Война и мир в отдельно взятой школе - Быков Дмитрий - Страница 2

Перед тем как перенести вас в Замоскворечье, где Аня Шергина собирает одноклассников на вечеринку по случаю окончания учебного года и даже не подозревает, что неумолимая судьба уже стучится в дверь, позвольте еще пару слов о наших необыкновенных авторах – настоящих смельчаках и благородных авантюристах, вместе с нами поверивших в чудо и создавших его своими руками. Пожалуй, пора перечислить их всех: Денис Драгунский, Игорь Малышев, Григорий Служитель, Эдуард Веркин, Нина Дашевская, Алексей Сальников, Елена Нестерина, Мария Ботева, Александр Феденко, Анастасия Строкина, Сергей Лукьяненко, Дарья Бобылева, Серафима Орлова, Владимир Березин, Александр Григоренко, Булат Ханов, Антон Соя и Дмитрий Быков (все они живут в России), Валерий Бочков (США), Артем Ляхович (Украина), Ильгар Сафат (Азербайджан), Николай Караев (Эстония). Один из авторов остался и вовсе загадкой – глава Антонины Книппер пришла к нам самотеком. Изначально, помимо писателей, с нами были 24 художника – каждой «электронной» главе полагался свой иллюстратор. В бумажную версию книги попала работа Екатерины Самсоненковой – и сразу на обложку.

Вы спросите, легко ли было уговорить авторов на этот творческий подвиг? По-разному. Мальчики оказались куда смелее девочек – во всяком случае, их в нашей компании куда больше. Кто-то поначалу отказывался, но роман не отпускал, преследовал, нашептывал, звал… И вот уже писатель обнаруживал себя в самой гуще повествования с практически готовой главой в кармане.

А еще у нас была «шпаргалка», где каждый участник оставлял напутствие последователям – делился своим видением сюжета, размышлял, как могут сложиться судьбы героев, предлагал ответы на разбросанные по тексту загадки. Как написал Алексей Сальников: «Хочется, конечно, чтобы в конце была не россыпь брильянтов и золота, а что-то невероятное». Получилось ли у авторов достичь «невероятного», судить вам. Нам кажется – получилось. Наша игра в буриме обернулась цельным произведением, «собраньем пестрых глав», какого в новейшей истории русской литературы вроде бы еще не было. Для тех, кому важны точные цифры, заметим: на создание коллективного романа «Война и мир в отдельно взятой школе» ушло полтора года.

Мы благодарим команду «Редакции Елены Шубиной» за интерес и внимание к проекту.

А теперь… За нами, читатель!

Гражданки

Анастасия Скорондаева,

Анна Хрусталева

– Well, my friend, all these guys, this so called opposition – are totally dependent on the White House and the State Department. They pay them salary. As for this gentleman, whose name I don’t even want to say out loud… This guy is a real rascal! He is hiding behind the children! He calls schoolchildren to the barricades!*[1]

Так говорила пятнадцатилетняя Аня Шергина своему однокласснику Васе Селезневу, сыну известного адвоката, который первым пришел на ее вечеринку. Это был традиционный, уже четвертый, июньский вечер у Ани. Потому что в июле и августе все разъезжались кто куда, чтобы встретиться только первого сентября.

Аня говорила четко и уверенно своим звонким, чуточку трескучим голосом. Говорила как по писаному, будто по телевизору, заранее подготовившись, отвечала на вопрос ведущего.

Понятно, почему она так говорила. Аня была дочерью Павла Николаевича Шергина, крупного московского – а раньше петербургского – девелопера, строителя новых домов, торговых центров и целых кварталов.

Не так давно, еще лет пять тому назад, Павел Николаевич был настроен вполне оппозиционно. Не просто настроен, но даже давал деньги какой-то крохотной либеральной партии в обмен на звание почетного сопредседателя и обещание, «когда они придут к власти», получить министерский пост. Смех, да и только! Но это сейчас ему казалось смешно, а тогда он, бывало, вышагивал во главе колонны с плакатиком и в пикетах стоял вместе со своей тогда еще совсем юной десятилетней Анечкой. Его личные охранники стояли в сторонке, а фотографы изо всех сил щелкали камерами.

Аня обожала папу. В сто раз сильнее, чем маму. Мама у нее была очень красивая, очень добрая и ласковая, все время улыбалась, смотрела сияющими глазами, но с ней было очень скучно.

Как раз тогда, лет в десять или одиннадцать, Аня вдруг услышала, как домработницы обсуждают ее маму. «Она совсем дурочка, что ли?» – спросила горничная. «Да нет, какая же она дурочка, – ответила повариха. – Высшее образование все-таки… Красный диплом, она хвалилась. Не дурочка, но такая вся… Какая-то недалекая». Аня даже не возмутилась, что прислуга в таком тоне говорит о хозяйке дома. Ей показалось, что это слово очень подходит, что оно как раз про маму. Вечером она спросила папу: «А правда, у нас мама какая-то недалекая?» Папа сдвинул брови и вроде бы строго, но на самом деле вполне спокойно сказал: «Нельзя так говорить про маму! Она тебя родила! Она тебя, извини за выражение, грудью кормила! Она тебя любит!» – и хлопнул ладонью по столу, но как-то равнодушно хлопнул, и Аня поняла – все так и есть. Мама целыми днями занималась собой, ходила то на теннис, то в бассейн, то на массаж. Конечно, она любила дочку, всегда гладила ее по головке, но дочке было с ней неинтересно, и мама это чувствовала. Наверное, обижалась немножко, но не навязывалась и все чаще уезжала то плавать в море, то кататься на горных лыжах.

А папа! Папа – совсем другое дело. Почти каждый вечер он усаживал Анечку в кресло и не меньше часа они болтали – обо всем, и особенно о политике. Павел Николаевич объяснял десятилетней дочери, что такое Россия, политика, демократия и все прочее. Не скрывал правды о таких вещах, как коррупция, например. Он говорил просто, мягко и убедительно. И даже брал с собой на демонстрации! Ей нравилось быть смелой и независимой, особенно когда рядом сильный папа и два его охранника.

И вдруг папа так же мягко и убедительно сказал ей, что всё. Поиграли, и будет. Хватит глупой болтовни и беготни. Потому что вся эта суетня с плакатиками и болтовня о коррупции могут помешать ему сделать дело огромной важности, дело всей его жизни. Ведь он строитель по призванию. Он с юности мечтал построить что-то грандиозное, небывалого размаха и мощи. Суперсооружение! И вот недавно он начал по-настоящему крупный проект. Его фирма получила наконец разрешение на строительство огромного комплекса с бизнес-центрами и офисами, апартаментами, магазинами, ресторанами, кинотеатрами, и настоящим театром тоже, и даже с выставочным залом, с галереей современного искусства, не говоря уже о разных фитнесах, бассейнах и катках. С подземными паркингами и теннисными кортами на крыше.

«Все согласовано на самом верху, – пояснил он своей не по годам умной дочери и добавил: – Так что теперь мы накрепко с ними», – и показал пальцем в окно, где по небу летели вечерние облака, а за гостиницей «Балчуг Кемпински» виднелся Кремль. Они жили в Замоскворечье.

Анечке понравилось, что он сказал «мы», а не «я». Это было очень лестно. Что она не просто девочка-дочка из важной семьи, а часть какого-то большого и сильного «мы», которое допущено «на самый верх». Но она все-таки поразмыслила и спросила, как насчет коррупции и демократии. То есть насчет того, о чем они так интересно разговаривали по вечерам.

Папа улыбнулся: «Ты ведь добрая и благородная, правда? Ты знаешь, что есть люди, которым плохо живется. И ты хочешь им помочь, да?» – «Да», – кивнула Анечка. «Так вот, – продолжил папа, – после того, как я сделаю свой Большой Проект, у меня будет много денег. Очень много. Мне не нужны золотые унитазы. Я смогу помогать людям. Не вообще, – он скорчил рожу и нарисовал пальцами в воздухе издевательскую загогулину, – не вот этак вообще, в светлом будущем, ради которого мы с тобой когда-то на демонстрацию ходили, а вполне конкретно. Реально! Бедным студентам – стипендии. Одиноким старикам – оплатить лечение. Бездомным – дать ночлег и ужин. Поняла? Если захочешь, я и тебе буду давать деньги, чтоб ты могла лично помогать людям. Реально и прицельно. Вот у вас в школе, наверное, тоже есть… ну, ребята, которые в чем-то нуждаются? Ведь не все же такие богатые, как ты… То есть как мы, как наша семья. Если надо, ты сможешь им помогать. Только придумай, чтоб это было не обидно. Тактично. Чтоб они даже не догадались…»