Люди, дружившие со смертью (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 3

— Если бы на этой дороге можно было бы за кем-то шпионить, я бы подумал, что именно это она и делает.

Хайдер повернулся еще раз, поморщился и покачал головой:

— Не думаю… — и опять вернулся к еде.

— Ну почему же… Представь, ночью она возвращается в свой дом, зажигает лампу, сбрасывает эти тряпки и предстает прекрасной дамой, которая садится за шифры…

— Когда состаришься, будешь книги писать… Но сразу предупреждаю — такое я уже где-то читал… Просто старушка живет одна, ей скучно и она выбирается на людей поглазеть. А побирается, чтобы совместить приятное с полезным…

— Неприятное с бесполезным… — по привычке отозвался я.

Хайдер отложил ложку и потянулся к чашке…

— А ч-ч-ч-ерт, все холодное! Распустил ты их тут! Эй, слуга!

Я улыбнулся — Хайдер всегда пил только кипяток, но пока он ел, настой успевал остыть. Даже просто теплое питье его раздражало.

— Не кипятись… Придержи-ка чашку…

Я бросил заклинание — вода забурлила, на поверхности выступила пена.

Таден отхлебнул:

— Горячая, зараза…

— А ты думал… — улыбнулся я.

Он пил мелкими глотками, затягивая с жидкостью изрядно воздуха. Звук получался свистящий, многих он раздражал, но только не меня.

Для Хайдера это было вроде ритуала — даже вместо жестяной солдатской кружки он возил маленькую фарфоровую чашку. Таден берег ее, в дорогу оборачивая полотенцем.

Он пил, сжимая ее меж ладонями, грея руки и вдыхая аромат. Наверное, это было для него вроде домашнего уюта, вместо семьи и жены…

…Я все-таки нашел его — хотя мне это стоило изрядно времени, денег и нервов. Признаться, я думал, что его нет в списках живых — в мясорубке вроде моей среди нижних чинов отбор был пожестче.

Но он выжил. К нашей встрече Хайдер успел примерить мундир лейтенанта и поучаствовать в одном восстании да в двух кампаниях.

Не то чтобы мы знали друг друга давно, но при нашем стиле жизни друзья просто не успевали состариться. Мы познакомились в беде, а это сближает быстрей и прочней.

Если быть совершенно точным, то искал я многих — список был в пятнадцать человек. Искать оптом оказалось дешевле. Но нашелся только Хайдер — была, знаете ли, война…

На момент встречи он был без дела, если не считать делом выздоровление после очередного ранения. Поэтому на мое предложение о работе он согласился легко.

Обычным делом было, когда желающий выслужиться командир, брал наихудшую часть и выводил ее в лучшие. Я дал Тадену не самый плохой взвод — хотя плохих взводов у меня просто не было. Салаг в моем заведении не было изначально — я не хотел превращать войну в богадельню

Почти сразу же от него начали просить перевода, хотя никого из своих солдат я бы слабаками не назвал.

Таден был беспощаден — и в первую очередь к себе.

И действительно — со временем он превратил свой взвод в гвардию. Возможно, это было сепаратизмом, но я смотрел на подобное сквозь пальцы. Номинальным командиром все равно оставался я.

— Таден, — наконец сказал я. — Через пару дней я сдам тебе командование.

— Не понял?

— Мне надо кой-куда съездить…

— Куда? Меня ты не берешь? Может подобрать тебе охрану.

— Не надо. Я еду к смерти и поведет меня смерть…

— Реннер?..

Я кивнул.

Цирюльня

Не скажу, что день был заполнен событиями. Не имелось бы ни одного дела, которое бы нельзя было бы или отложить или перепоручить.

Вероятно, в иной бы день я так и сделал, но ввиду вчерашнего я пытался доказать себе и в первую очередь другим, что могу нормально работать.

Потом я все же нашел себе иное занятие — коль скоро мне предстояло пуститься в путь, я решил сменить обличье. Магия здесь была ни при чем — в обиходе у меня было два лица, и право-слово, я не знал какое из них истинное.

В тот момент я носил усы. Борода у меня росла клинышком, что меня расстраивало — она мне совершенно не шла. Но бриться было лень, и обычно я ходил с недельной щетиной. Прическа тоже была довольно запущенной. Несмотря на кочевой образ жизни, я часто мыл голову, поэтому мог позволить себе длинные волосы. Говорят, они мне шли, к тому же я привык к подобному. Вдобавок благодаря такой внешности, я казался немного старше своих лет. В интересах дела я скрывал свой истинный возраст. Увидев во главе стола переговоров не старика, ведущие переговоры чисто рефлекторно пытались меня надуть.

Однако в дороге мне больше подходило бы иное обличье. Сперва я спустился к владельцу постоялого двора и попросил его распорядиться нагреть воду, а потом пошел к цирюльнику.

К цирюльнику я шел второй раз в жизни. В детстве меня довольно прилично стригла гувернантка. Но затем я попал в военное училище, где нас всех тут же обрили. Казалось, необходимости в этом не было. Изначально из нас собирались ковать элиту армии — офицерство. Но это была такая традиция — одинаково обрить всех, выдать форму хоть и разных размеров, но одинаковую в пошиве, определить на похожие места в типовых казармах, выдать оружие ужасное в своей заурядности. Будто нам хотели сказать — нам плевать, какими по счету вы были в начальной школе, нам все равно кто ваши родители. Отныне и вовек вы должны все доказывать сами — право на расстегнутую верхнюю пуговицу, на рукава, закатанные выше локтя, на хорошую саблю, на пару лишних нашивок. В следующий раз нас обрили уже с помощью какой-то адской машинки, которая не столько брила, сколько выдергивала волосы. После нее оставалась не лысина, а короткий ежик.

В кампаниях мы мало обращали на прическу, было не до того — просто отрезали начинающую мешать пядь волос или же стригли друг друга сами. Оттого наши головы оставались подстрижены почти одинаково — будто шляпки опят.

Но со временем положение начало обязывать. И, однажды Таден привел меня в цирюльню, что стояла напротив магистратуры Тебро. Мотивировал он это тем, что прошло время, когда нам можно было выглядеть теми, кем мы были на самом деле — голодранцами, бездомными, наемниками.

В день, когда мне встретился Реннер, я тоже решил сходить туда.

Ей владел седенький старичок. Стриг он хорошо, но и драл соответственно. Оттого у него никогда не было очереди, что мне нравилось еще больше. Ждать я не любил, а деньги что? Были деньги, сплыли деньги…

Когда дверь закрылась за мной, он тут же появился из другой комнаты.

— Подстричься можно? — спросил я вместо приветствия.

— Отчего же нельзя? Раздевайтесь, садитесь.

Я сбросил на вешалку куртку, потом подумал немного и отстегнул саблю. Когда я сел в кресло, он накинул на меня покрывало. Подтянул его мне на шее, затянул ремни на талии, и я оказался будто спеленатый. Чисто инстинктивно мышцы напряглись, чтоб освободится.

— Расслабьтесь, молодой человек… Вы слишком напряжены. Я ведь так и порезать вас могу… Как будем стричься?

В прическах я не разбирался совершенно, поэтому решил смухлевать:

— На ваш вкус. Челку сильно не подрезайте, а так покороче…

Я смотрел в зеркало, как порхают ножницы над моей головой, и краем глаза следил за тем, что твориться за моей спиной. Когда он закончил стрижку, то спросил:

— Бриться?

Я кивнул. Старик достал помазок, сбил пену, намазал шею и подбородок.

— Усы тоже сбривайте… — добавил я.

Он кивнул и добавил еще немного пены мне на лицо. И тут холодная сталь прикоснулась к моему горлу. Я перестал дышать — а вдруг старик куплен кем-то и я сейчас умру. Но лезвие скользнуло к подбородку, снимая полосу пены. Он работал быстро и уверенно — не только не взрезал мне глотку, но даже не оцарапал меня. Постепенно в зеркале проявилось лицо, которое мне было знакомо, но которое я давно не видел.

— Минутку, юноша, — подтвердил мою метаморфозу цирюльник: я за полотенцами…

Он пропал в соседней комнате. Почти сразу звякнул колокольчик над входной дверью. Я посмотрел в зеркало — в цирюльню входил Реннер.

— Знаешь, — сказал он. — Реши я тебя убить, лучше момента я не придумал бы.

— Ты не поверишь, но я только что об этом думал…