Плесень (СИ) - "Майский День" - Страница 54

От сочного духа текущей рядом живой крови у Акиве защекотало в носу, а горло скрутил спазм. Как-то бесполезно прошла аскеза, если он так легко западает на близость жертвы. Напрасно что ли оглушал себя мудрыми мыслями? Видно, зря потратил время, пытаясь вылущить суть человека из ореха вампирского совершенства. Он уже хотел предложить Эве самку, а себе оставить мелкого детёныша, когда подруга резко развернулась и толкнула его обратно в коридор.

— Что? — не понял Акиве.

— Идём! — глухо сказала Эва.

Она решительно зашагала обратно. Акиве оглянулся на близкую и беззащитную добычу, но расположение Эвы было ему гораздо дороже еды. Крыс много, а подруга одна, и другой ему судьба не подарит. Он побежал следом. Спросить в чём дело или не рисковать?

— Ты только объясни, — попросил он робко.

Эва остановилась, и он едва на неё не налетел. Она дышала тяжело как человек, и в глазах совершенно не по-вампирски стояли слёзы.

— Зачем мы всё это затеяли? У неё маленький, ты видел? У них могут быть дети, и только тем, кто способен родить потомство должен принадлежать мир. Мы лишние, нас надо просто убрать.

— Но это же крыса, — неуверенно пробормотал Акиве.

— Это мать. Ты видел, как она прижимала к себе детёныша, в нелепой надежде, что мы его не заметим, как взгляд молил: убейте меня, если вы не можете жить без крови, но его не троньте?

Акиве ничего подобного не рассмотрел: испуганная крыса с крысёнком — только и всего, но послушно кивнул. Эва оглядела его с головы до ног, и он смущённо потупился. Судя по всему, боевая подруга видела приятеля насквозь, а не рассердилась лишь потому, что тронуло её вовремя предъявленное смирение.

— Мы ведь даже не голодны, — горько сказал она. — Просто добыча подвернулась, и почему бы нет? Так легко вонзить клыки и отнять жизнь.

— Люди проделывали вещи и похуже, — осторожно произнёс Акиве.

Он совершенно не понимал, как следует себя держать. Прежде ему казалось, что Эва смелее и агрессивнее него, легче принимает решения и увереннее проводит их в жизнь. Слегка растерялся.

— Да! — горько прозвучало в ответ. — Мы взяли от людей так много. Воистину странно, что возомнили себя другими. Полно в нас человеческого, да и крысиного тоже.

— Пожалуй! — охотно согласился Акиве. — Грустно, что слишком поздно мы это поняли, но раз судьба подарила нам вечность, то дала шанс и что-то в ней исправить.

Эва грустно обняла его, мимолётно коснулась губами щеки.

— Пойдём наверх? — предложил Акиве. — Буря, наверное, скоро закончится.

Ещё не договорив, он услышал, как грохот усилился, но не сразу сообразил, что причиной нового шума была не гроза. Эва отстранилась и оскалилась. Лирическое настроение с неё словно тромбом смело. Из ближайшего коридора выскочили крысы и бросились на вампиров. Наверное, их было не так и много, но Акиве показалось, что катится волна или ползёт мохнатая змея, и грызуны сейчас затопят их с Эвой как новая стихия.

Пещеру огласил первый предсмертный визг, и Акиве тотчас бросился в свалку, чтобы помочь подруге. От недавнего умиления не осталось следа. Эва дралась яро, как и положено вампиру. Акиве ударил кулаком, непрочный крысиный череп обречённо хрустнул. Острые зубы впились в ногу, пришлось брыкаться и биться всерьёз. Звери пытались царапать, кусать, давить массой. На миг Акиве испугался, что не выстоит и упадёт. Страшная судьба быть заживо разорванным крысами не виделась вампиру и в страшных снах. Он завизжал, вонзил клыки в голую лапу, кости хрустнули, дробясь на осколки. Эва рычала рядом. Её полновесные тычки расшвыривали грызунов, расчищали дорогу к свободе.

Вдвоём они сумели проложить себе путь в один из коридоров и устремились наружу. Отдельные крысы пытались их преследовать, но быстро отставали. Повеяло мокрой свежестью и через минуту вампиры выскочили на поверхность.

Здесь ещё косо шёл дождь, но уже тонкий, хлёсткий, а не свирепый, бьющий. Тучи расходились, мелькало в проранах небо, а страшный вихрь ушёл или, может, рассыпался где-то над равниной. На земле ещё лежали градины крупные как камни. Акиве машинально поднял одну и провёл льдиной по лицу. Оно казалось неестественно горячим, словно от страха очеловечилось и налилось здоровым румянцем, какой неизбежен после физических усилий.

Эва рядом дышала коротко, неглубоко, и Акиве испугался, что она серьёзно ранена. Он встревожено повернулся, увидел искривленные губы, нешуточную ярость в милых глазах, прищур, какой приберегают обычно для прицела. Что произошло? Что такое особенно мерзкое сделали проклятые крысы? Убить их всех и мокрого места не оставить! И быстро, потому что, за отсутствием в непосредственной близости крыс, прилететь может ему.

— Эва, дорогая, пожалуйста? Скажи, чем я могу помочь? Маленькая моя, любимая…

Грозная как сама судьба. Акиве явно нашёл не те слова и уже догадывался об ошибке, но тут разглядел упущенные прежде детали. Эва молчала, а пальцы теребили дыры на прочной инопланетной ткани, кое-где острые крысиные зубы вырвали из неё целые куски. Красивая новая одежда оказалась безнадёжно испорченной. Акиве наконец-то уразумел причину подругиного гнева и почувствовал неимоверное облегчение. Всего-то! Это не фатально, можно поправить, хотя вслух своё мнение лучше не выражать. Он крепко обнял Эву, не зная, чем её утешить, но уже не опасаясь агрессии. Вот зелёные уроды: не могли сделать костюмы покрепче, сколько горя причинили бедной девушке! Акиве подозревал, что собственный его комбинезон тоже местами порван там, где добрались до него острые резцы, так что спасти положение подарком не удастся. Что же делать? Как утешить возлюбленную?

Не от большого ума, а чтобы что-то сказать он предложил:

— Может быть, пойдём на авантюру Саввы и превратимся обратно в людей?

Эва слегка расслабилась, чуть смягчились каменно-напряжённые мышцы. Она глубоко вздохнула, избывая ярость.

— И ты готов ради меня на развоплощение?

— Мне кажется, ради тебя я готов пойти на всё, — честно сказал Акиве.

Она замерла в его объятьях. Не расслышала?

— Я всегда был одиноким и от грусти с головой случался непорядок. Вот в нелепую аскезу ушёл потому, что никого со рядом не случилось, и люди тоже ушли, мир почти пропал. Война, в смысле, с ним покончила.

Акиве запутался и замолчал. Стоит ли произносить другие слова? Самые главные всегда слышны. Мимо ушей точно не пролетают.

— Ты обалденно красивая, — сказал он. — В одежде, без одежды, в грязи в крови — всегда. И сердце у тебя доброе, и замечательно приятный характер.

Эва хихикнула по-девчачьи, уютно ткнулась носом ему в плечо.

— Если бы мы были людьми, я сочла бы твоё признание предложением руки и сердца. Кажется, так это называлось у смертных?

— Ну и давай попробуем снова стать живыми.

— А вдруг ты тогда не захочешь позвать меня замуж?

— Уж поверь — захочу. Много появится желаний.

Эва счастливо засмеялась.

— Скорее всего, одно, но часто, — игриво заметила она.

Акиве улыбнулся, вдыхая мокрый запах её волос. Стоять бы вот так вечно. Напади сейчас крысы, он бы их даже убивать не стал, так слегка покалечил. Случаются минуты, когда даже вампир счастлив, и не нужна ему для этого кровь.

Ночь разгулялась звёздами, ветер стих, дождь перестал, плыли в ясном небе клочки облаков. Акиве долго ещё мечтал бы в сладкой истоме посреди разорённого города, но романтическое настроение грубо разрушил Люц.

— Ребята, вы выглядите очень мило, но стихия отбушевала, а утро придёт своим чередом. Возвращайтесь в реальный мир. Хватит с нас пепла.

Эва неохотно отстранилась, но на Люца проклятья не полетели. Девушка выглядела умиротворённой и спокойной.

— Да, ты прав. Жаль, что всё так быстро закончилось.

— Ты про грозу и тромбы? Откуда они взялись, хотел бы я знать. Никогда не видел смерчей по ночам.

— Ну, мы, вампиры, редко обращаем внимание на погоду, — сказал Акиве.

Светская беседа казалась ему сейчас бессмысленной. Зачем обсуждать вещи, в которых они ничего не понимают? Хотя, если говорить только об известном и познанном, можно вообще лишиться тем для разговора. Все трое не спеша пошли обратно. Под ногами хлюпало, а в целом прогулка вышла приятной. Люц помалкивал и не обращал внимания на то, что Акиве и Эва идут, взявшись за руки. Из деликатности так поступал или было ему всё равно? Заговорил он только, когда вернулись к историческому месту падения корабля, да и повод, надо признать, появился.