он никогда бы не произнес вслух! – Цена вола за Спасителя человечества, которого любят все жители Земли! Да и сама постановка вопроса о соразмерности цены безнравственна и цинична!

Незнакомец отмахнулся.

– Ерунда! Совсем недавно, лет двести назад, я уже говорил на эту тему с графом Опаловым. Вы знаете его историю. Граф обладал перстнем, но я посоветовал от него избавиться, что он и сделал, хотя и не по своей воле… Ну, да вы раскопали, что было дальше…

Трофимов кивнул.

– Так вот, ни граф, ни вы, господин доцент, ничего не знаете о чувствах, которые вызывал мой антагонист! Его вовсе не так любили, как принято считать. Тем более что с веками, я уже не говорю о тысячелетиях, интерпретация этой любви кардинально менялась…

– То есть?

– Люди получают впечатления о прошлом, особенно о далеком прошлом, из книг, картин, поэм… То есть, питаются плодами интерпретации, которые готовят для них писатели, художники, поэты!

Незнакомец поморщился.

– Я лично стал жертвой старика Гете: он описал мою внешность, придумал этот вычурный наряд, который я теперь вынужден носить, чтобы не нарушать естественность восприятия… «Камзол из кармазина с золотой ниткой, петушиное перо…» Тьфу!

Он сплюнул на старинный камень, и от него с шипением пошел дым.

– Впрочем, я-то знаю, как обстоит дело! Но как быть с сотнями миллионов человеческих существ, которые вводятся в заблуждение представителями художественной богемы?

– О любви к Нему? Вы это имеете в виду?

– Именно это, Иван Родионович, именно это! Ведь не кто иной, как эти «любящие» люди отправили Его на крест, это исторический и совершенно непреложный факт, коему я сам являлся очевидцем! А перед казнью жестоко мучили и избивали! Художники, правда, внесли немало путаницы в изучение истории, но наглядности изображения у них не отнимешь… Посмотрите, какие рожи изобразил Матиас Грюневальд в «Бичевании Христа»: тут и человек-крыса, и просто дегенеративные ублюдки – дети пьяных ночей… Если все это есть выражение любви, то тогда я не знаю, что такое выражение ненависти и злобы! Согласны?

Не дождавшись ответа, он продолжил:

– Любовь появилась уже тогда, когда все было кончено и Его, мертвого, сняли с креста. И появляется она тоже благодаря стараниям живописцев! Некоторые изображали торжественное отпевание на фоне всеобщей скорби: тут и верные ученики, и монахи, и дамы в таких дорогих нарядах, какие могли носить только жены первосвященника Каифы и прокуратора Пилата, если бы они у них были… Я спросил Петера Корнелиуса: неужели ты думаешь, что казненного преступника, а именно преступником считался Он в тот момент, торжественно отпевали дамы высшего общества? И что это происходило публично, при свете дня и большом скоплении народа? Но ведь это глупость чистой воды!