Лабиринты Роуз (СИ) - Абалова Татьяна - Страница 12

Поцелуй вышел коротким. Роуз не смогла понять, понравилось ей или нет, потому что чувство стыда, неправильности происходящего, заставило ее прервать ворованный поцелуй — горячие, сухие губы не ответили.

Принцессу злили ее беспомощность, неумелость, растерянность, а неизвестное будущее, кара за побег страшили. Не зная что делать, забыв о собственных ранах и неприглядном виде, Роуз легла рядом с Петром, привычно уложив голову на его руке. На всякий случай обняла, тесно прижавшись, и уснула.

Роуз увидела удивительный сон — она опять готовилась к свадьбе с Руффом. Сновидение до мелочей повторяло все то, что происходило на самом деле.

Ослепительный свет весеннего солнца тонкими лучами пробивался сквозь прорехи плохо задвинутой занавеси. Когда ветер тревожил ее, лучи превращались в снопы света, что заставляли щурить глаза. Зеркало, отражая солнце, тоже слепило.

Роуз никак не могла рассмотреть в чередовании солнца и тени, что же делают с ее волосами? Слышался нестройный гул голосов фрейлин матери, швей, перешивающих ее платье (невеста опять похудела), служанок, снующих туда-сюда с напитками и сладостями, горничных с букетами цветов, что продолжает присылать Руфф.

В каждом из букетов Роуз находила очередной драгоценный подарок жениха и записку со словами любви.

Кто-то догадался закрыть жалюзи, и Роуз смогла увидеть свое отражение.

Нет, башня из ее белокурых волос ей не нравилась. Но в ответ на попытку протеста, последовала долгая и убедительная речь графини Шеннон — старшей фрейлины матери. Оказывается, венец из драгоценных камней требует именно такой высоты и пышности. Мысль о невозможности переспорить и изменить что-либо, раздражала больше, чем сама прическа, поэтому Роуз сдалась.

«Делайте, что хотите».

Загар на лице, полученный во время утренних прогулок к реке, тщательно запудрили. Последовали заверения Шеннон, что невеста обязательно должна быть бледна. Глаза, и без того отличающиеся четкими линиями длинных ресниц, густо подкрасили. Непрестанное восхищение необычным оттенком глаз невесты, ставшим будто бы еще более выразительным после темной подводки, смущало. У Роуз глаза отца — орехового цвета. Ни она, ни ее брат не унаследовали голубой, кристально чистый цвет глаз матери. От Свон ей достались светлые волосы и похожее сложение тела.

Роуз рассмеялась, не замечая вопросительный взгляд Шеннон. Ей не хотелось бы иметь тело отца, увитое, словно виноградной лозой, мышцами, натренированными в боях и походах. Отец с Генрихом были похожи. Оба имели поджарые фигуры, высокий рост, темные вьющиеся волосы. Оба были красивы.

Отец — молодец, никогда не подавал повода к ревности. Хотя Роуз видела, как та же самая Шеннон растекалась патокой в присутствии наследника Эрии. А вот брат, как когда-то Петр, утром выпроваживал из своих комнат женщин. Слава Богу, он не путался с прислугой!

Мелькнула мысль о Руффе. Интересно, он тоже заводит интрижки? Ведь она столько раз отказывала ему в близости и научилась понимать, когда мужчина возбужден. Какую жизнь он ведет без нее? Нет, не может быть, чтобы он ей изменял. Он любит невесту и не позволил бы разрушить их свадьбу грязными связями. Она же держит себя в руках и не допускает даже мысли, что до нее дотронется не тот, кому она предназначена? Роуз обязательно подарит свою девственность любимому Руффу в день свадьбы.

Роуз всмотрелась в зеркало. Стараниями хлопочущих вокруг нее женщин, она из девчонки превратилась во взрослую даму.

Принцесса сморщила лоб — она выглядит значительно старше с этим ярким цветом губ.

Не говоря ни слова, она взяла салфетку и стерла губную помаду.

— Но… — всполошилась недовольная фрейлина.

— Помада лишняя, — уверенно заявила Роуз, призывая маму в свидетели. — У меня пухлые губы, достаточно будет розового блеска.

Тут же пошли заверения, что она права. «Так действительно лучше», — всплеснула руками Шеннон, и пудра снежинками посыпалась с ее праздничного парика на открытые плечи. Ни для кого во дворце не секрет, что Шеннон в погоне за модой, применяя чудодейственные краски, облысела. Теперь она густо пудрила парик, уверенная, что седина ей к лицу, и ярко красила щеки. И у нее такие же черные ресницы и подводка, что сейчас красуются на лице Роуз. Это натолкнуло на мысль, а не пойти ли умыться? Пусть бы невеста осталась загорелой с веснушками на носу, лучше бы глаза красил блеск счастья, а не искусственные тени, делающие взгляд таким рассеянным. Руфф любит ее, и не важно, как она выглядит.

Зачем делать талию тоньше, если дышать она сможет через раз? Зачем ворох юбок, расшитых шелком, украшенных кружевом и драгоценными камнями, если наряд стал неподъемным и каждый шаг, даже при примерке, давался с трудом? Ах, да. Того захотела будущая свекровь.

Холодный взгляд правительницы Бреужа заставил поежиться и втянуть голову в плечи. Но Роуз, став королевой Северной Лории, не часто будет встречаться со свекровью, поэтому она, наверное, в первый и последний раз отдавала дань желаниям матери Руффа — невеста будет блистать тысячами драгоценных камней, показывая всему свету богатство Эрии, и теша тщеславие родителей жениха.

Роуз самой ничего этого не надо. Помня давнее гадание, принцесса свыклась с мыслью, что наденет венок из полевых цветов и босая пойдет к алтарю, так некстати забыв, что нельзя верить всяким глупостям. Какой венок у принцессы? Только венец из чистого золота, украшенный цветами из драгоценных камней.

Роуз опять посмотрелась в зеркало. Вокруг никого. Портнихи оставили на кресле тяжелое свадебное платье, туфельки блестели алмазной пылью и только ждали того момента, когда их наденет невеста.

Вдруг на зеркале появились трещины и расползлись густой паутиной. Роуз опять не узнала себя. На выбеленном лице откуда-то появились пятна грязи, ссадины и капли крови.

— Что же ты наделала, Роуз? — услышала она даже не упрек — вздох сожаления. До боли знакомый голос.

Порыв ветра, голоса…

Ненавистное, пугающее «Взять!»

И кто-то оторвал ее от того, с кем ей было удобно, надежно…

Открыв глаза, понимая, что происходящее уже не сон, Роуз увидела каменные ступени, по которым ее куда-то волокли. Ногам было больно, и Роуз не оставляла попытки встать и идти самой, но никак не поспевала за стремительными шагами мужчин, чьи сапоги мелькали у самого лица.

Ее безжалостно тащили вниз. Она закричала. От боли в спине, где подсохшие царапины горели огнем, от обиды, что уснула и теперь не знает, жив ли Петр, от стыда, что так и не переоделась, и обитатели замка увидят ее грязное, израненное тело, просвечивающее через разорванную ткань тонкой рубашки.

— Петр! — закричала Роуз, но ничего не услышала, кроме шаркающих по ступеням шагов своих мучителей.

Когда Роуз выволокли наружу, яркий свет заставил ее зажмуриться. Ее бросили недалеко от галереи, на траву, по которой она шла ночью. Но теперь на принцессе не было халата, только ее свадебная нижняя рубашка, которую выстирал Петр, а Роуз нашла и надела. Как хорошо, что хоть она осталась на ней! Пусть разодранная ткань не сильно прятало тело, но сев и обхватив себя за колени, Роуз тешила себя тем, что нагота скрыта от глаз надсмотрщиков.

Те стояли рядом, тихо переговариваясь на незнакомом языке, и чего-то ждали.

Роуз огляделась. За деревьями, буквально в нескольких шагах от нее, находился тот самый шатер, где развлекались ночные любовники. Как можно было заблудиться на небольшом пятачке? Темнота и страх погнали ее совсем в другую сторону от башни. Сейчас она жалела, что покинула ее. Ох, как жалела! Разве ей было там плохо?

Приближающиеся голоса заставили повернуть голову в сторону галереи. Двое крепких мужчин тащили по-прежнему бесчувственное тело Петра. Его голова свисала между вывернутыми руками, ноги оставляли широкий след на влажной от утренней росы траве.

Глаза Роуз защипало от слез.

— Его в подземелье, ее ко мне, — властный голос отвлек от угрызений совести.