Прости меня луна (СИ) - Абалова Татьяна - Страница 48

«Пошлю служанку в модную лавку за новым», — последняя мысль, что мелькнула в голове девушки перед тем, как ее умело поцеловали.

Дождавшись, когда из соседней лавки принесут одежду, похожую на испорченную, Стефания неторопливо, даже как-то рассеянно, оделась. Рейвен больше мешал застегивать пуговицы, чем помогал, но его гостья оставалась равнодушна что к ласковым прикосновениям, что к нарочитой вседозволенности. Лишь когда перешел все грани, она за волосы оттащила мужскую голову от своего плеча, на котором алела печать крепкого поцелуя.

— Что же ты липнешь, словно кровосос, — без особого беспокойства в голосе произнесла Стефания, мельком взглянув на свое отражение в мутном зеркале. Она пресытилась, и ее мысли были уже далеко. Небрежно собрала волосы на затылке, заколола принесенными из той же лавки шпильками. Направляясь к двери, провела кончиками пальцев по шее, на которой после мимолетного прикосновения не осталось и следа от жарких поцелуев.

«Вот так же походя она, наверное, возвращает свою девственность», — колдун стиснул зубы. И ведь не желал ломать игру любовницы, но мелкий засранец, сидящий в нем, тыкал в желудок вилкой и призывал оставить на ее теле памятный знак, который непременно приметил бы более удачливый соперник. Хоть так, но омрачить минуту чужого постельного ликования. А все потому, что не он, сильный маг и опытный любовник, по которому когда-то сходили с ума женщины королевского двора, а увалень Дак Шовеллер будет числиться в ее женихах. Его так запросто не отошлют с опасным поручением вытащить на свет очередную тайну эрийской семьи.

«И что теперь? Опять отправит в Дохо и Окайро? Или на этот раз в Северную Лорию, чтобы выведать что-нибудь эдакое о Петре? Ох, и глубоко копает, глубоко! Как бы саму не завалило!»

— Найди мне бахримана, — Стефания, открыв дверь, обернулась. Собаки быстро поднялись, готовясь следовать за хозяйкой. — И пожалуйста, постарайся, чтобы он был молод.

— Зачем тебе?

— Нужно в Тонг-Зитте кое-кого навестить.

— А на драконе?

— Полмесяца в пути? Только дорога бахримана не займет много времени.

— Но ты же знаешь, что, вступив на путь бахримана, привяжешь его к себе навсегда, — из-за накатившегося раздражения Рейвен не мог попасть в рукав рубашки. В конце концов он смял ее и зашвырнул под кровать. Сдернул простыню и завернулся по самую шею. Нагота вдруг сделалась стыдной. — Переспав с мужчиной из Сулейха ради того, чтобы он водил тебя порталами, а это, Стеф, непременное условие, иначе никак, ты сделаешь его своим рабом.

— Пусть. Такой мужчина — весьма полезная в жизни вещь.

Дверь хлопнула.

Колдун вдруг ясно ощутил, что и он для Стефании всего лишь вещь.

«Рано или поздно бахриман захочет освободиться. Он убьет тебя, Стеф».

— Мне кажется, я схожу с ума, — Петр стоял у окна и смотрел на зеленую лужайку, где в окружении нянек резвились его сыновья-погодки. Роуз сидела чуть в стороне, куталась в шаль, и время от времени отрывала взгляд от книги. У Петра защемило сердце. Что будет с ней, если признаки надвигающегося безумия подтвердятся? Не сослужил ли он всем им плохую службу, выпросив у краснокрылого бога покоя в семейной жизни, который не свойственен бахриманам?

Да, волнение за любимую женщину никуда не делось, но ушли зависимость и корежащая боль, чувство, что его испивают до дна, капля по капле лишая магии. Он действительно все эти годы был счастлив, как и обещал Гаюрд. А что теперь? Безумие как расплата?

— Что случилось, милый? — Свон подошла сзади, обняла, прижалась щекой к спине. Присутствие приемного сына ее успокаивало, на время унимало тоску по Генриху. Но стоило Петру и Роуз с малышами вернуться в Северную Лорию, как печаль наваливалась с новой силой. Да и с Эдуардом как-то разладилось.

Смерть сына они переживали порознь. Супруг все время находился в разъездах, объясняя свое отсутствие государственной необходимостью, а Свон чувствовала, что он просто не может смотреть ей в глаза, считая себя виноватым. Оставил Генриха одного, хотя знал, что надвигается нечто ужасное. «Наш сын возмужал и может принимать самостоятельные решения». Будущий наследник. Гордость отца. А ему-то всего двадцать один. Было. И останется навсегда. Совсем мальчишка.

Она вызывала мужа на откровенный разговор, увещевала, плакала, даже молила, он соглашался, что зря корит себя, а наутро все равно уезжал.

— Мерещится всякое, мама… — Петр развернулся, заключил Свон в объятия, погладил по рано поседевшей голове. Пшеничные пряди густо переплетались с посеревшими. Голубые некогда глаза от слез будто выцвели. — Не хотел говорить, но ты должна знать, что со мной происходит. Если вдруг… Если вдруг я сделаюсь безумцем…

Ее непроизвольное движение рук, вцепившихся в его одежду, заставило пожалеть о произнесенном. Матери и так горя хватает.

Она застыла в ожидании пояснения, глаза наполнились страхом.

— Я вижу ребенка, которого нет. Девочку, одетую по тонг-зиттским обычаям. Черноволосую, лет пяти-шести. Она подглядывает за мной из-за занавески или вдруг появляется у изножья кровати. А то прячется в тени коридора. Но стоит подойти ближе, как она тут же исчезает, словно призрак…

Свон взяла себя в руки. Не стоит показывать, что ей страшно.

— А ты не пробовал с ней заговорить?

— Она не отвечает. Роуз как-то вошла следом в спальню… — Петр обернулся на окно, за которым послышался детский плачь. Упал младший сын.

— И что?

— Она решила, что я заболел и разговариваю сам с собой. Понимаешь, эта странная девочка показывается только мне. И никогда, никогда, когда в комнате кто-то третий. Я боюсь, мама…

— Мой сын, мой добрый, мой сильный сын, — Свон провела рукой по скуле Петра, тот откликнулся, прижав ладонь к губам, — ничего не бойся. Когда-нибудь мы вернемся к прежней жизни, я верю. Мы слишком измотаны нашими несчастьями. Смерть Генриха… — она силой воли остановила рвущийся всхлип. — И даже не думай, что ты безумен. Я не знаю человека более смышленого, более рассудительного, чем ты. Девочка всего лишь призрак, одно из тех явлений, которое как появляется неизвестно откуда, так и исчезает непонятно куда. Ты уедешь, а фантом останется здесь, с нами. Они всегда привязаны к одному месту.

— Но она не призрак, мама. И я видел ее в нашем замке в Северной Лории. И в Дохо, куда ездил, чтобы встретиться с Гри. Девочка всюду следует за мной. Стоит и смотрит с немым укором. Я с ума сойду от этого взгляда.

Приемный сын опустился на колени, прижался лбом к животу Свон.

— Мама, я в ней вижу себя. Она… она, будто моя дочь…

— Ну перестань, милый. Откуда взяться дочери?

— Из Лабиринтов, — Петр поднял больные глаза. — Шесть лет назад я жил в Лабиринтах.

— У… У тебя там кто-то был?

Петр неуверенно кивнул.

Свон опустилась на пол рядом с сыном. Ее глаза наполнились слезами. Прижала кулак ко рту, не давая вырваться словам, которые тут же произнес сам Петр:

— Мама… Это единственное разумное объяснение, почему девочка появляется и исчезает.

— Она идет дорогой бахриманов…

— Да.

— Кто ее мать? — больно задавать такие вопросы. Очень больно, но она должна знать. И как теперь быть с Роуз? Молчать или открыться дочери? Оба варианта так себе….

— Принцесса драконов Солнце. Я так думаю… — увидев, как гневно блеснули глаза Свон, исправился, — я почти уверен. Навряд ли я не заметил бы, если бы Лолибон родила.

— Ох! — Свон уткнулась лицом в ладони. Она понимала, что трудно оставаться праведником при королевском дворе тысячи лабиринтов, где беспутство и насилие чуть ли не воспевались, но Шиншилла… Эрийская шпионка, ставшая правительницей. Любовница мужа, а потом и сына. Бывшая… Уже почти шесть лет как мертвая.

— Ты не думай, — Петр наклонился, коснулся губами волос матери, — я не был так испорчен. Я… я не сдавался…

Свон вспомнила шрамы на спине сына. Еще большие шрамы Шиншилла оставила в ее душе.