Дом у воды (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 47

— Есть кто живой?

Маринкина бабка выглянула из-за занавески и затопотала в сенях, открывая ему дверь.

— Тебя, Сенечка, мне сам бог послал, — запричитала жалостливо.

— Что случилось, бабКлава? — добродушно осведомился он, глядя в морщинистое лицо и отмечая беспокойство в глазах и поджатые синюшные губы. — Чем помочь?

— Да вот не знаю я, — пожала плечами бабка и принялась хлопотать у печки. Арсений уселся за стол и приготовился ждать. Баба Клава просто так глупости молотить не станет. Если уж обмолвилась о помощи, значит, что-то стряслось. Знать бы что!

Но торопить старуху не имело смысла. Пока сама шестеренками в голове не прокрутит, пока не решит, с какого боку зайти, ничего не скажет. А настаивать или выпытывать толку нет. Рассердится и выгонит своенравная Яга.

Бабка поставила на стол конфеты в старой вазочке, чайник и пакетики с чаем, а потом принесла и сунула под нос Арсению тарелку с большой ватрушкой.

— Шанежки третьего дня пекла, не побрезгуй, — прошелестела одними губами и уселась напротив, чтобы любоваться, как ест большой и сильный мужчина.

Гаранин, понимая, что, вполне возможно, Клавдия Митрофановна отдала ему последнюю шаньгу, отказываться не стал. Обидится старая, потом еще прощения вымаливать. Хватит и ляльки, невесть за что одарившей его сердитым взглядом и отвернувшейся к стене.

«Что нашло?»- мысленно поинтересовался Арсений и, отмахнувшись от грустных думок, пристально глянул на бабу Клаву.

— Так что случилось, Клавдия Митрофановна?

— А случилось, — прошамкала старуха и снова уставилась на него немигающим взглядом. А после, вздохнув, зашептала заговорщицки: — Ты это… Сеня… Тут Павка днем прибегал, говорит, Генка с Петькой совсем умом тронулись. Вроде напились Надиной наливки и с ума сошли. Уверяли его, что леший в тебя вселился и теперь ты повсюду.

— Что? — не понял Гаранин. — Что за чушь?

— Вот и я о том же, — вздохнула баба Клава. — Генка с Петькой сегодня к новым туристам заходили, так один из них прям копия ты. А Павка говорит, что ты с этими нахалами, что Демьянкину хату самовольно отперли, не знаком.

— Нет, — отмахнулся Арсений. — А зачем наши придурки к пришлым сунулись? Водка закончилась?

— А вот не знаю, — хмыкнула старуха. — Люба в Крушинино сестре звонила, так та тебя в это же время около Андрюшкиных ворот видела. А Генка с Петькой уверяют, что беседовали с тобой в

Демьянкиной хате.

— Я и был в Крушинино, — пробормотал Гаранин. — Со Светой и Олеськой. Спроси свою правнучку, она не соврет.

— Да ясное дело, — махнула высушенной рукой бабка. — Только не пойму, что происходит, Сеня. В нечистую силу я не верю. Генке с Петькой мало ли что примерещится по пьяни. А вот зачем они к туристам этим заходили, ума не приложу.

— Я разберусь, баба Клава, — заверил Гаранин. — Не беспокойся, ради бога. Зайду сейчас к пришлым и разузнаю, зачем к ним наши приходили.

Арсений, посчитав проблему решенной, откусил большой кусок шаньги и принялся яростно пережевывать.

«Странное дело, — хмыкнул он про себя. — Своего родного брата я назвал «пришлым», а местных придурков, не имеющих ко мне никакого отношения, «нашими». Что же это у меня с башкой делается?» Попив чаю и схомячив шаньгу, Арсений взял небольшой пакет с творогом, приготовленный специально для Олеськи, и направился к выходу.

— Спасибо, баба Клава, — пробормотал он, доставая из кармана пятихатку.

Старуха поморщилась, но деньги взяла, памятуя давний уговор. Еще при жизни Марины возник конфликт между Клавдией и ее младшей внучкой. Олесе требовался творог, но Марина не всегда за ним поспевала, иногда баба Клава умудрялась продать. И Гаранин принял решение творог у старухи покупать.

— У нее дохода только мизерная пенсия и копеечка с продажи молочки, — объяснил он тогда Марине. — Никто из вас ей не помогает. Тем более что молоко и сливки она передает для Олеськи бесплатно.

— Как же, — усмехнулась Марина. — Ей поможешь. Она помощи не примет, денег тоже.

— У меня возьмет, — скривился Арсений. — Я ей чужой.

С тех пор так и повелось. А теперь уж тем более, сам бог велел.

— Давай я и за сливки заплачу, — предложил Гаранин, ставя в холщовую сумку пластмассовую бутылку.

— Нашелся богатей, — отмахнулась бабка. — Олесеньку целуй. Как подумаю, что увезет ее Света, так слезы наворачиваются. Одно успокаивает, ты рядом будешь…

Арсений кивнул, но разубеждать старуху не стал.

«Рядом не рядом, какая разница! — пробубнил он, заводя двигатель. — Хватит с меня жен. Один раз обзавелся — и достаточно. Пусть теперь Севочка разгребает!

Из окна кухни Света зачарованно смотрела, как из кромешной тьмы вынырнул яркий луч и понесся к дому, освещая округу. Гаранин. Вот он заехал во двор, остановил Ямаху. В огнях фар Света заметила, что легкое раздражение, накатившее на Арсения днем, сменилось злостью. Насупленный строгий вид и стиснутые зубы говорили, что к Джину лучше не подходить. Чревато.

Она отошла от окна и, глянув на Севу, допивающего чай из большой красной чашки, осведомилась:

— Может, еще чайку?

— Нет, — мотнул головой Сева.

В этот момент распахнулась дверь, и в кухню ввалился Гаранин. Цепким злым взглядом оценил обстановку и заметил ехидно:

— У нас тут что, чайхана открылась?

— Мы собирались поговорить, — не отводя взгляда, заметил Сева. Он скосил глаза на конверт, где с обратной стороны Олеська рисовала цветы, и бросил тихо: — Но полагаю, разговор не состоится. Письмо ты не читал.

— И не собираюсь, — рыкнул Сеня, передавая Света сумку с молоком и творогом. Он стянул ботинки, кинул в сторону куртку и только потом, усевшись напротив брата, заявил сердито:

— Отчего же не поговорить с хорошим человеком. Обязательно!

Света раздраженно глянула на обоих братьев и, забрав Олесю, покинула кухню.

— А письмо читать ты собираешься?

— Нет, — мотнул головой Сеня, рассердившись, хотя сам не мог понять, чем его так расстроил уход Светы. — Я и так знаю, что там написано, а у меня еще старая лапша с ушей не обсыпалась. Я в этом спектакле не участвую, — И, глядя на расстроенное лицо брата, усмехнулся криво. — Могу позволить. Меня ваша трогательная история любви не касается. Да и отцу моим мнением подтереться…

— Тогда о чем говорить, — горько протянул Сева. — Толку…

— А я тебе сейчас объясню, в чем толк, Севочка! — рыкнул Арсений. — Отцу передай, что мне ваша любовь-морковь по барабану. А вот ты мне лучше объясни, с кем сегодня беседовал задушевно?

— Мужики какие-то приходили. Хотели познакомиться с человеком, набившим тебе морду.

— Это все?

— Нет.

— Мне из тебя клещами вытягивать или сразу в глаз дать?

— Да я тебя так отделаю…

— Зачем к тебе приходили местные?

— Да чушь какая-то! Стали буровить про икону и какого-то покупателя, а потом убежали.

— Ясно, — кивнул Арсений и добавил глухо:- А сразу почему не сообщил?

— Так не думал, что это важно, — отмахнулся Всеволод. — Какая-то пьянь, мало ли что им привиделось…

— В том-то и дело, что они, вероятно, хотели тебя взять в сообщники. Тогда ясно стало б, кто за ними стоит. To, что они икону из церкви хотят украсть, я давно подозреваю, а вот кто заказчик, понятия не имею.

— Установи сигнализацию…

— Давно поставил. Но угадай, куда сигнал приходит?

Сева уставился на брата, мысленно прикидывая, что оповещение получить и быстро на него среагировать может только Арсений.

— То-то же, — хмуро рыкнул Сеня. — Если я в сортире на пять минут задержусь, при определенной сноровке икону можно запросто умыкнуть.

— Что предпринять собираешься? — поинтересовался Сева. — Можем помочь, — и добавил поспешно: — Это к письму не имеет никакого отношения. Все-таки мы братья и терять тебя я не желаю.

— Да ничего со мной не случится, — поморщился Арсений. — Мужики эти, ты сам заметил, хлюпики.

— Они могут взять заложников, — передернул плечами Сева. — Ребенка или Свету.