Сентарионские игры (СИ) - "Samedy" - Страница 41

А потом экзамены, поступление в университет, тяжёлая учёба, после работа и поиски наиболее дешёвой квартиры для съёма. А когда в череде этих событий будет просвет? А кто его знает?

От этих мыслей у него совсем пропало желание бороться? Бороться за что за право жить? Ютиться на чердаке и терпеть не лицеприятные высказывания и упрёки от родственников?

Он мог ещё долго рассуждать, но его внимание привлекла бегущая в стороне женщина в лохмотьях.

— Что за мир? Обитель монстров и нищеты, — с раздражением подумал Ден.

Женщина приближалась к нему, и он уже было хотел уйти, чтобы не связываться с попрошайкой. Всё равно он не поможет, денег у него нет ни копейки. Видя, что он собирается уходить, женщина активно замахала руками. И закричала ему.

— Ладно, если уж так просят останусь. Посмотрим, что она скажет.

Женщина к его удивлению оказалось довольно молодой. В своём городе он привык видеть только пожилых нищих.

Вместо одежды на ней было нечто, напоминающее огромный мешок с проделанными отверстиями для головы и рук. Устав от бега женщина прислонилась спиной к дереву и положила руку на вздутый живот. Денис понял — она беременна.

— Прошу вас скажите, какой дорогой я смогу прийти… куда угодно… к какой- нибудь деревне или селу, — ей мешала говорить отдышка.

— А я не знаю. Я не местный, — сказал Денис.

— Вот проклятье.

В её глазах было отчаянье и Денису стало жаль нищенку.

— Я могу провести вас в лагерь. Вы наештесь там и выспитесь, — предложил он.

— В лагерь? Какой лагерь? Аида? — испугалась женщина.

— Нет, Стригобора.

— Ничуть не лучше. Мне нельзя появляться там! Нельзя, понимаете, — она как одержимая принялась трясти Дениса за куртку.

— Почему? — удивился парень. — Вы преступница?

— В этом мире каждый у кого нет денег и влияния может оказаться в клетке, — пояснила женщина. — Они забрали моего сына и заберут второго ребёнка, если я не скроюсь.

Денис ровным счётом ничего не понял из эмоциональной речи женщины.

— Кто они? Стригобор? Аид? — спросил он.

— Нет, не главы кланов, хотя они тоже имеют отношение, — она припала к реке и, напившись воды, продолжила. — Старик, называющий себя мастером по производству монстров покупает, или берёт в плен взрослых и детей, и превращает их в чудовищ. Уже месяц я просидела в клетке. К счастью он не обезобразил меня. Улучив удачный момент, я смогла сбежать. Но если меня поймают, то уже на этот раз не пощадят.

— Так а в лагерь почему вы не хотите идти. Там Касия, Эрик. Они помогут и ничего не скажут Стригобору. Поймите, в таком одеянии вас скорее заметят. А в лагере вы сможете переодеться.

Женщина колебалась.

— Идёмте, — сказал Ден и повёл её за руку.

Шатры близнецов находились далеко не на окраине лагеря и Денису с беглянкой пришлось пройти рядом с шатрами знатных господ, прежде, чем они пришли к цели. Денис дал женщине

недоеденную индейку и поставил перед ней тарелку с фруктами, к которым даже не притронулся.

— Вы ешьте, а я схожу за Касией. Она умная, она скажет, что делать.

Касия сильно удивилась, когда увидела в шатре потрёпанную нищенку. Ещё больше она удивилась, когда услышала историю про производителя монстров.

— Всё ли в порядке с малышом, которого ты носишь в своём чреве? — осведомилась она.

— С ним не могло произойти ничего плохого, — твёрдо сказала женщина.

— Хорошо, тогда высыпайся. Завтра я найду человека, который проводит тебя

до деревни. Путь будет не близкий, поэтому мы выделим для этой цели повозку.

— Спасибо, прекрасная госпожа, — поблагодарила женщина.

Денис с состраданием поглядывал на чудом спасшуюся беглянку, когда готовился к Играм.

У ворот в Колизей стояли всё те же кентавры, только в ночное время суток они выглядели ещё более устрашающе. Их мощные торсы, мускулистые и потные, блестели при щедром свете луны. Это было полнолуние. И Колизей был невероятно красив на фоне горного массива.

На играх были разодетые дамы с высокими причёсками и длинными серьгами, придающими особую изысканность линии декольте. Иные мужчины были одеты под стать дамам. Их парикмахеры усердно поработали над высокими начёсами, а кутюрье постарались одеть их в пёстрые, расшитые рюшами камзолы. Были среди публики и воины. Они пришли в своём боевом облачение, будто хотели подбодрить своим боевым настроем трибунов.

В самом низу колизея столпились бедные слои населения. У них едва хватало денег на еду и одежду не то что на покупку ложи с хорошей видимостью. Нужно заметить, что именно они смотрели на арену с большим воодушевлением. Они не былиискушёными, а потому с детской радостью ожидали появления монстров и, даже, трибунов.

Первый раунд билась Лилит. Кельманской принцессе предстояло сражаться с гаргульей. Существо налетело на неё так неожиданно, что воительница едва успела прикрыться щитом. Во время второго налёта гаргулии ей пришлось поступить точно таким же образом. Существо оказалось очень проворным и цепким. Принцесса не успевала отбиваться. Аид, сидевший в роскошной ложе, напряжённо смотрел на арену. Он уже потерял сына, неужели в этот раз он потеряет и дочь.

Публика негодовала, когда Лилит, во время очередной атаки монстра, схватила гаргулию за лапы и взмыла с ней над Колизеем. Существо вместе с принцессой пролетело над головами ашарашенных зрителей и чуть не скинуло дочь Аида в ряды непривелигированных особ.

Публика вздохнула свободнее, когда уставшая от полёта гаргулия, опустилась на землю. Лилит сделала кувырок и, быстро вскочив на ноги, отсекла крылья обессилевшему существу. Гаргулия пронзительно завизжала. Благородная публика заткнула уши. Один взмах мечом и принцесса держала в руке окаменевшую голову чудовища.

Следующий бой предстоял Грифу. Потерявший в позапрошлой Игре сына, Джаффар без интузиазма следил за происходящем. На арену выползла ламия. На голове женщины со змеиным хвостом красовался изящный шлем, тёмные волосы ниспадали до талии. Грудь ламии прикрывал только тонкий доспех, всё остальное: живот, руки, хвост — оставались без прикрытия. В руках у неё было лёгкое копьё, которым она умело прокручивала, будто игралась.

Ламия церемонно размяла шею и, загадочно улыбнувшись, оскалилась. В лучах луны блеснули два острых клыка.

Гриф был настороже, но атаковать первым не решался. Ламия была крупнее его, да и хвост у неё был очень мощный.

— Хочешь, умереть у меня на руках? — прошептала ламия, подползая к Грифу.

— Я спою тебе колыбельную. У меня очень нежный голос, когда я пою, — у неё был и вправду очень нежных голос.

— А теперь смотри мне в глаза, — она стала обвивать хвостом Грифа, нежно напевая:

Мне не нужно много злата,

Чтобы скрасить жизнь мою.

В одиночестве я плачу,

А при людях я грущу.

Сказывают они сказки,

Меня нечестью клемя.

Только мастер стал богаче,

Попадя на свет меня.

Она пела очень тихо. Те люди, которые её слышали были поражены красотою её тонкого голоса. Она пела, как юная невинная девушка, робко и нежно.

На меня наденут цепи

И запрут в стальную клеть.

Там в подвале нет спасенья,

Всюду бродит тихо смерть.

Там повсюду стонут люди,

Позабыты имена.

А что было и что будет

— Всё едино в тех стенах.

Гриф смотрел на неё и видел красивое женское лицо. Змеиный хвост ламии уже обвился вокруг его тела. Полуженщина смотрела на него обычными человеческими глазами. Он пришёл в сознание только когда она прикоснулась остриём копья к его подбородку.

Прогнав на вождение, Гриф замахнулся свободной рукой и отрубил ламии про головы. Один, оставшейся глаз укоризненно смотрел на него даже после смерти.

Толпа аплодировала. А на арену вскоре вышли следящие трибуны. Близнецы держались за руки и смотрели на поднимающиеся ворота. Они знали, что на этот раз бой будет ещё сложнее, чем предыдущии.