Между сердцем и мечтой (СИ) - Цыпленкова Юлия - Страница 19

Последнее явно относилось лично к Гарду. Я ответила непонимающим взглядом. После тряхнула головой и переспросила:

— О чем вы толкуете мне, ваша милость?

— Это отставка, Шанриз, — мрачно ответил барон. — Вы оказались слишком самостоятельны, и она избавилась от вас.

Отказываясь понимать услышанное, я воззрилась себе под ноги. Отставка? Отставка?! Сейчас?!! Но это же невозможно! И… и почему? Ришема больше нет, принцессу приструнили, государь благоволит мне… Горьких смех сорвался с моих губ. Ну, конечно же! Зачем я ей, когда враг повержен, и дорога к собственным желаниям ее светлости открыта?! Только я со своим своеволием и собственным мнением стояла у нее на пути. Теперь нет и меня.

— Герцогиня верна себе! — с издевкой воскликнула я. — Использовала и выбросила!

— Это еще не всё, — негромко произнес Гард. Он приблизился ко мне, сжал мои ладони и посмотрел в глаза.

— Ну, сразите же меня, — криво усмехнулась я, кажется, подозревая, что он хочет сказать.

— Она взяла новых фрейлин, — продолжил барон. — Та, что займет ваше место, прибыла ко Двору на следующий день после вашего отъезда, как гостья ее светлости, но сегодня она уже названа новой фрейлиной. Герцогиня подобрала женщину, чем-то похожую на вас. Ее волосы не так ярки, как ваши, но цвет похож. У нее тоже зеленые глаза, рост и стать походят на ваши. Должно быть, ее светлость начала искать такую уже давно…

— Отчего вы так думаете? — тускло спросила я.

— Потому что она из Аритана, Шанриз, — ответил Фьер. — Нужно было время, чтобы отправить послание и дождаться появления графини. Скорей всего, герцогиня задумала убрать вас еще летом, и сейчас ей представился самый удобный момент. Вас нет, и некому затмить южанку. Кроме аританки, ее светлость взяла светловолосую фрейлину, схожую с Серпиной Хальт, и брюнетку. Все они привлекательны, даже красивы, каждая по-своему.

— На любой вкус, — усмехнулась я.

После освободила руки, встала на ноги и отошла от барона.

— Девиц среди них нет, это молодые, но опытные женщины, и каждая готова служить герцогине в благодарность за ее заботу.

— И каждая будет не против оказаться в покоях фаворитки, — закончила я и стремительно развернулась к его милости: — А он? Что же он, Фьер?

— Мне не влезть в голову короля, Шанриз, простите, — Гард присел на угол стола. — Вчера, на Большом завтраке, государь задержал взгляд на аританке, но в нем скорей было удивление. Возможно, в первую минуту он перепутал вас, оттого и смотрел пристально.

— Я получила от него сегодня записку, — сказала я больше для себя. — Государь написал, что ждет моего возвращения… И вы, — я вскинула взгляд на барона: — Фьер, вы тоже написали, что ждете! Если вы знали…

— Я не знал, — прервал меня Гард. — Не знал, что перед вами закроют ворота дворца. До сегодняшнего дня ваше место оставалось за вами. Только два часа назад ее светлость призвала меня и отправила к вам, чтобы сообщить об отставке. А то, что решила подарить вам Аметиста, больше похоже на издевку, чем на дружественный жест.

Аметист? Герцогиня отдала мне моего любимого жеребца? Это было бы мило, если бы и вправду не напоминало издевку… И я вновь расхохоталась.

— Она должна была лично усадить меня в седло и подстегнуть коня, чтобы он мчался долой с ее глаз! — воскликнула я, ощущая приближение истерики. — Скачите, ваша милость, скачите! Вы ведь так обожаете скачки!

Меня согнуло пополам от сотрясавшего меня хохота.

— Шанриз! — воскликнул Гард. — Шанриз успокойтесь!

— Но каково! — продолжала я, не слушая призывов: — Она ведь подталкивала меня к тому шагу, после которого повернуть назад уже невозможно, а сама искала мне послушную замену?! А Дренг?! Да что — Дренг! Ни магистр, ни дядюшка не предупредили меня о готовящейся подлости! Дядюшка!

— Да откуда всем нам было знать?! — воскликнул Фьер. — Аританку привез ее муж. Они прибыли, как посланцы герцога Аританского для решения каких-то дел, к которым имеет касательство ее светлость. Но сегодня граф Хорнет отбыл, а его жена осталась, как новая фрейлина герцогини. После этого мне был дан приказ сообщить вам об отставке, привести Аметиста и вернуться, чтобы подготовить званый вечер.

— Званый вечер? — переспросила я, и моя истерика набрала ход: — Званый вечер! Ха-ха! А кто же у нас почетный гость? Сам Его… ха-ха… Величество! Вот вам новая утеха, госу… государь! Прошлая оказалась слишком… ха-ха… упрямой, — кривлялась я, перемежая слова с хохотом. — Не герцогиня, а поставщик постельных грелок! Ха-ха-ха! Ох…

Меня обожгла пощечина. Смех мгновенно оборвался, и я в ошеломлении посмотрела на Гарда.

— Простите, ваша милость, — хмуро произнес он, — но иначе вас было не остановить.

— Да, — я прижала ладонь к горящей щеке: — Благодарю.

— Шанриз, — Фьер покривился, — я не хотел причинять вам боли.

— Она хотела, — равнодушно ответила я. — У нее вышло. Простите, ваша милость, — я мазнула по нему взглядом и направилась к двери: — Сегодня я не в силах разговаривать. Вас проводят.

— Могу ли я и впредь оставаться вашим другом? Могу ли я навещать вас? — спросил барон в спину.

Я обернулась и выдавила улыбку:

— Если вы мой друг, то не станете ждать ответа. Дружба не заканчивается отставкой… если она, конечно, дружба.

— Тогда я не буду ждать ответа, Шанриз.

Кивнув ему, я вышла за дверь кабинета и встретилась взглядом с матушкой. Кажется, она стояла всё это время здесь и слушала наш разговор с Гардом. Наверное, даже поняла то, о чем я молчала до этого. Родительница протянула руку и коснулась моей щеки, на которой алел след от ладони борона. После сжала мое плечо пальцами и произнесла, глядя в глаза:

— Оно и к лучшему, дитя. Дворец не для вас…

— Не сейчас, дорогая моя, — ответила я прежним равнодушным тоном. Затем освободилась от ее руки и отступила: — Я хочу побыть одна. И… — вновь потрогав щеку, добавила, — не злитесь на Фьера, это было во благо.

— Я… слышала, — ответила она.

Отойдя от нее, я направилась прочь. Нужно было усмирить огонь, бушевавший во мне, нужно было успокоиться и подумать. Да, нужно всё обдумать…

— Проклятье, — пробормотала я, закрыла глаза и протяжно вздохнула. А недавно всё было так восхитительно…

Черная меланхолия. Кто с ней знаком, тот поймет состояние, владевшее мной. Полное безразличие ко всему, что меня окружало, — вот что стало моим верным спутником на последующие два дня. Даже Амберли была не в силах вытянуть меня из этого мерзкого существования. И если поначалу я готова была крушить всё, что попадалось мне под руку, чтобы выместить свои боль и ярость, то через день я встала совершенно спокойная, будто все мои чувства заморозили в одно мгновение.

Причиной тому стало осознание — это конец. Моим мечтам, устремлениям… чувствам. Ворота дворца закрылись передо мной. Теперь войти туда я могла только женой сановника или же… любовницей короля. Еще оставалась надежда, что государь потребует у тетушки вернуть меня, но она, сначала перейдя в твердую уверенность, к вечеру просто растворилась, потому что никто не спешил уведомить меня о том, что известие об отставке было ошибкой. И на утро третьего дня я ощутила то самое ледяное спокойствие, о котором успела рассказать.

Пережить сильные эмоции я успела еще в первый день и последующую ему ночь. У меня в голове не укладывалось, как можно так стремительно вознестись к небесам, а сразу следом за этим упасть на дно самой глубокой пропасти. Ведь вроде всего час назад я парила на радужных крыльях, полная надежд и искрящегося счастья, но где теперь мои крылья? Их сорвали с моей спины, кинули на землю и растоптали в клочья каблучками изящных дорогих туфель.

О-о-о, как же я ненавидела свою недавнюю покровительницу, как желала оказаться ей там, где была я — на дне отчаяния, черного, как непроглядная ночь. Да! Я хотела, чтобы герцогиня, так легко игравшая чужими судьбами, прочувствовала всю ту боль, испепелявшую меня. И дело было даже не в том, что она избавилась от непослушной марионетки. В этом я могла понять ее светлость.