Люди, дружившие со смертью (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 7

Этот же, выкушав пинту пива, и размахивая второй пинтой в левой руке, правой черкал у меня в записях:

— Это сюда… А эта цифра откуда? Аха… Вот она… Так, это тебе не надо, это вообще выбросим… Здесь можно подсократить… Вот и все!

Утром я убедился в его расчетах и под впечатление тут же назначил ему жалование фельдфебеля с соответствующим чином. Выдал Аделанду форму и саблю в ножнах. Носить он был ее обязан, но вынимать — это его личное дело. Конечно, фехтовальщиком он оказался неважным, да и командир из него был так себе. Впрочем, меньше всего в людях я ценил уменье ходить строем, и Аделанд оказался командиром без подчиненных. Если не считать подчиненными ряды цифр. Понимая двусмысленность своего положения, он держался меня или Хайдера.

И в этот поход он собрался с нами, хотя я его не звал. Но и прогонять не стал — кроме всего прочего, он отлично знал богословие, и поговорить с ним иногда было сущим удовольствием.

У него тоже было изрядно знакомых, но если мои и Хайдера друзья были в своем роде братьями по оружию, работниками длинного ножа, то товарищи Аделанда были, как правило, штатскими… В незнакомом городе ему было достаточно пойти на базар, чтоб узнать все новости и слухи, которые иногда были точней и ценней, нежели разведка, доносы платных шпионов. И что самое странное, для этого ему даже не приходилось снимать униформу. Не считали его солдатом что ли?..

Он умудрялся находить друзей даже в чистом поле.

Вот и тогда, в пути он поинтересовался, не угодно ли мне сделать остановку и попить молока.

Я никуда не спешил, и даже был бы рад задержке, поэтому молока мне было очень даже угодно…

-

С большака мы сошли по почти незаметному съезду на грунтовую дорогу. Обогнули край леса, долго ехали вдоль реки, затем пересекли ее по узкому деревянному мостику.

Сразу за ней начинались частные владения — с моста нельзя было съехать иначе как через ворота. Впрочем, те выглядели чистой условностью — они никем не охранялись и человеку доставали едва до пояса.

Хайдер, едва заехав на мост, пустил коня бегом и перепрыгнул ворота. Затем осадил коня — тот повернулся и зашатался. Мне уже подумалось, что он упадет, но тот сделал пару шагов в сторону как на вольтижировке.

Я хотел выбранить Хайдера за ребячество, но удержался. Пока все закончилось хорошо. Мне оставалось ждать другого случая.

Таден спрыгнул на землю и открыл ворота. Сотня втянулась в частные владения. На мгновение я оглянулся, и подумал, что Таден расплатился за свою игру — он стоял на земле, глотая пыль от проезжающих коней. Когда проехали все, он закрыл ворота и стал замыкающим.

Вдоль всей дороги шли заборчики, поля были разбиты на лоскутки поменьше. Изгороди и ворота тут были еще хуже — жердь, привязанная чуть выше человеческого колена. Конечно, человека остановить она не могла, да и вряд ли для того предназначалась — здесь пасли коров. Догадываюсь, что где-то были и бычьи загоны, но их ограждали получше. Первое стадо мы заметили миль за семь по переезду моста. Оно паслось довольно далеко, и мы не стали к нему сворачивать. А затем мы подъехали к центральной усадьбе.

Нас встречали.

Причем встречали с оружием в руках.

На широком и невысоком крыльце стояли семь человек. Каждый держал на перилах крыльца взведенный и заряженный самострел. Сабли были еще в ножнах, но в наличии имелись…

Гостей они не ждали. Мало того: гостей они не любили, ничего хорошего от них не предвидели.

Невольно я почувствовал к ним уважения — в драке моя бандера их перемолола бы, даже не заметив препятствия. Семь человек для сотни головорезов были все равно, что коровьи заборы для человека. Но хозяев это не смущало: они были готовы драться за право умереть со своим мнением.

Обстановка была не из приятных. Мне и раньше приходилось ездить под прицелом арбалетчиков, трагедии из этого не делал, но было противно — самострел был оружием подлым и напоминал игру в орлянку. Точность у таких игрушек грешила, срабатывали они от толчка или даже без оного, и что самое противное для кавалериста — хорошая сабля не могла противостоять корявому обрубку прута.

Было бы нас хотя бы с четверть сотни, мельчайшей несуразности хватило бы, чтоб нас обстреляли, убили и зарыли на каком-то пастбище. Но перевес был у нас, что делало хозяев осмотрительными.

Я тоже не лез в бой — вообще всегда избегал драк, особенно тех, за которые не платили.

Пока я подбирал слова, из-за моей спины вышел фельдфебель. Он закрывал ворота, и поэтому задержался.

— Привет, хозяин, — бросил он, — узнаешь своего батрака? Мы тут с друзьями решили заехать на огонек.

Тут мне стало понятно все тут — и меня это разозлило. Мой фельдфебель когда-то гнул спину на этой ферме, и теперь просто решил немного припугнуть хозяина, показать, к какой силе он принадлежит. Конечно, о сведении счетов тут не шло и речи — ему вполне хватало того беспокойства, которое наверняка было на ферме, когда нас заметили.

Теперь фельдфебель улыбался от уха, до уха, но я подумал, что отныне он первый кандидат, чтобы сорвать на нем злость.

Я сделал знак своим: спокойно, говорить буду я…

И заговорил:

— Мы не бредим войной, и пришли сюда не за победой. Накормите нас, мы расплатимся и уйдем…

Я кивнул Тадену, он отстегнул и бросил хозяину кошель с деньгами. Тот поймал его на лету, но его слуги среагировали на движенье, и семь стальных стержней указали на моего начальника штаба. Но никто не выстрелил — и то хорошо…

-

Как давно было известно, ничто так не повышает веру в человека, как аванс. Самострелы были спрятаны, но отстегнуть сабли они забыли. Или сделали вид, что забыли. Случись заварушка, в нашей компании, они бы не успели и за рукояти схватиться, как все закончилось. Но я не стал их разочаровывать.

Трапезничали мы во дворе за домом. Там стоял длинный стол, за которым, наверное, кормили пастухов, стригалей и прочий рабочий сброд, который жил на пастбищах и в дом не допускался.

Потчевали нас молоком и всякими его производными. Молоко было одного сорта — а именно свежее коровье. Хозяин предложил для любителей еще немного козлиного молока, но таковых не нашлось. Зато сортов сыра было никак не меньше дюжины. По местной традиции ножей не было. Фельдфебель пояснил, что нож, лежащий на столе, здесь был приметой скорой ссоры. Но кромсать сырные головы руками было неудобно, и в ход пошел носимый арсенал: метательные «осы», кривые даги, кинжалы, корды. Солдаты доставали их, резали сыр и творог, но по моему примеру на стол их не клали, а тут же прятали назад в ножны, в голенища, в отвороты рукавов. Я заметил, что хозяевам стало не по себе от такого кругооборота холодной стали. Выложи они обычные столовые ножи, им наверняка было бы спокойней — но кто знал…

Конечно же, все за столом не поместились. Часть бандеры присела на земле. Хозяева заняли место во главе стола, с ними уселся я, Хайдер и фельдфебель. Сперва говорили ни о чем, Аделанд пересказал им какие-то новости и слухи, хозяин рассказал какую-то скабрезную и бородатую историю, над которой все из вежливости посмеялись.

Наконец, хозяин собрался с духом:

— Вот вы люди видно, что опасные… И убивать, наверное, приходилось. А что если, мы помочь вас попросим…

Я сразу подумал, что хозяин ведет какую-то тяжбу о меже с соседом, и хочет, чтоб мы того или припугнули или… Наверное, это все отразилось на моем лице, потому что он испуганно замахал руками:

— Нет, тут дело необычное… Купил я недавно дальние пастбища за рекой. Река-то сама — дрянь, да овраг вымыла — просто жуть. Да тут тогда-то тракт проходил, ну и от него мосток остался. Вот по нему мы гонять коров стали. Только оказалось, что купил-то я не просто землю с ручьем и мостом. Еще получил я тролля, коий под этим мостом живет. Знал бы, что он там есть — так в жизнь бы купчую не подписывал бы… Безобразит он во всю. Скажем, гонит пастух стадо, так он выйдет — требует с пастуха деньгу. Ну, известное дело, откуда у пастуха монета?.. Тогда он своими лапищами коров доит. А только от его вида у коров молоко в вымени скисает…