Роковой бал - Додд Кристина - Страница 17

• Предыдущая
• 17/62
• Следующая

Джейн позволила этому мерзкому Атоу поцеловать ей руку, которую она тут же, без особой теплоты, опустила вниз.

– Приятно снова видеть вас, лорд Атоу. Сколько времени прошло...

Простые слова. Любезность. Более мило, чем Атоу заслуживал. Блэкберн осмотрел с головы до ног удачный костюм Атоу и еле удержался, чтобы не спросить имя мастера, который изготовил корсет, а также те ли на нем туфли, в которых он так резво удрал, когда над головой Джейн разразилась буря.

– Да, много лет прошло, – сердечно сказал Атоу. – Сегодня мы обязательно должны с вами потанцевать, как прежде.

– Благодарю вас, лорд Атоу, но я больше не танцую. Я теперь дуэнья.

– Дуэнья? – он звучно расхохотался. – Вы шутите? Дочь покойного виконта Бавриджа не может опуститься до того, чтобы быть дуэньей!

Привлеченные возможной сценой, гости Сьюзен столпились рядом. Блэкберн услышал, как одна из почтенных вдов увлеченно шепчет:

– Дочь виконта Бавриджа? О дорогая! Не эта дочь!

Джейн плотнее укуталась в шаль.

– Атоу, что ты натворил? – Фредерика, леди Атоу, протиснулась сквозь толпу. Она была как всегда красиво одета и причесана, но, несмотря на свой ухоженный вид, напоминала Блэкберну египетского скорпиона – гладкого, гибкого, со смертельным жалом. – Ты смутил мисс Хиггенботем. Мисс Джейн Хиггенботем. – Ядовитый взгляд Фредерики скользнул по Блэкберну, и в ее голосе появились восторженные нотки. – Так радостно видеть вас с ней, лорд Блэкберн! И как удивительно, после стольких лет...

Блэкберн готов был поклясться, что чувствовал, как стыд обжигает Джейн, поднимаясь от кончиков пальцев на ногах мимо его руки на талии и приливает к ее щекам.

Атоу что-то зашипел, неспособный контролировать как собственную жену, так и все остальное в своей жизни.

Но никто не заставит участвовать Блэкберна в этом подлом сведении счетов, и особенно Фредерика Атоу, в девичестве Харпум. Он подождал, пока хихиканье смолкнет, и сурово сказал:

– Если я и захотел сопровождать мисс Хиггенботем и нахожу удовольствие в ее обществе, то никто не смеет сомневаться в правильности моего выбора.

Все челюсти разом упали, и Блэкберн видел вокруг себя только разинутые рты.

Фиц выглядел не менее потрясенным, чем остальные.

– Господи, Рэнсом, ты хоть понимаешь, что сказал?

– Да, понимаю. – Он смотрел на Фредерику, пока та не покраснела, а затем, повышая голос над общим гулом, добавил: – Но не уверен, что вы вполне осознаете, что только что сделали. Все, чего вы достигли, обнаружив свою осведомленность в старых сплетнях, леди Атоу, это нежелательное для вас разглашение вашего же возраста.

Фредерика, все еще слабо улыбаясь и сжав губы так, что они превратились в узкую полоску между носом и подбородком, ответила:

– Наш возраст, лорд Блэкберн. Или я могу называть вас Фигги?

Таким оскорблением Фредерика привела Блэкберна в самое настоящее бешенство. Он, конечно, не показал этого. Он просто выждал, пока уляжется вызванный ее словами смех, и сказал:

– Друзья называют меня Рэнсом, или Блэкберн. Вы можете звать меня «милорд».

– Что здесь происходит? – раздался громкий голос Сьюзен. Розовые перья в ее волосах задрожали, когда она решительно выступила вперед. – Это ты, Фредди, поднимаешь смуту?

Глаза Фредерики злобно сверкнули, когда она услышала это прозвище, но возражать не осмелилась. Сьюзен быстро оценила ситуацию.

– Фредди, в прошлый раз я тебя предупреждала, что будет, если ты устроишь еще один скандал с привлечением членов моей семьи. Лучше увези ее домой, Атоу.

Атоу схватил жену за руку и потянул за собой. Она споткнулась и со злостью посмотрела вокруг. Под строгим взглядом Сьюзен толпа разошлась. Поклонники Адорны опять собрались в круг, ожидая, когда она оставит Джейн и вернется к ним. Сьюзен сказала стоявшей рядом Виолетте:

– Лорд Тарлин ищет вас.

Виолетта помедлила, явно не желая оставлять Джейн вместе с Блэкберном, но Сьюзен слегка подтолкнула ее:

– Вам все равно когда-нибудь придется оставить мисс Хиггенботем наедине с Рэнсомом. Что он может себе позволить здесь?

Сьюзен знала, о чем говорит. Она прекрасно видела, что ее брат разъярен, но по каким-то причинам решила оставить Джейн ему на милость.

Которой он был начисто лишен. Его пальцы медленно скользнули под шаль Джейн и прошлись по ее голой руке. Он видел, как девушка нервно сглотнула, когда ощутила его прикосновение.

Пока ладонь Рэнсома скользила к локтю, Джейн, казалось, забыла о том, что нужно дышать.

Да, она тоже знала его. Она была так же, как и он, связана воспоминаниями. А если они уже не имели над ней власти, он позаботится о том, чтобы у нее появились свежие впечатления, такие, которые навсегда останутся с ней.

Он знал, что все взгляды обращены к ним. Желая возмездия, он изобразил нежную, в меру насмешливую улыбку, наклонился к Джейн и со значением произнес:

– Никто не узнает тебя. Никто не вспомнит разрушительный сезон. И разумеется, тебе не придется отвечать за те неприятности, которые ты мне доставила.

Она спокойно смотрела на него, хорошо владея своими чувствами. Если бы он не обнимал ее, то решил бы, что безразличен ей. Но его рука чувствовала, как упругие мышцы Джейн напряглись под действием исходившей от него гневной угрозы.

– Берегись, моя дорогая Джейн.

Она вздрогнула, когда он впервые назвал ее по имени.

– Потому что теперь я не вижу причин не подтвердить сплетни на практике и не затащить тебя в постель.

– Я вас не приглашала. – В ее голосе слышались смелость и страх одновременно.

Ему доставили удовольствие как ее вызывающий тон, так и овладевшее ею оцепенение.

– Я могу переубедить тебя, Джейн.

– Нет. Я не буду такой дурой дважды.

– Если бы это было пари, Джейн, я бы не советовал тебе заключать его. – Отпуская ее, он подчеркнуто вежливо поклонился и добавил: – Поглядывай назад, Джейн. Я буду рядом.

В три часа ночи Фиц прислонился к дверному косяку ветхого дома, который они с матерью снимали, и принялся стягивать туфли, не заботясь о том, что грязь пачкает лестницу и его белые носки. Достав ключ, он попытался вставить его в замок, но на этой проклятой улице было темно, как в аду, а он выпил слишком много вина, чтобы сразу попасть в скважину. Железный ключ гремел, ударяясь о дверь, пока наконец не попал в отверстие. Фиц тихонько повернул его, но, несмотря на осторожность, раздался резкий щелчок. Затаив дыхание, Фиц открыл дверь. «Она, конечно, спит».

Но мать окликнула его:

– Джеральд? Сынок, как прошел бал?

Она еще не спит. Это означало, что у матери опять боли, и Фиц с тяжелым сердцем посмотрел на нее через темные комнаты. Если бы у него были деньги, чтобы...

– Сынок?

– Замечательно, мама. – Он зажег одну из дорогих свечей, поставил ее в подсвечник и, прихрамывая, направился через кабинет в комнату, служившую матери спальней.

– Леди Гудридж, как обычно, устроила пышное празднество. Там были все.

Когда пламя осветило ее лицо, Фиц увидел ранние, вызванные страданием морщины. Мать тяжело дышала, одеяла, укрывавшие ее сухое тело, вздымались, словно могильный холм. Фиц смотрел на ее слабые руки, сжимавшие книгу, которую она читала, пока свеча рядом с ней не затухла. Бледное изможденное лицо миссис Фицджеральд светилось материнской любовью, но в то же время на нем отражалось желание услышать новые сплетни о старых друзьях. Разумеется, сын не мог отказать ей в этом удовольствии. Устроившись на стуле рядом с кроватью, он потчевал мать слухами о светских девицах и старых прохвостах. Свой рассказ он закончил так:

– Блэкберн тоже сегодня нашел себе пару. Помнишь тот скандал, ну, десять лет назад, с девушкой, которая так любила Блэкберна, что слепила его статую?

Миссис Фицджеральд захихикала, чего Фиц не слышал от нее уже много недель.

– Как такое забудешь?

– Да. Так вот, она вернулась в качестве наставницы одной девушки, и Блэкберн не отходил от нее ни на шаг на балу и сопровождал – разумеется, в компании других гостей – в сад и обратно. Я бы сказал, что он покорен.

• Предыдущая
• 17/62
• Следующая