Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 11

Я сидел и читал последнюю сводку от начальника СЛОНа о прошедших «фильтрацию». Из общего количества, составлявшего восемьсот человек, за месяц удалось проверить только двести. Отдельным списком шли те, кого можно сразу же выпускать — рядовые солдаты, простые горожане, работавшие в отделах правительства. И, что важно, все они проживали либо в самом городе, либо в губернии. Наложил резолюцию красным карандашом «Освободить с отправкой по месту жительства и постановкой на учет как неблагонадежных», расписался. Постановка на учет означала, что личная карточка переместится в ящик с соответствующей формулировкой, а личное дело станет пребывать в нашем архиве. Если человек ничем себя не запятнает, не проявит неуважение к Советской власти, не начнет бросаться с топором на председателя комбеда (тьфу ты, комбеды уже прикрыли), то папочка так и пролежит до лучших времен, до тех пор, пока историкам не откроют личные дела арестованных[4], а нет — всегда можно извлечь, сдуть пыль и приплюсовать к новым прегрешениям старые.

Полистал второй список. С этими что? Здесь пока много неясностей, непоняток. Взяв синий карандаш, написал: «Оставить до окончательной проверки».

А вот в этой папке у меня списки офицеров. Товарищ Троцкий уже выгреб не только кадровых, но и тех, кто получил погоны во время войны после школ прапорщиков. Проведя для таких фильтрацию в ускоренном порядке, отправил в Москву семьдесят пять человек. С плеч долой! Мне их теперь охранять не требуется, и паек им Красная армия должна предоставлять. Не иначе отправят бедолаг ротными командирами на Польский фронт, где они все и сгинут. Но это, извините, уже не моя вина, а тех, кто затеял эту авантюру. Троцкий, вроде бы, возражал, но я не помню.

Но радоваться уменьшению количества задержанных рано. Что-то убыло, а что-то прибыло. Отправил партию Троцкому, а из Мурманска прибыл очередной этап заключенных. Расстарался мой заместитель, которому поручено руководить Кольским уездом. Что б ему пусто было! И где он их и берет-то, бывших белогвардейцев? Что, не могли господа офицеры в Финляндию рвануть? Забыли, как на лыжах ходят? Ушли бы, так и черт с ними, мне хлопот меньше. А теперь ими занимайся, место ищи, паек у губисполкома выбивай.

И тут зазвонил телефон.

— Владимир Иванович, на проводе начальник Архангельской тюрьмы, — сообщил усталый женский голос. — Будете разговаривать?

— Соединяйте, — коротко ответил я, недоумевая, что могло понадобится от меня начальнику тюрьмы.

— Товарищ Аксенов, это Власов, начальник тюрьмы. Вы должны меня помнить...

— Давайте покороче, — в нетерпении перебил я.

— Товарищ Аксенов, у меня Семенова хотят забрать, а вы велели, чтобы он оставался в тюрьме вплоть до вашего распоряжения.

Я не сразу и вспомнил, кто такой Семенов. Был бы Констандополус, или Салескериди, а хоть бы Неумой-Копыто, другое дело. Семеновых у меня в списке человек десять. Потом дошло.

— Кто хочет забрать? — поинтересовался я, но ответ и так очевиден.

— Особый отдел дивизии. Сказали — приказ начособого отдела.

Первая мысль — поднять по тревоге свой взвод, ехать в тюрьму и там положить всех особистов мордами в грязный снег. Но мысль как пришла, так и ушла. Если две структуры ВЧК устроят войну в отдельно взятом городе — ничего хорошего не будет, тем более что формально этот Семенов является красноармейцем и, стало быть, у особого отдела есть на него право «первой ночи». Другой вопрос — зачем уголовник вдруг понадобился товарищу Конасову? Впрочем, об этом потом.

— Товарищ Власов, у особистов есть какие-нибудь документы на Семенова? Письменный приказ Конасова, ордер или что-то еще?

— Ничего нет, все на словах. Мол — им поручили изъять, они и прибыли.

— Скажешь товарищам из особого отдела, что отдашь им Семенова лишь по письменному приказу товарища Конасова. Дескать, этот сиделец у тебя на особом положении, его в тюрьму сам уполномоченный по Архангельской губернии определил, и под расстрел идти тебе не хочется. Будет бумажка — будет Семенов. Понял?

— Так точно, товарищ Аксенов, всё понял, — обрадовался Власов.

— Вот и молодец, что все понял. А я к тебе сейчас своих людей пришлю, с ордером, ты им Семенова и отдашь, чтобы у тебя с особым отделом мороки не было.

Я положил трубку на рычаг, хмыкнул, а потом начал выписывать ордер на изъятие из Архангельской тюрьмы гражданина Семенова. Правда, его имя и отчество я вспомнить не смог, но решил, что Власов мне иного Семенова не отдаст. Закончив, шлепнул печать и вызвал в кабинет Кирилла Пушкова — толкового парня, числившего простым оперативником, но бывшего у меня вроде «чиновника для особых поручений».

— Кирилл, возьми пару бойцов, машину и привези сюда Семенова из тюрьмы, — приказал я. — Начальник в курсе.

Отправив Пушкова исполнять приказ, прикинул, что, если особисты уже и пришли к Конасову, им понадобится какое-то время, чтобы поругаться, а потом составить какую-нибудь бумагу. Стало быть, парни успеют забрать уголовника. Так, а куда я этого Семенова дену? Стоп, а ведь у меня здесь есть небольшой карцер, я его заприметил с самого первого раза, но пока не выпало случая воспользоваться. Значит, подойдет.

На всякий случай пошел проверять. Карцер и в самом деле на месте, внешний запор наличествует, и даже есть деревянный топчан. Пожалуй, для Семенова слишком шикарно. Но комнатенку успели набить всякой дрянью — сломанной мебелью, старой одеждой. Откуда все только и берется? Пришлось озадачить подчиненных, чтобы срочно вынесли все барахло. У дежурного по ЧК теперь появится еще одна задача — присматривать за узником и, если понадобится, водить его в сортир. Кипяток у нас есть, с пайком тоже что-нибудь порешаю.

В ожидании Семенова решил позвонить в бригаду, позвать комиссара. Спешилов, как всегда, к телефону шел долго, но явился-таки.

— Здравия желаю, товарищ комиссар, — поприветствовал я друга.

— О, если из ВЧК звонят, значит им что-нибудь нужно, — насмешливо отозвался Виктор.

— Это точно, — не стал я спорить. Спросил: — Вить, ты на Конасова рапорт в политотдел подавал?

На том конце провода произошла заминка, потом вздох Виктора:

— Слушай, собирался, все некогда было. А потом решил — да ну его к черту. Конасов за своих подчиненных ответственность нести должен, но, вроде бы, особых дел натворить не успели, ты жив остался.

— Ясно.

— У тебя там что-то стряслось? — забеспокоился комиссар. — Помощь нужна? Если что — я могу рапорт прямо сейчас написать, хоть в дивизию, хоть в политотдел армии.

— Ну, сейчас уже вроде писать и смысла нет, поезд ушел, но ты держи руку на пульсе событий. Как знать, может мне помощь политотдела армии и понадобится.

Пободаться с особым отделом дивизии мне хватит и собственной власти, но союзники в этом деле не помешают. Есть, разумеется, еще и Кругликов, непосредственный начальник Конасова, в Москве есть Артузов, но это лишь в том случае, коли сам не справлюсь. К тому же, мне же и самому интересно теперь, что за рыба такая, товарищ Конасов?

Тут в дверь постучали и явился Пушков.

— Товарищ начальник губчека, арестованный Семенов по вашему приказанию доставлен, — доложил Кирилл.

— Заводи, а сам пока здесь побудь, — приказал я, а при появлении Семенова сделал радостное лицо: — Какие люди! Семенов, друг ты мой недострелянный, как же я рад тебя видеть. А ты рад? — Крепко взяв уголовника под локоток, подвел его к стулу, усадил. — Семенов, мне от тебя нужна правда и только правда. Станешь говорить или снова про честь воровскую начнешь свистеть?

— Я, начальничек, уже все сказал, — развалился уголовник на стуле.

— Товарищ Пушков, — сделал я официальное лицо, повернувшись к чекисту. — Вы подтверждаете, что подследственный пытался напасть на вашего начальника?

Кирилл, если и не понял, что сейчас будет, кивнул: