Не видя звёзд - Панов Вадим - Страница 5

– Почему?

– Потому что это полиция, – сообщил Аксель.

При этом Южир мог поклясться, что длинный эрсиец ни разу не взглянул в его сторону!

– Меня сейчас стошнит, – пожаловался второй шезлонг.

– Из-за полиции?

– Просто так.

– Ты – медикус, сделай что-нибудь.

– Могу подойти к борту.

– И всё?

– Могу не подходить, – подумав, ответил тот, кого Крачин назвал медикусом.

– Нет, лучше подойди.

– Не уверен, что успею.

– Тогда меньше болтай.

– Зачем мы взяли билеты на утренний паром?

– Паром уходил в три пополудни.

– Я ведь говорю: ранний…

Мужчина из второго шезлонга закашлялся и поднялся.

Альваро Хасина, корабельный медикус «Пытливого амуша», был высок, почти как Крачин, и очень худ, чем напоминал марионетку. Однако основное внимание привлекала не столько худоба, сколько голова медикуса – формой она удивительно походила на яйцо. Впечатление усиливалось тем, что волосы у сорокалетнего медикуса оставались только за ушами да на затылке, и яйцо открывалось взглядам окружающих во всём своём великолепии. Большое яйцо с большими ушами. Альваро был отличным медикусом, во время стоянок «Амуша» подрабатывал в городской больнице и как-то вылечил племянника Южира от подцепленной в Маркополисе гидры. О чём племянник вспоминать не любил, потому что нехорошая болезнь едва не стоила ему свадьбы.

– Действительно полиция, – пробормотал Хасина, проходя мимо синьора капитана.

– Добрый день, – зачем-то сказал Южир.

Ответа не последовало, поскольку медикус как раз добрался до борта.

И оказался возле Галилея Квадриги, корабельного астролога «Пытливого амуша», который, собственно, и был источником привлекшего полицейских запаха. В смысле его источником была трубка, которой астролог беспечно пыхтел, с интересом разглядывая бескрайнее озеро Даген. Самое большое на Линге. По праву называемое «морем Кахлесов». Берегов сейчас видно не было, поэтому рассеянный взгляд Галилея скользил по волнам, изредка задерживался на кружащих вокруг парома чайках, спотыкался о само судно, но ни разу не нашёл ни синьора капитана, ни вахмистра. Полицию астролог в упор не видел.

А полиция смотрела на него и не знала, что делать, по той простой причине, что корабельные астрологи обладали официальным разрешением от всех властей Герметикона на нарушение всех связанных с веществами законов.

– Я говорил, что сюда лучше не ходить, – пробубнил матрос, с трудом сдерживая смех.

И Южиру захотелось его арестовать. За препятствование правосудию, например. За то, что вредный матрос сразу не сказал, кто арендовал верхнюю палубу.

– Пусть принесут ещё пива, – распорядился Аксель, закрывая глаза. – Хватит пить вредную минералку – от неё у Хасины сделались судороги.

– Слушаюсь, синьор Крачин, – рявкнул матрос и бросился исполнять.

Сам Хасина по понятным причинам от комментариев воздержался. Офицеры продолжали демонстрировать запредельное хладнокровие, никак не реагируя на присутствие представителей законной власти, справедливо полагая, что сами служат этой самой власти, ничего такого не сделали, а значит, могут игнорировать кого хотят. Что же касается Южира, то придя в себя после первого шока, он почти собрался уйти, но задержался, слегка обиженный равнодушным отношением к своей, безусловно, значимой персоне. И с каждой секундой ситуация становилась всё более непонятной, то есть непредсказуемой, поскольку обида нарастала, а физиономия полицейского багровела.

Но в тот самый момент, когда показалось, что скандал неминуем – как раз внесли пиво, – к обиженному Южиру подкатил невысокий кругленький человечек и улыбнулся, как родному:

– Синьор капитан!

– ИХ, – выдохнул полицейский.

– Как приятно, что вы меня помните.

– Давно помню…

– Да… история нашей дружбы насчитывает не один год, – пустился в воспоминания суперкарго. – В ту зиму меня изрядно потрясла чимпанская лихорадка, которая завершилась неприятными высыпаниями.

– Тем не менее тебя не повесили.

– И правильно, надо сказать, сделали, – расплылся в улыбке кругленький.

Знакомство Иоахима Христофора Бабарского с жителями патриархального Даген Тура началось с небольшого мошенничества и как следствие – с оперативного решения местного судьи о повешении нахального инопланетника. Это своих лингийцы могли судить годами, тщательно обсуждая предыдущую жизнь оступившегося соседа, а с инопланетниками особо не церемонились. ИХ уже попрощался с жизнью, но на его счастье в Даген Тур вернулся Помпилио, и судьба незадачливого мошенника совершила лихой поворот. Узнав, что его обычно спокойные, но временами буйные подданные вновь собрались кого-то вешать, Помпилио затребовал материалы дела, потом переговорил с ИХ, оценил уровень его пронырливости как интересный и принял решение о помиловании. Потому что ему как раз требовался толковый суперкарго. С тех пор Бабарский служил на «Пытливом амуше», знал поимённо всех жителей Даген Тура и со всеми раскланивался. Тем более с начальником полиции.

– Решили заглянуть на верхнюю палубу, синьор капитан? Тоже нужно проветриться?

– В смысле?

– Свежий воздух ещё никому не вредил. Особенно по утрам.

– День к вечеру идёт.

– Именно это я и имел в виду, синьор капитан.

Южир понял, на что намекает ИХ, собрался возмутиться, но передумал, сообразив, что никто, кроме Бабарского, с ним разговаривать не станет.

– Я посещал Челлингрид для участия в полицейской конференции.

– Мы слышали о ней, – подтвердил Бабарский. – И старались не появляться в том районе, где вы… где ваши коллеги… гм… В общем, мы старались не появляться.

– Весьма предусмотрительно.

– Поэтому мы – офицеры, синьор капитан, нам положено быть предусмотрительными.

– Были бы предусмотрительными – возвращались бы завтра, – громко произнёс Аксель.

– А что бы изменилось?

– Пожалуй, ничего, – подумав, согласился Крачин. После чего сдул пену и одним глотком опустошил половину кружки.

Господин полицейский капитан изволили посмотреть на старшего помощника с некоторой завистью. И не зная, как напроситься на угощение, поинтересовались:

– То есть вы развлекались в Челлингриде?

– Да как сказать… – протянул Бабарский. – Скорее отдыхали. Цепарская жизнь полна опасностей, знаете ли…

Помпилио запрещал офицерам шуметь в патриархальном Даген Туре, да и шуметь, говоря откровенно, в нём было особо негде, поскольку из тонких развлечений Даген Тур предлагал исключительно трактиры с известным набором спиртного. Вот и приходилось посещать крупные города, благо до Скокконбриджа было всего два часа на поезде, а до Челлингрида – четыре, но по озеру, прогулки по которому Бабарский весьма любил. Города эти нельзя было назвать эпицентром разврата, однако развлечений хватало, и на репутации мессера Помпилио похождения офицеров никак не отражались.

– К тому же в Челлингриде есть несколько замечательных клиник, а мне как раз требовалось посетить хороших медикусов, способных разобраться с букетом моих смертельных заболеваний…

Словоохотливый Бабарский очень любил делиться с собеседниками трагическими диагнозами, которые сам себе ставил и с которыми мужественно сражался. Вот и сейчас он собрался оседлать любимого конька, сообщив:

– Вы тоже заметили, что здесь очень дует?

Но при этом неожиданно помог полицейскому вернуться к позабытой, было, теме:

– Здесь действительно дует… – громко произнёс Южир, направляясь к Галилею. – В смысле кто-то дует.

– Какой интересный сленг, – пробормотал семенящий слева ИХ. – Употребляете?

– Ты ведь знаешь, что нет, – резко ответил капитан. – Вихель запрещён.

– А когда не на службе?

– На что ты намекаешь?

– Дело в том, что вчера я случайно оказался в трактире «Пятнистая пятница», в котором коротали вечер ваши коллеги… уставшие после конференции… и я…

– Об этом тебе лучше помалкивать, – с прежней резкостью оборвал суперкарго Южир. И остановился перед Квадригой. – Дуешь?