В поисках цели (СИ) - "Мир" - Страница 64

Всего четыре штуки вооруженных бандитов, гнали на убой двенадцать здоровенных лбов! Троих убили они — их трупы тут же, пониже, в общей свалке и валяются. Четверых убили наверху — хотя могу я ошибаться, на слух не точен, и вообще! Но где тогда еще пять человек? Ага, плачут где-то наверху.

Зато хоть снизу тишина! А во мне дыр столько, что хоть бубликом себя имей! Жесть! Рука, нога, рука! Ребра, кости… ужас! Внутри бетон, и как его от туда вытряхать? — сунул пальца между ребер — вообще не ясно мне ничто на этот счет! Пойду заложников помучаю — могли ведь и помочь, свиньи окаянные!

Хотя кого я тут и в чем виню?! Ведь даже у меня вон башка пробита! А у них… у них…

У них все в норме, по крайней мере у этих четверых. Где пятый? Фиг знает, свалил куда-то. Сидят, забившись в уголок. Один, парень, пытается распутать путы, высвободить руки, не вызвав при этом взрыва бомбы, трое других, девушек, просто плачут, сжавшись плотной кучкой. А вот из хода наружу, из дверного проёма, полотнище которого открыто настежь, льется яркий свет.

Слепящий, не выносимы… но ведь время ночь! Да и сейчас в Москве зима, и вообще пасмурная погода… и днем то такого света не бывает! Из-за него я ничего не вижу, что творится за гранью хода. Впрочем, я к нему близко и не подхожу, помня, что там стреляют.

Да что мне помнить! Вон ноги! Торчат из проема. Почти светятся, будучи целиком в темном здании, при том, что остальное — где-то там, снаружи. В безумном зареве, в котором ничего не разглядеть отсюда.

И как будто этого нам мала — дежурный свет на лестнице вообще погас. И терминатор света-тени стал четким, как по книгам. Вот выход, труп, и свет. А вот живые, мы, во мраке…

— Фля.

— Ааа! Мы все умрем! — провизжала одна из выживших, худущая девушка, явно гордящаяся своей осиной талией, выставляя её на всеобщее обозрение.

В одежке-корсете, и вся такая прям…

— Фух — выдохнул парень, высвободив одну руку, и утирая ею пот со лба.

— Аа! — подхватили две другие дамы группы визг зачинщицы, а единственный мужик средь этой бабской династии, со злостью поглядел на пластиковую игрушку, за место настоящей бомбы, меж своего пуза, и автоматом-кандалами.

— Может быть, а может не быть — прохрипел я, все так же глядя на свет и ноги — кто знает? Но маски лучше снять, и это точно.

Забавно, видеть сон, будучи как бы мертвым. Может это воспоминания кого-то? Кого-то, кого сегодня тут убили? Или того, кто ещё не умер, но скоро это произойдёт. Поссмертие — странная штука. Но я не умер! Просто балансирую на гране. И вижу сон, как прячусь от убийц в туалете.

Как они меня настигают — убивают, а я ничего не могу сделать. Меня сначала бьют, потом душат, и под конец — обезглавливают, бросая тело средь грязной уборной, перепачканной всем, чем только можно испачкать туалет — от хлорного порошка, до человеческих выделений. А голову — оставляют торчать из унитаза.

Но сон не заканчивается! Лишь меняет жанр. Теперь я тону в маленьком закрытом помещение, что уже почти заполнилось водой. Вода чистая, прозрачная, без примесей… но жабры это тело, что не тело, а лишь плод воображения, или память чьего-то духа, отращивать не умеет. И оно захлебывается, как только жидкость достигает потолка.

Вновь смена жанра. Теперь я горю заживо. Кажется, это машина. Богатая пластиковая отделка, что хорошо горит. А еще лучше — прилипает ко всему, что только её коснется, в виде липкой раскалённой субстанции. К одежде, к телу, ко всему. Оставляя не просто ожоги-волдыри, и дыры на хлопке, а следы желания прожечь до мяса.

Кожаный салон из синтетической кожи, что тоже неплохо полыхает, грея спинку. Ну и руль… думаю, из машины еще можно было бы вырваться, но тело, что уже мертво, о таком и не подумало.

Опять смена жанра — я откуда-то упал, и вмиг преодолев десяток метров, встретился с асфальтом. Это было быстро! Но пока пронзенные ребрами, что призванные защищать, легкие, истекали кровью, лишая тела последней надежды на жизнь, сердце еще продолжала биться. А мозг, отбитый, но еще живой! Думать.

Так себе представление в общем! Вовсе не душевные сновидение, и скорее какие-то кошмары сумасшедшего, от которых нормальный человек может и умом тронутся, и вполне реально сдохнуть — вся боль, все муки, вся достоверность, всё в наличии и в полном объёме.

Таймер щелкает, и я прихожу в чувства.

Вот… китайский ежик! Кто стырил моё сердце?!

Тремя часами ранее.

— Доктор, вы уверены. — растерянно поинтересовалась далеко не молоденькая, опытная, и повидавшая уже казалось все, медсестра, у хмурого как осенняя ночь хирурга.

— У нас нет выбора — отозвался мужчина, чья кислая гримаса умудрялась просочится даже сквозь маску и защитный щиток — Готовьте…

— Но все же… — перебила его операционная медсестра, взглянув на тело совсем юной девочки.

Или все же девушки? Женщины? По сути, совершенно непонятно кого, даже для столь опытной сестры. Внешне, по пропорциям тела и костей — вроде как женщины, пусть и маленького роста. Иностранка, азиатка… но органы то детские! А рука с ногой, по цвету кожи, вообще как будто прилеплены от другого тела! И естественно — ни документов, ни имени, ничего. Она поступила к ним вообще как труп! Но опытный хирург…

— Она в комме. Три удара сердца в минуту, нулевая активность мозга и никакой реакции на раздражители. Как думаешь, каковы её шансы? — взглянул на опер-сестру из-под маски.

— Никаких, разве что чудо. — покачала головой женщина, признавая очевидное.

— А у него — кивнул мужчина в сторону занавешенной тканью кушетки, где лежит человек, и с шумом работает какое-то оборудование — Очень даже неплохие! Вот только… каковы его шансы, дождаться донора на аппарате?

Сестра поникла, вздохнув.

— Но все же… три удара в мину! — выразила она свои сомнения на счет этой операции.

— Бьется? И ладно! Резус-фактор и группа крови совпадает — шансы не хуже прочих! — выдал в ответ хирург, сам о чем-то задумавшись — Даже чуть лучше, чем просто умереть от шальной пули — взглянул он в сторону кровати — Или прожить жизнь на аппарате, пристегнутым к кровати. Хотя, жизнь он в таком виде точно не проживет.

В ответ медсестра лишь покивала, хорошо осознавая, насколько её начальник прав. Он собственно всегда прав! И не только потому, что начальник. Она с ним работает давно, и знает — этот человек крайне редко ошибается! Хирург от бога, с золотыми руками, стальными нервами… но знание, сколь много черт они сейчас переступают…

— Готовь обоих к операции! С бумажками дело я улажу. — произнес хирург как заключение, и вышел из палаты.

Ему, надо не только придумать, откуда тут вдруг взялось живое донорское сердце, но и объяснит, как вообще человек с дырой в груди остался жив. Вернее, как операция по извлечению пули, стала приемом очередного трупа в их больницу, за место еще живого человека.

— Чертовы недоучки! — выдавил он сквозь зубы, направляясь в сторону морга — Сделали гадость, и сразу за бумагу — «он не дышал, когда мы принимали».

Семью часами ранее

— А этот… — поинтересовался один врач у другого, провожая очередное тело на каталке.

— Проникающее ранение грудной клетки — ответил тот, сверяясь с данными с листков планшетки.

Принимающий врач, остановил санитаров, и внимательно осмотрел окровавленную рану, прячущеюся под лоскутами порванной одежды, одновременно прощупывая пульс на запястье.

— В реанимацию! Живо!

Восемь часов назад

— Да… ну и бойня тут была… — сказал один военный другому, в камуфляжной форме спецназа, но без опознавательных знаков и эмблем различия, ходя по залитой бурой кровью крыше, блестящей в свете восходящего солнца.